Людмила сидела у окна, машинально перебирая складки выцветшего халата. За окном падал мокрый октябрьский снег, превращаясь в грязную кашу, но она едва замечала непогоду. Мысли снова и снова возвращались к телефону, молчавшему уже третий день.
— Может, позвонить самой? — пробормотала она, но тут же упрямо поджала губы. — Нет. Нет! Почему я должна всегда первая? Дочь... называется.
Она тяжело поднялась с кресла, поморщившись от острой боли в спине. После двух недель в больнице каждое движение давалось с трудом. Ноги, будто чужие, едва слушались. До кухни Людмила добралась, держась за стену. Села на табурет, тяжело дыша.
Чайник долго не мог закипеть, словно издеваясь над её нетерпением. Людмила достала из шкафчика банку с заваркой — почти пустую. Надо бы в магазин сходить, но одной страшновато. Вдруг голова закружится, как вчера? А позвонить некому — Валя вечно занята на своей работе...
"Занята она, как же! — горечь подступила к горлу. — Когда меня в больницу забирали, даже не приехала. Только по телефону: 'Мам, я не могу сейчас, у меня совещание важное'. Совещание! У матери сердце прихватило, а у неё совещание!"
Телефон вдруг ожил, заставив Людмилу вздрогнуть. На экране высветилось "Валюша". Сердце дрогнуло, но она только крепче стиснула чашку с остывающим чаем.
— Мама? — голос дочери звучал взволнованно. — Как ты? Я звонила вчера, но ты трубку не брала...
— А-а, вспомнила всё-таки! — Людмила не узнала собственный голос, такой он был дребезжащий, старушечий. — Дочка, ты же мне даже не позвонила, когда я в больнице лежала!
— Что? Мама, я звонила! Каждый день звонила в больницу, справлялась о твоём состоянии...
— В больницу она звонила! — Людмила почувствовала, как предательски задрожали губы. — А ко мне прийти не могла? Посидеть рядом? Знаешь, как страшно одной, когда капельница капает, а вокруг чужие люди?
Она осеклась, давясь слезами. В трубке повисло тяжёлое молчание.
— Мам, — наконец произнесла Валентина устало, — я правда не могла. У меня проект горел, от него зависела судьба всего отдела. Я бы приехала, но...
— Вечно у тебя проекты! — взорвалась Людмила. — А мать может и подождать, да? Помирать, так в одиночку!
— Мама! — в голосе дочери послышались слёзы. — Ну зачем ты так? Я же...
Но Людмила уже нажала "отбой", сама не понимая, зачем это сделала. Села, вцепившись в край стола, чувствуя, как колотится сердце. Телефон снова зазвонил, но она только мотнула головой, словно отгоняя назойливую муху.
"Пусть теперь знает, — подумала она, утирая мокрые щёки. — Пусть почувствует..." Но что должна почувствовать дочь, Людмила и сама не знала. Просто сидела, глядя в одну точку, пока окончательно не остыл чай в чашке.
***
Валентина сидела в машине, припаркованной возле офиса, не в силах сдвинуться с места. Руки всё ещё дрожали после разговора с матерью. Экран телефона погас — последний неотвеченный вызов мигнул и исчез, оставив после себя гнетущую пустоту.
— Господи, ну почему, почему всегда так? — она уткнулась лбом в руль, чувствуя, как предательски щиплет глаза.
Из офиса выбежала Марина из бухгалтерии, замахала рукой, но, заметив состояние Валентины, замедлила шаг. Валя торопливо помахала в ответ и отвернулась, делая вид, что ищет что-то в сумочке. Только коллег сейчас не хватало — того и гляди расплачется прямо здесь, посреди парковки.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонил Сергей.
— Валюш, ты где? — в голосе мужа слышалась тревога. — Я звонил тебе на работу, сказали, ты уже ушла.
— Я... — голос предательски дрогнул, — я в машине сижу. Серёж, мама опять...
Она не договорила, всхлипнула, и десять лет выстраиваемая стена профессионализма рухнула, погребая под собой все силы держаться.
— Никуда не уезжай, — в трубке послышался звук заводящегося двигателя. — Я сейчас буду.
Сергей появился через пятнадцать минут — растрёпанный, в расстёгнутой куртке, будто выбежал посреди совещания. Молча сел рядом, притянул её к себе.
— Я же правда не могла к ней поехать тогда, — зашептала Валентина сквозь слёзы. — У нас проверка была, две недели без выходных работали. А она... она говорит, что я её бросила, что ей одной пришлось... А я каждый день в больницу звонила, с врачами разговаривала. Я же не могла всё бросить, у меня ответственность, люди...
