Ирина остановилась перед дверью своей квартиры, прикрыв глаза. День выдался настолько тяжёлым, что даже связка ключей казалась неподъёмной. Три внеплановые проверки на работе, недовольный начальник, бесконечные отчёты... Единственное, чего она хотела — это тишины. Хотя бы полчаса покоя в собственном доме.
Звук поворачивающегося в замке ключа потонул в раскатах смеха, доносившегося из квартиры. Ирина тяжело вздохнула: тишина отменялась.
Запах свежей выпечки ударил в нос, как только она переступила порог. В другое время этот аромат порадовал бы её, но сейчас... Сейчас он почему-то раздражал. Может быть, потому что она слишком хорошо знала, что ждёт её на кухне.
— Мариша, я дома! — крикнула Ирина, снимая туфли. Ответа не последовало — только новый взрыв смеха из гостиной.
Первое, что она увидела, войдя на кухню — гора немытой посуды в раковине. Миски с засохшим тестом, формы для выпечки, ложки, венчики... Кухонные полотенца, её любимые льняные полотенца с васильками, были измазаны мукой и чем-то жирным. На столе — россыпь крошек и следы от горячих противней.
"Спокойно, — сказала себе Ирина. — Просто глубоко дыши".
Она прошла в гостиную и замерла. Привычный порядок на полках был нарушен — семейные фотографии сдвинуты в сторону, освобождая место для журналов и косметички Марины. Её книги, которые всегда стояли в определённом порядке — по темам и авторам — теперь были небрежно составлены стопкой на журнальном столике. А на их месте красовалась коллекция статуэток сестры — маленьких фарфоровых балерин, которые Марина начала собирать после развода.
На столе возвышался пирог — пышный, румяный, украшенный затейливой решёткой из теста. Рядом записка, выведенная знакомым размашистым почерком: "Михаилу. С благодарностью за помощь".
Ирина почувствовала, как внутри всё сжимается. Михаил. Сосед сверху, программист на фрилансе, любитель джаза и кошек. Марина общалась с ним всё чаще в последнее время. "Такой милый, — говорила она. — И готовит превосходно".
Ирина опустилась в кресло, то самое, которое теперь было заставлено коробками с туфлями Марины. Три месяца. Прошло уже три месяца с тех пор, как она предложила сестре пожить у неё "немного, пока всё не наладится". Тогда, после развода, Марина выглядела такой потерянной, что Ирина не могла поступить иначе. Но сейчас...
Сейчас её дом, её личное пространство, её тихая гавань — всё превратилось в продолжение Марининой жизни. Каждый угол кричал о присутствии сестры, и это присутствие становилось всё более... бесцеремонным.
Новый взрыв смеха заставил её вздрогнуть. Голос Марины, доносящийся откуда-то с балкона, звучал беззаботно и легко. Будто так и должно быть. Будто это естественно — вот так запросто занять чужое пространство, перекроить его под себя.
Ирина посмотрела на фотографию родителей, теперь задвинутую куда-то вглубь полки. Мама на снимке улыбалась — той особенной улыбкой, с которой всегда говорила им в детстве: "Девочки, вы же сёстры. Вы должны поддерживать друг друга".
Поддерживать. Да. Но где заканчивается поддержка и начинается злоупотребление этой поддержкой?
Ирина встала, расправила плечи и направилась к балкону. Пора было расставить точки над "i". Но слова, которые она услышала, остановили её на полпути.
— ...и представляешь, она даже не спросила, сколько я за это хочу! — донёсся с балкона голос Марины. — Просто сказала: "Дорогая, это же бесценно!" И тут же заказала ещё три пирога на следующую неделю.
Ирина замерла у дверей балкона. Сквозь полупрозрачную штору она видела силуэты: Марина, как обычно, оживлённо жестикулировала, а Михаил, облокотившись о перила, внимательно слушал.
— У тебя действительно талант, — в голосе Михаила слышалась искренняя теплота. — Может, пора задуматься об открытии своей кондитерской?
Марина рассмеялась — тем самым лёгким, звенящим смехом, который в детстве всегда очаровывал их родителей:
— Ой, нет, это слишком сложно. Да и зачем? Мне и так хорошо. У Ирочки отличная кухня, все условия...
— Золотой вариант, — подхватил Михаил с усмешкой. — Я бы на твоём месте тоже не торопился съезжать. Бесплатное жильё, своя кухня-студия... Чего ещё желать?
Ирина почувствовала, как краска заливает щёки. "Бесплатное жильё". Вот как это выглядит со стороны.
— Ну а что? — в голосе Марины появились кокетливые нотки. — Ирочка не возражает, я готовлю, прибираюсь... В конце концов, я её единственная сестра. Кому, как не ей, меня поддержать?
Михаил что-то промычал с набитым ртом — видимо, пробовал пирог.
— М-м-м... С таким талантом тебе вообще не о чем беспокоиться. Готовь, радуй нас... А там, глядишь, и принц на белом коне подвернётся.
— Ага, или программист с верхнего этажа, — Марина игриво толкнула его локтем, и они оба расхохотались.
Ирина прислонилась к стене, чувствуя, как внутри всё дрожит от обиды и гнева. Вот, значит, как? "Ирочка не возражает"? А кто-нибудь спросил саму Ирочку?
Она вспомнила, как три месяца назад Марина стояла на пороге с одним чемоданом, заплаканная, потерянная после развода. "Только на пару недель, пока не найду работу", — говорила она тогда. Ирина тогда и подумать не могла, что "пара недель" растянется на месяцы, а её квартира превратится в "золотой вариант" для младшей сестры.
— ...и знаешь, — голос Марины стал тише, доверительнее, — иногда я думаю: может, всё к лучшему? Развод, переезд... Я давно не чувствовала себя такой... свободной.
— За это надо выпить! — Послышался звон бокалов. — За свободу и новую жизнь!
"За свободу", — эхом отозвалось в голове Ирины. Свобода Марины почему-то пахла корицей и ванилью, гремела посудой на кухне и занимала все полки в ванной. Свобода Марины стоила Ирине её собственной свободы — права прийти домой в тишину, разложить вещи так, как хочется ей, просто побыть одной.
С балкона снова донёсся смех и звон бокалов. Ирина сжала кулаки. Хватит. Пора заканчивать этот затянувшийся праздник жизни.
Она решительно направилась на кухню. Механически достала продукты для ужина, включила плиту. Руки действовали на автомате, а в голове крутились обрывки подслушанного разговора. "Золотой вариант"... "Ирочка не возражает"... "Пока всё устраивает"...
Нет, милая сестрёнка. Теперь уже не устраивает. Совсем не устраивает.
Из гостиной донёсся звук упавшей книги — видимо, пошатнулась наспех сложенная стопка. Ирина вздрогнула, словно от пощёчины. Пора. Сегодня же, за ужином. Они должны наконец поговорить.
Ужин получился каким-то неестественно тихим. Обычно Марина щебетала без умолку, рассказывая последние новости, но сегодня, видимо, почувствовала настроение сестры. Она молча помешивала суп, изредка бросая настороженные взгляды на Ирину.
Тишина звенела, как натянутая струна.
— Вкусно, — наконец произнесла Марина. — Ты всегда готовила лучше меня.
— Давай поговорим.
Ложка Марины замерла на полпути ко рту.
— Звучит серьёзно, — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной. — Что-то случилось?
Ирина аккуратно промокнула губы салфеткой, расправила её на коленях. Каждое движение — размеренное, controlled. Как перед прыжком.
— Давай наконец определимся с датой твоего отъезда. Это переходит все границы.
Тишина стала оглушительной. Марина медленно опустила ложку, и звон металла о фарфор прозвучал как выстрел.
— Вот как, — её голос дрогнул. — Значит, я тебе надоела.
— Дело не в этом...
— Нет, именно в этом! — Марина резко встала, отодвинув стул. — Я же вижу! Тебя всё во мне раздражает: и то, как я готовлю, и как расставляю вещи...
— Ты права, — спокойно ответила Ирина. — Меня раздражает, что ты переставляешь мои вещи. Меня раздражает бардак на кухне. Меня раздражает, что мой дом перестал быть моим.
— Твой дом, твои вещи, твои правила! — в голосе Марины зазвенели слёзы. — А я так, пятое колесо! Неудачница, которая не может справиться со своей жизнью!
— Марина...
— Нет, ты послушай! — она уже почти кричала. — Тебе легко говорить! У тебя всё есть: карьера, квартира... А я? Я осталась ни с чем! Муж ушёл, работу потеряла... Думаешь, мне приятно жить за твой счёт? Думаешь, я не вижу эти твои взгляды?
Ирина молча встала и вышла из кухни. Марина осеклась на полуслове, растерянно глядя ей вслед. Через минуту Ирина вернулась, держа в руках конверт.
— Помнишь это письмо? — она положила его на стол. — Мама написала его перед тем, как... В общем, оно адресовано нам обеим.
Марина неуверенно взяла конверт. Почерк мамы, такой знакомый, с характерным наклоном... Строчки поплыли перед глазами.
"Мои дорогие девочки, когда вы будете читать это письмо, меня уже не будет рядом. Но есть вещи, которые я должна вам сказать..."
Слёзы капали на бумагу, размывая чернила.
"...Вы такие разные, мои любимые. Ирочка — сильная, ответственная, всегда знает, чего хочет. Мариночка — творческая, эмоциональная, умеет видеть прекрасное в мелочах. Но знаете, что в вас общего? Вы обе боитесь. Ты, Ира, боишься показать свою слабость, впустить кого-то в свой мир. А ты, Марина, боишься остаться одна, взять на себя ответственность за свою жизнь..."
Марина всхлипнула и опустилась на стул. Ирина стояла у окна, глядя на вечерний город.
"...Поддерживайте друг друга, но не забывайте: настоящая поддержка — это не когда одна живёт за счёт другой. Это когда вы помогаете друг другу стать сильнее. Самостоятельнее. Научитесь отпускать и научитесь стоять на своих ногах..."
— Я... я просто не знаю, как, — тихо произнесла Марина. — Не знаю, с чего начать. Всё кажется таким сложным...
Ирина повернулась к сестре. В полумраке кухни её лицо казалось осунувшимся, усталым.
— Боишься? — спросила она мягче.
Марина кивнула, размазывая слёзы по щекам:
— Ужасно. Боюсь искать работу — вдруг опять не получится? Боюсь жить одна — я же никогда... А вдруг я вообще ни на что не способна?
Ирина медленно подошла к столу, села рядом с сестрой.
— Знаешь, — она взяла Марину за руку, — может быть, нам обеим пора перестать бояться.
В тишине кухни было слышно тиканье часов — старых, ещё маминых. Где-то наверху играла музыка — кажется, джаз. Михаил любит джаз по вечерам.
— Я не прошу тебя съехать прямо завтра, — наконец сказала Ирина. — Но нам нужен план. Чёткий план твоего возвращения к самостоятельной жизни. Ты не можешь вечно прятаться за моей спиной, Мариш. И дело не в том, что ты мне мешаешь. Дело в том, что ты сама себе не даёшь шанса.
Марина подняла заплаканные глаза:
— Поможешь?
— Помогу, — Ирина слабо улыбнулась. — Но по-настоящему. Не прячась от проблем за пирогами и разговорами с соседями.
Они сидели на кухне до поздней ночи. Остывший суп так и остался нетронутым, зато на столе появился блокнот, где неровным почерком Марины постепенно заполнялись страницы: "1. Обновить резюме. 2. Разослать в кондитерские... 3. Посмотреть курсы повышения квалификации..."
А мамино письмо лежало рядом, и казалось, что из-за строчек, написанных таким родным почерком, на них смотрят понимающие и любящие глаза.
Утро выдалось на удивление светлым. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь тюль, рисовали на кухонном столе причудливые узоры. Ирина готовила кофе, когда заспанная Марина появилась на пороге.
— Доброе утро, — Марина неуверенно замялась в дверях. После вчерашнего разговора что-то неуловимо изменилось между ними.
— Доброе, — Ирина поставила на стол две чашки. — Садись. Нам нужно кое-что обсудить.
На этот раз в её голосе не было вчерашней жёсткости. Марина присела к столу, обхватив ладонями горячую чашку.
— Я всю ночь думала, — начала Ирина, доставая свой ежедневник. — И составила примерный план действий. Посмотришь?
Марина наклонилась над раскрытым ежедневником. Почерк сестры, всегда такой аккуратный, расчертил страницу на несколько колонок: "Работа", "Жильё", "Финансы".
— Смотри, — Ирина постучала ручкой по первой колонке. — Я узнала, в "Калинке" ищут кондитера. Помнишь эту кофейню? Там, где мы с тобой пили горячий шоколад после маминых похорон...
Марина кивнула, чувствуя, как к горлу подступает комок.
— У них хорошие отзывы, приятный коллектив. И, что важно, они проводят обучение. Я записала тебя на собеседование на следующей неделе.
— Что? — Марина растерянно моргнула. — Но я... я не готова...
— Готова, — твёрдо сказала Ирина. — Более чем. Твои пироги... — она помедлила, улыбнувшись, — они действительно потрясающие. И Михаил прав — тебе пора задуматься о профессиональном развитии.
При упоминании Михаила Марина слегка покраснела.
— Кстати о Михаиле, — Ирина перевернула страницу. — Он прислал мне утром сообщение. Оказывается, в соседнем доме сдаётся небольшая квартира. Студия, но с отличной кухней. И цена...
— Подожди, — перебила Марина. — Ты говорила с Михаилом обо мне?
— Нет, — Ирина покачала головой. — Он сам написал. Сказал, что слышал наш вчерашний разговор. Стены тонкие, знаешь ли.
Они помолчали. Где-то наверху играла музыка — не джаз, что-то классическое, спокойное.
— Я собиралась съездить посмотреть квартиру сегодня после работы, — продолжила Ирина. — Поедешь со мной?
Марина закусила губу:
— А если... если у меня не получится? С работой, с квартирой...
— Тогда мы придумаем что-то другое, — просто ответила Ирина. — Но ты должна попробовать. Мама была права — настоящая поддержка в том, чтобы помочь друг другу стать сильнее.
Весь день прошёл в хлопотах. Они составляли резюме, выбирали фотографии для портфолио, пересматривали старые рецепты. Марина даже не заметила, как пролетело время — очнулась только вечером, когда они уже возвращались с просмотра квартиры.
— Знаешь, — сказала она, глядя в окно такси, — а ведь студия действительно хорошая. И район знакомый...
— И сосед сверху знакомый, — лукаво добавила Ирина.
Марина толкнула её локтем:
— Прекрати!
Они рассмеялись — впервые за последние дни так легко и искренне.
Дома Марина первым делом отправилась на кухню. Через полчаса по квартире поплыл знакомый аромат ванили и корицы.
— Что на этот раз? — поинтересовалась Ирина, заглядывая на кухню.
— Яблочный пирог, — ответила Марина, колдуя над тестом. — Но не для Михаила.
Она выпрямилась, стряхивая муку с рук:
— Для нас. За новое начало.
Ирина прислонилась к дверному косяку, наблюдая за сестрой. Что-то изменилось в её движениях — появилась уверенность, которой не было раньше. Словно груз неопределённости, давивший на плечи, начал понемногу спадать.
— За новое начало, — эхом отозвалась она.
Сквозь приоткрытую форточку доносились звуки вечернего города. Где-то далеко сигналили машины, лаяли собаки, шумел ветер в кронах деревьев. А на кухне пахло яблоками и корицей, тикали старые мамины часы, и две сестры, наконец-то услышавшие друг друга, строили планы на будущее — каждая своё, но теперь они точно знали: что бы ни случилось, они всегда будут рядом. Просто теперь — иначе.
Правильнее.