Если бы Евгений Бауэр снимал фильмы сегодня, его непременно обвинили бы в том, что он слишком уж увлекается Фрейдом. Но, к счастью для режиссера, дедушка Зигмунд в дореволюционной России был мало известен
Танатос, Эрос и все, что между ними
Картины Бауэра для современников были чем-то сродни стихам символистов. Психологических драм о сложных отношениях мамы с сыном в духе Ma mère c Изабель Юппер в них, конечно же, никто не видел.
Всю свою короткую, но насыщенную творческую жизнь этот гениальный мастер немого кино посвятил исследованию двух великих тем: смерти и любви. Причем любви такой, которая неизменно приводит к смерти. Или смерти такой, которая неизменно связана с любовью. А иногда и того, и другого одновременно. Так что Танатос и Эрос у Бауэра танцуют вальс, который, надо признать, порой сбивает зрителя с ног своей эдиповой подоплекой.
«Тургеневские мотивы» (1915): Мама, я тебя люблю...
Вспомнить хотя бы «Тургеневские мотивы» («После смерти»), где на первый взгляд нет ничего необычного: ученый Андрей Балашов, тихий и скромный девственник (а как иначе?), живет себе спокойно в своем мирке. Но тут в его жизнь врывается Зоя Кадмина — актриса с трагической судьбой и глазами, которые будто гипнотизируют. Последнее не удивительно, ведь ее играет главная дива Бауэра — Вера Каралли. И вот тут начинается самое интересное: Зоя подозрительно напоминает ему покойную мать. Но чем отчетливее Андрей это понимает, тем яростнее отвергает Зою.
Вот такая драма, вот такой символизм. Андрей тоскует по своей матушке, а тут появляется Зоя — живая копия его детских грез. Правда, живой она остается недолго: вскоре она умирает, убитая холодностью и безразличием ученого-девственника. Ну а как иначе? Это же все-таки фильма Бауэра! Но смерть для Евгения Францевича — это вовсе не конец. Это скорее начало. Андрею попадает в руки дневник Зои. Живой она его не интересовала, зато в мертвенькую он почти что сразу же влюбился. Такая вот проекция покойной матушки на покойную возлюбленную. Столь мощная, что Зоя начинает являться Андрею из мира мертвых. Она манит его к себе, шепчет ему таинственные слова и, наконец, уводит за собой туда, где Танатос окончательно берет верх над Эросом.
Можно ли считать это преодолением эдипова комплекса? Вряд ли. Скорее уж это его апофеоз. Андрей буквально следует за образом матери в загробный мир. Если бы Фрейд посмотрел этот фильм, он бы наверняка хлопнул себя по лбу и сказал: «Вот оно!»
«Король Парижа» (1917): Мама против всех
Последняя фильма Бауэра «Король Парижа» ничуть не похожа на «Тургеневские мотивы», но с ними удивительным образом перекликается. Здесь нет ни мистики, ни привидений (хотя мы уже знаем: смерть всегда где-то рядом). Вдобавок, это одна из первых известных картин горячо любимого на Руси жанра: «наши играют заграничную жизнь».
На предыдущей фильме Евгений Францевич повредил ногу и снимал «Короля Парижа» в кресле. К концу съемок он сильно простудился и попал в больницу, так что по одной из версий заканчивать картину пришлось актрисе Ольге Рахмановой, а по другой, будущему основоположнику советской монтажной киношколы — Льву Кулешову.
История вроде бы совсем другая: сын герцогини Дьернштейн — Жан пытается вырваться из-под материнской опеки и прославиться как скульптор под псевдонимом Генар. Но куда там! Как только друг просит у него денег на приданое для невесты, Жан тут же бежит к маме за помощью.
И вот тут начинается очередной виток эдиповой драмы. Мать Жана — женщина властная и эффектная. А еще она собирается выйти замуж за одного сомнительного типа: его-то и называют Королем Парижа. Жан возмущен до глубины души: как же так?! Мама должна принадлежать только ему! Чтобы подчеркнуть всю сложность ситуации, на горизонте появляется Люсьенна Маришаль — девушка, которая как две капли воды похожа на герцогиню. Жан сначала заинтересован ею, но потом приходит в ярость: он видит в Люсьенне лишь пародию на свою мать.
Кульминация наступает на дуэли: Жан убивает матушкиного жениха. И не потому, что тот аферист (это вторично), а потому что он покусился на святое — на материнскую любовь. В финале Жан остается рядом с матерью и Люсьенной. Что будет дальше? Мы не узнаем. Но можно предположить, что Люсьенна так и останется для Жана лишь тенью его великой матушки.
Танатос + Эрос = Бауэр
Что объединяет эти две фильмы? Конечно же, сложные отношения с матерью. У Бауэра любовь всегда связана со смертью, а смерть — с любовью. Его герои мечутся между этими двумя силами, как мотыльки между огнем и ветром. Они ищут спасения в любви и находят гибель. Они боятся смерти и находят утешение в ее объятиях.
Эдипов комплекс у Бауэра — не просто психологическая проблема. Это метафора человеческой природы: стремления к идеалу, который всегда оказывается недостижимым. Не случайно в другой картине Бауэра «Умирающий лебедь» (1917) — первом русском фильме ужасов, безумный художник Глинский одержим идеей запечатлеть на холсте идеально прекрасную смерть. Вероятно, маньяком Глинского тоже сделали сложные отношения с матерью, но Евгений Францевич об этом умалчивает. А идеал — он на то и идеал, что недостижим. И если он вдруг принимает облик матери — что ж, тем хуже для героя. И тем лучше для зрителя: ведь именно из таких противоречий рождается настоящее искусство.
Так что давайте поблагодарим Евгения Бауэра за то, что он подарил нам свои мрачные и прекрасные фильмы. А если вам вдруг приснится ваша покойная матушка с лицом Зои Кадминой или герцогини Дьернштейн — знайте: это всего лишь кино. Или не совсем кино...