Прошла неделя. Марина почти не разговаривала с Костей, а он, казалось, и не замечал этого. Каждый вечер в их квартире снова звучали чужие голоса, смех, музыка. Она научилась различать эти голоса, даже не выходя из спальни: визгливый смех Вики, басовитые шутки Павла, пьяные философствования Стаса.
В тот вечер всё началось как обычно. Марина сидела в спальне, пытаясь читать, когда входная дверь распахнулась, впуская очередную компанию. На этот раз они принесли караоке. Через час от фальшивого пения дрожали стены.
Марина отложила книгу и медленно подошла к шкафу. Достала небольшую дорожную сумку — ту самую, с которой они с Костей когда-то ездили в свадебное путешествие. Сложила самое необходимое: одежду, документы, косметичку. В боковой карман положила старую фотографию, где они с мамой пьют чай из той самой вазы.
Выпрямившись, она посмотрела на себя в зеркало. Из отражения на неё смотрела женщина с уставшими глазами, но решительным взглядом. Она провела рукой по волосам, поправила блузку и взяла сумку.
Когда Марина вышла в гостиную, первой её заметила Вика. Она как раз заканчивала очередной куплет, фальшиво растягивая ноты. Микрофон выпал из её рук, когда она увидела сумку в руках хозяйки дома.
— Ой, а куда это наша Мариночка собралась? — пропела она с деланной заботой.
Костя, державший в руке бокал вина, обернулся. Его глаза расширились, когда он увидел сумку:
— Марина, ты куда?
Она окинула взглядом гостиную: недопитые бокалы, разбросанные закуски, чьи-то ноги на диване. Всё как всегда. Но сегодня что-то было иначе. Иначе было в ней самой.
— Веселитесь дальше без меня, — произнесла она спокойно, но в этом спокойствии была такая сила, что музыка стихла сама собой. — Я ухожу.
— Как это... уходишь? — Костя поставил бокал и шагнул к ней. — Куда?
— Туда, где есть уважение и тишина, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Туда, где я смогу спать по ночам. Где не будут топтаться по моим воспоминаниям и чувствам.
В комнате повисла звенящая тишина. Было слышно, как где-то капает вода из крана — кап-кап-кап, словно отсчитывая секунды.
— Мариш, ты что, серьёзно? — Костя нервно усмехнулся. — Из-за чего весь сыр-бор? Из-за того, что мы немного пошумели?
— Немного? — она горько улыбнулась. — Ты даже сейчас не понимаешь. Знаешь, что самое страшное, Костя? Не шум. Не эти вечеринки. А то, что ты перестал меня видеть. Перестал слышать. Для тебя я стала просто тенью в собственном доме. Невидимкой, которая мешает веселиться.
Она направилась к двери. Костя дёрнулся следом:
— Подожди! Давай поговорим...
— Мы уже говорили, — она остановилась в дверях. — Много раз. Но ты не слышал. Может быть, тишина научит тебя слушать.
Дверь закрылась за ней мягко, без стука. В гостиной стало так тихо, что звон в ушах казался оглушительным. Гости переглядывались, не зная, куда деть глаза. Вика нервно теребила микрофон.
А Марина поднималась по лестнице, чувствуя, как с каждым шагом становится легче дышать. Она знала, куда идёт. Нина Михайловна уже ждала её с горячим чаем и чистой постелью. Сегодня она наконец показала свою границу. И пусть Костя не сразу её увидел — теперь у него будет время, чтобы понять.
Первые дни после ухода Марины Костя жил словно в тумане. Гости разошлись в ту же ночь, неловко прощаясь и избегая смотреть ему в глаза. Вика попыталась что-то сказать напоследок, но он только махнул рукой — уходите все.
Утром он впервые за долгое время проснулся в абсолютной тишине. Нет, не в той уютной тишине, которая бывает, когда в доме спят любимые люди. А в той — звенящей, пустой, от которой закладывает уши. Он встал и медленно пошёл по квартире, словно впервые видя её.
Вот следы от каблуков на журнальном столике — том самом, который выбирала Марина. Диван с винными пятнами — на нём они когда-то сидели вечерами, делясь новостями дня. В углу осколки вазы, которые она не успела выбросить. Костя опустился на колени, поднял один из них. Голубой фарфор хранил тепло чьих-то рук — может быть, Марининой мамы, а может, самой Марины.
Он не помнил, когда всё изменилось. Когда шумные компании стали важнее тихих вечеров вдвоём. Когда перестал замечать усталость в её глазах. Когда начал отмахиваться от её слов, считая их "занудством".
Три дня он жил в этой тишине. Не звонил друзьям, не включал музыку. Просто ходил по квартире, вспоминая. Вот здесь Марина любила пить утренний кофе, глядя в окно. А тут стояло её любимое кресло, пока его не отодвинули для "удобства" гостей.
На четвёртый день он поехал в антикварный магазин. Долго ходил между витрин, пока не нашёл вазу — не такую, как у Марининой мамы, но похожую по духу. Старинную, с историей, хранящую чье-то тепло.
Нина Михайловна открыла дверь прежде, чем он успел позвонить. Посмотрела внимательно, будто насквозь видела:
— Ну что, дошло наконец?
Он кивнул, не находя слов. Марина сидела в маленькой кухне у окна. Похудевшая, но какая-то... светлая. Свободная. Когда она обернулась, он едва смог выговорить:
— Прости, — голос был хриплым. — Я был дураком. Мне казалось, что шумные компании — это жизнь, а ты просто преувеличиваешь. Но я увидел всё твоими глазами. Там, в пустой квартире. В тишине.
Он поставил вазу на стол:
— Я знаю, она не заменит ту, мамину. Ничто не заменит. Но... я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу научиться слышать тишину. И тебя.
Марина долго смотрела на него, потом перевела взгляд на вазу. Провела пальцем по витому узору:
— Я вернусь, — сказала она спокойно, — если ты научишься уважать мой покой. Этот дом — наш общий, но я больше не позволю разрушать его.
— Я понял, — он сел рядом. — Правда понял. Знаешь, в этой тишине... я впервые за долгое время услышал самого себя. И не всё мне понравилось.
Нина Михайловна незаметно вышла, прикрыв за собой дверь. А они всё сидели на кухне, глядя на падающий за окном снег. Между ними была тишина — но теперь она не разделяла, а соединяла.
Через неделю Марина вернулась домой. Квартира встретила её чистотой и тишиной. Костя купил новый журнальный столик, отреставрировал диван. А на том месте, где стояла мамина ваза, теперь была новая — другая, но тоже хранящая чью-то историю.
Вечером они сидели вдвоём на диване, пили чай из старых маминых чашек. За окном шумел город, но в их доме царила особенная тишина — та самая, которая бывает, когда два человека наконец-то слышат друг друга.
— Знаешь, — тихо сказала Марина, — иногда нужно уйти, чтобы вернуться другим человеком.
Костя взял её за руку:
— А иногда нужно остаться в тишине, чтобы услышать главное.
Они улыбнулись друг другу. В новой вазе стояли свежие цветы — шиповник, мамин любимый. И казалось, что даже стены их дома наконец-то вздохнули спокойно.
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые истории, полные жизни и эмоций!
Алена Мирович| Подписаться на канал
Первая часть: