Аня стояла у раковины и мыла посуду, когда раздался звонок в дверь. Она знала, кто это. Знала по тому, как надрывно звенел звонок: три коротких, один длинный. Это была её свекровь, Лидия Павловна. Без предупреждения. С чемоданом.
— Аннушка, открой, я замёрзла! — голос свекрови прозвучал приглушённо за дверью.
Аня вытерла руки о полотенце и пошла открывать. Лидия Павловна вошла в квартиру, будто в собственную, снимая шубу и аккуратно вешая её на крючок.
— Надеюсь, у вас место найдётся. У меня в доме ремонт — пыль коромыслом и краской воняет, жить невозможно, — бросила она, проходя в комнату.
Аня молча смотрела на свекровь, чувствуя, как в груди медленно закипает что-то неприятное. Она не могла ослушаться, не могла попросить её уйти — муж вечно уговаривал «быть мягче».
И что теперь? — пронеслось у неё в голове. Лидия Павловна уже успела поставить чемодан посреди комнаты и оглядывала интерьер с таким видом, словно оценивала выставочный зал. Аня старалась не смотреть на неё — боялась, что выражение лица выдаст раздражение.
— Аннушка, у вас тут душновато. Ты бы проветрила, — прозвучал голос, от которого хотелось скрипнуть зубами.
— Конечно, сейчас, — ответила Аня, стараясь сохранить спокойствие. Она открыла окно, но на улице было так холодно, что сквозняк тут же проник в комнату. Лидия Павловна натянула платок на плечи.
— Ну что же, начнём обустраиваться. У меня тут с собой немного вещей, но основное привезут завтра. Ты мне только помоги разобрать.
Аня почувствовала, как внутри всё начинает кипеть. «Основное завтра? Она что, серьёзно?!»
— Лидия Павловна, а долго вы у нас будете? — выдохнула она, пытаясь, чтобы голос звучал непринуждённо.
Лидия Павловна посмотрела на неё так, словно услышала странный вопрос:
— Пока ремонт не закончится, конечно. Это же твой долг — помочь семье.
Эти слова прозвучали как приговор. Аня повернулась к раковине и снова начала мыть посуду, хотя тарелки давно были чистыми. Она не знала, что ответить. Где-то в соседней комнате засмеялся сын — звук был такой искренний, что она чуть успокоилась.
Но недолго. В гостиной раздался звук — Лидия Павловна передвигала мебель. Аня зажмурилась.
„Ну конечно, она же тут хозяйка“, подумала Аня, с трудом сдерживая желание бросить тряпку об пол.
Когда муж пришёл с работы, картина была уже почти завершена. Лидия Павловна устроилась на диване с пледом и чашкой чая, рассказывая, как её подруга Лариса Николаевна «тоже вот так приезжала к детям, и ничего — живут до сих пор вместе». Муж, едва переступив порог, заметил мрачный взгляд Ани, но ничего не сказал.
Позже, за ужином, Аня пыталась всё-таки завести разговор:
— Серёжа, может, мы найдём маме что-то поближе к её дому? Ну, квартиру снять, например?
Муж только махнул рукой:
— Ань, ты же знаешь, это временно. Надо потерпеть. Да и мама же права, это наш долг.
Слово «долг» прозвучало как эхо. Аня уронила вилку на тарелку и замерла. В голове крутились только две мысли: „Почему я должна? И как долго?“
Прошла неделя. Лидия Павловна заняла лучшую комнату в квартире, заклеила своими снимками зеркало в прихожей и критиковала буквально всё. Еда «пересолена», уборка «небрежна», а телевизор стоит под неправильным углом.
— Вот посмотри, Аннушка, как у меня дома уютно. Ты бы так же у себя сделала, — говорила она, развешивая свои любимые салфетки на подлокотники дивана.
Аня с трудом сдерживала себя, чтобы не высказать всё, что думала. Даже её любимый вечерний чай стал не в радость: свекровь неизменно оказывалась рядом с комментариями о том, как «раньше всё было проще».
Однажды, за ужином, Лидия Павловна принялась рассказывать про ремонт. Сначала это звучало невинно, но потом дошло до деталей:
— А там у нас будет кабинет. Для Серёжи, конечно. Ему же нужно место, чтобы работать, не так ли? А вот для тебя, Аннушка, можно и в уголочке обустроить.
Аня невольно поперхнулась. Уголочек? В её же квартире?!
Позже, в ту же ночь, она попыталась поговорить с мужем.
— Серёж, ну серьёзно, это невозможно. Она себя ведёт, как будто это её дом. Я устала… — голос Ани звучал глухо, почти умоляюще.
Но он только вздохнул:
— Ань, ну потерпи чуть-чуть. Она же мама. Куда она сейчас пойдёт? Ремонт скоро закончится.
Эти слова звучали каждый раз, как оправдание. Аня уже перестала верить, что «скоро» наступит.
На следующий день всё дошло до предела. Аня вышла из душа, закутанная в полотенце, и услышала, как Лидия Павловна копается в их спальне. Сердце екнуло. Она вбежала в комнату и застала свекровь с пачкой документов в руках.
— Ой, а что это за счета? — невинно протянула Лидия Павловна, при этом как бы между делом изучая бумаги.
Аня замерла, а потом, впервые за всё время, не выдержала:
— Что вы делаете?! Это вообще-то личное!
Голос прозвучал неожиданно громко, словно в квартире треснуло стекло. Лидия Павловна даже отпрянула на шаг.
— Да просто посмотрела, как вы тут тратите. Вижу, мужа моего сына держите в ежовых рукавицах, — её голос наполнился ядом.
Эти слова стали последней каплей.
Аня уже не могла думать, как подобрать слова или как бы помягче объяснить. Она буквально вырвала бумаги из рук свекрови и бросила их на тумбочку.
— Всё. Хватит. Или вы находите себе другое место для жизни, или я уеду. — Она смотрела прямо в глаза Лидии Павловны, чувствуя, как внутри всё кипит.
На кухне раздался звук падающей ложки — Серёжа стоял в дверях и явно услышал весь разговор. Он выглядел так, будто не знал, что сказать. Аня почувствовала, как ей вдруг стало всё равно. Она вытерла мокрые волосы полотенцем и пошла в комнату, оставляя их разбираться между собой.
Вечером муж зашёл к ней.
— Ань, ну ты же понимаешь, она просто переживает. Ей тяжело сейчас. Может, не надо так резко?
Аня даже не подняла глаз. Она устала объяснять, устала бороться. Только тихо ответила:
— Тогда ты сам с ней живи. А я съеду.
И всё. За окном снег ложился на подоконник, мягко и молча. Так же молча Аня сидела, глядя в стену.
Она знала, что это не конец, но внутри впервые за долгое время почувствовала странное облегчение.
На утро напряжение в доме стало буквально ощутимым. Лидия Павловна не проронила ни слова за завтраком, а Серёжа пытался вести себя так, будто ничего не произошло. Но в воздухе витало что-то колючее, как предгрозовое электричество.
Вскоре после того, как Аня начала убирать со стола, в комнату вошла Лидия Павловна. В её взгляде мелькало что-то новое — обида, гнев или, может быть, сожаление. Она встала напротив Ани и сказала:
— Ну что ж, раз я такая обуза, завтра уеду к Ларисе Николаевне. У неё, к счастью, есть комната для гостей.
Аня замерла. Она ждала этого момента, но вместо облегчения почувствовала что-то другое — странную смесь вины и облегчения.
— Это ваше решение, Лидия Павловна, — тихо ответила она, избегая смотреть в глаза.
Когда дверь за свекровью закрылась, Аня выдохнула. Серёжа стоял рядом, потирая затылок.
— Ну что, довольна теперь? — его голос был наполнен усталостью и раздражением.
Аня посмотрела на него.
— Серёж, я не знаю. Может быть, я и виновата. Но, знаешь, жить в своём доме как гость… это не нормально.
Он ничего не ответил. Только молча вышел из комнаты, оставив её одну.
И тут Аня вдруг поняла: это не конец их ссор. Это только начало чего-то нового. Она села на диван и обхватила голову руками. За окном снова пошёл снег, мягко падая на подоконник. Но теперь этот снег казался совсем другим — не молчаливым, а многозначительным, как пауза в разговоре, когда самое важное ещё только предстоит сказать.
Вечером Лидия Павловна уехала.
Аня села напротив мужа, положила руки на колени.
— Она вмешивалась во всё. Не просто в наш быт, но в нашу жизнь. Я всё время жду, что ты меня поддержишь, что мы будем одной командой, а ты молчишь.
Он поднял голову, и в его взгляде было столько растерянности, что её злость чуть ослабла.
— Я думал, ты справляешься. Ты всегда такая... сильная.
— А мне надоело быть сильной, — Аня вздохнула и прикрыла глаза. — Ты хочешь, чтобы я всё решала сама? Я могу, но тогда зачем ты мне?
Муж кивнул, и между ними повисло молчание. Оба понимали, что этот разговор — только начало.
Поздно вечером Аня убирала в спальне. Она нашла на тумбочке фотографию Лидии Павловны, которую та успела «забыть». Взглянула на строгое лицо женщины и вдруг почувствовала странное, горькое сочувствие. Может быть, свекровь тоже боится, что её собственная семья больше не принадлежит ей, так же, как Аня боялась потерять свой дом?
Она убрала фотографию в ящик. Может, однажды, когда всё уляжется, они смогут найти общий язык. А может, и нет. Но сейчас главное, чтобы муж действительно сделал выбор в её пользу. Она больше не собиралась терпеть молча.
Когда Аня легла спать, она заметила, что муж переложил фотографии свекрови с зеркала обратно в её коробку. «Первый шаг», — подумала она и наконец уснула.
На следующий день всё казалось непривычно тихим. Ни звука закапывания ложки в чашку с чаем, ни ворчания о "неправильно разложенных вещах". Аня впервые за неделю не торопилась убрать кухню и позволила себе немного постоять у окна. Снег всё ещё шёл, будто продолжал стирать остатки старых эмоций.
Муж пришёл с работы раньше обычного. Его лицо было сосредоточенным, но он явно готовился к разговору.
— Ань, можно я скажу? — начал он, снимая куртку.
— Конечно. — Она села за стол и внимательно на него посмотрела.
— Я поговорил с мамой сегодня. Сказал, что теперь, когда у нас своя семья, её правила... не всегда уместны. — Он замялся. — Она вроде как согласилась, но, думаю, обиделась.
Аня кивнула. Ей не хотелось снова обсуждать, кто прав или виноват. Всё, чего она хотела, — чтобы их семья снова стала именно их.
— Спасибо, что ты это сделал, — сказала она тихо.
Он присел рядом, положив руку на её. Она улыбнулась. Их дом снова становился домом.
Выбор читателей: