В предыдущей статье я обещал попытаться ответить на вопрос:
«А как же погибшие в бою? Они ведь не отжили века, но всегда почитались? И мужчины стремились пасть в бою, а не в постели помереть?»
Это как раз то, о чем я пишу, мы в рамках навязанной из вне книжно-религиозной матрицы, которая прививает нам чуждый менталитет с её догмами, что надо вести войны, завоевывать территории, нападать или защищаться от кого-то. Но мы же описываем мировоззрение наших предков и у них в их миропонимании войн не было.
Не советую читать эту статью, если Вы не читали предыдущие статьи на эту тему (ссылка на всю подборку внизу статьи). Это все равно, что начать читать книгу с середины. Вы будете злиться на себя, что не понимаете, а на меня, считая, что я несу полную ахинею.
Это не означает, что в сегодняшней ситуации «надо сложить лапки» и сдаться, перестав защищать свою страну. Пока мы находимся в рамках существующего миропонимания безусловно надо «отбиваться от ворогов», но параллельно надо искать свой путь дальнейшего развития, а не слепо следовать по предлагаемому либерально-демократическому пути.
Данная статья не ставит своей целью оскорбление чувств верующих, а является попыткой разобраться в связке истории с верованиями славян на территории Руси.
А что же делать с духом, погибшего в бою, как удалить эту лишнюю энергетику из общества, если разрушена община, отсутствует круговая порука, нет духовного единения и самое главное нет понимания, как это использовали наши предки?
Александр Владимирович Пыжиков очень часто отвечал на этот вопрос примером из своей жизни, не ручаюсь за дословность, но суть такая. Во время войны отец Александра Владимировича был на фронте вместе со своим лучшим другом. И этот друг погиб и умер у него на руках. После возвращения с фронта родился сын, которого в память о погибшем друге отец и назвал Александром. Так дух (энергетика) с новорожденным ребенком вернулся в социум, а не стал лишней, отрицательной энергетикой.
И пока у нас нет возможности помогать умершим с помощью обрядов, так и следует поступать. Если человек умер «не своей» смертью, нужно называть новорожденного ребенка в память о нем его именем, при этом не обязательно родственника, чтоб забрать лишнюю энергетику из общества и продолжить энергетику умершего. Есть еще одна немаловажное правило, нельзя называть ребенка в честь живого человека.
Я уже упоминал ранее про Дмитрия Константиновича Зеленина, который в книге «Очерки русской мифологии» как раз и рассматривает отношение русского народа к «заложным покойникам». В своей книге он обращает внимание на то что в понимании народа отношение к умершим «своей» и «не своей» смертью жестко разграничивалось, «заложных покойников» не хоронили на общих (родовых) кладбищах.
И на протяжении длительного промежутка времени существовал конфликт между народом с одной стороны, а с другой стороны властью и церковью. Народ был категорически против захоронения умерших «не своей» смертью на общих кладбищах. Власть и церковь считала это мракобесием, суеверием и всех хоронили на одном кладбище, исключение сделали только для самоубийц. Народ, на такие действия властей и церкви, отвечал фактически войной, по ночам выкапывая умерших «не своей» смертью и вынося их за пределы кладбища.
И самое знаменательное в этом то что народ выиграл битву, власть и церковь пошла на компромисс и было принято решение о создании во всех городах «убогих» или «божьих» домов. В частности, в Москве такой «божий» дом был на улице с говорящим названием Божедомка, которая сейчас называется Делегатская. Изменить это представление народа пытались, и Петр I и Анна Иоанновна, но только Екатерина II своим указом отменяет наличие и содержание «убогих» домов.
«Убогие» дома ликвидируют, но сопротивление народа продолжается и в 1845 году Николай I принимает новое уголовное уложение в котором предусматривается наказание за препятствие в захоронении таких покойников на общих кладбищах. Как отмечает в своей книге Зеленин, противостояние народа и власти продолжается практически до начала XX века, он приводит выдержки из различных региональных газет в которых печатаются заметки о судебных разбирательствах по данному вопросу.
«Историки», выпестованные на измышлениях романово-немецких графоманов с «пеной у рта» нам доказывают, что на Руси христианство с 988 года. Ну если не все с 988 года, то после никоновской реформы все уже точно христиане. Вы реально считаете, что человек утром христианин стоит на службе, крестится и лбом об пол бьется, а ночью в нем просыпается память предков, и он идет на кладбище гроб выкапывать? И вот так легко христианин после 1917 года предал «царя-батюшку – помазанника божьего» и пошел церкви громить? У меня только одно объяснение, народ сохранил свое мировоззрение и отыгрывался за 300 лет унижения и кабалы.
Но я как-то отвлекся, давайте к общине вернемся. Для человека, живущего в обществе с тем мировоззрением самое страшное было стать изгоем, то есть быть изгнанным из общины. Стать изгоем это хуже смерти, так как человек изгонялся не только из общины, но и из своего рода. Как я уже написал выше, существовали плачи с помощью которых община духовным единением и круговой порукой могла помочь умершему «не своей» смертью достичь «родительского статуса». Но плача по самоубийце не было, и община не помогала ему в духовном плане, впрочем, как и церковь, но смысловой подход был несколько иной.
Понимание было такое, что он уходит из жизни тайно (украдкой) и не хочет умирать в миру, то есть выполнить свой «заклад» и пережить все духовные и физические радости, горести своего рода и общины. Таким образом самоубийство – это самоизгойство, то есть изгой в духовном смысле, добровольно отказавшийся от своего рода и обретения «родительского статуса».