— Тише, тише, — Сергей гладил её по спине, как маленькую. — Ты всё правильно делала.
— Правильно? — Валентина горько усмехнулась. — А почему тогда так больно? Знаешь, когда она сказала про "помирать в одиночку"... Я же чуть с ума не сошла тогда, в больнице. Хотела всё бросить, бежать к ней. А потом представила лица своих сотрудников — они же на меня надеялись, от этого проекта их премии зависели, их семьи...
Она замолчала, утирая слёзы. За окном медленно темнело, зажигались фонари, а в их неверном свете всё расплывалось, становилось зыбким и ненастоящим.
— Вот что я за дочь такая? — прошептала Валентина. — Даже навестить мать не могу, когда ей плохо.
— Ты прекрасная дочь, — Сергей развернул её к себе. — И прекрасный руководитель. И жена замечательная. Просто нельзя быть идеальной во всём сразу, понимаешь?
— А мама не понимает. Для неё я всегда должна быть рядом, бросить всё и примчаться по первому зову. А я не могу, Серёжа! Я физически не могу разорваться!
Валентина достала зеркальце, привычным жестом поправила макияж. Нельзя, чтобы дети видели её такой — зарёванной, растрёпанной. Они и так в последнее время притихли, чувствуя напряжение в доме.
— Знаешь что? — Сергей задумчиво побарабанил пальцами по рулю. — А давай к маме съездим. Прямо сейчас.
— Сейчас? — она испуганно посмотрела на мужа. — Нет, я не готова. Она опять начнёт...
— Вот поэтому и съездим. Пока не начала придумывать новые обиды. И я с тобой буду, не дам вам разругаться.
Валентина закусила губу, разрываясь между страхом новой ссоры и желанием всё исправить. А потом решительно кивнула:
— Только давай в магазин заедем. Купим ей чаю хорошего и печенья. Она любит с лимоном...
Сергей улыбнулся и завёл машину. Где-то в глубине души теплилась надежда, что сегодня всё будет по-другому. Должно быть по-другому.
***
Людмила вздрогнула от неожиданного звонка в дверь. На пороге стояли Валентина с Сергеем — оба какие-то встрёпанные, с пакетами в руках. У дочери глаза красные, будто плакала. Сердце болезненно сжалось, но Людмила только плотнее запахнула халат:
— Явились всё-таки...
— Мам, — Валентина шагнула вперёд, — можно войти?
Людмила молча отступила в сторону. В прихожей повисла неловкая тишина — только шуршали пакеты да капала вода с мокрых зонтов.
— Мы тут чайку принесли, — Сергей первым нарушил молчание, — и печенья. С лимоном, как вы любите, мама.
"Мама". Он всегда её так называл — не "тёща", не "Людмила Петровна", а просто "мама". И сейчас это простое слово кольнуло особенно остро.
— Давайте я чайник поставлю, — засуетилась Валентина, но Людмила перехватила её руку:
— Сиди уж. Сама справлюсь.
— Мам, ну куда ты после больницы-то? — в голосе дочери прорвалась тревога. — Дай я...
— А что больница? — Людмила упрямо направилась на кухню. — Я же никому не нужна, вот и учусь сама...
Она не договорила — голова вдруг закружилась, ноги подкосились. Если бы не Сергей, успевший подхватить, так бы и рухнула посреди кухни.
— Мамочка! — Валентина подскочила, забыв про все обиды. — Давай-ка присядем. Вот так, осторожно...
— Да что вы носитесь со мной? — Людмила попыталась встать, но дочь удержала её за плечи. — Раньше-то не больно беспокоились!
— Мама, — Валентина опустилась перед ней на корточки, заглядывая в глаза, — ну почему ты так? Я же правда каждый день звонила в больницу. С врачом твоим разговаривала...
— С врачом она разговаривала! — Людмила почувствовала, как снова подступают слёзы. — А ко мне прийти не могла? Знаешь, как я ждала? Каждый шорох в коридоре слушала — вдруг ты...
Она закрыла лицо руками. Плечи задрожали от рыданий.
— Я так боялась, Валечка... Так боялась! Думала — всё, помру тут одна, и никто даже не узнает...
— Мамочка, — Валентина обняла её, прижалась мокрой от слёз щекой, — прости меня, пожалуйста. Я должна была приехать, обязательно должна была...
Сергей тихонько вышел на кухню, загремел чашками. Через минуту потянуло ароматом свежезаваренного чая.
— Валь, — Людмила вытерла глаза уголком платка, — а ты правда каждый день звонила?
— Конечно, мам! — дочь присела рядом, всё ещё держа её за руку. — Утром и вечером. Доктор Сергеев уже шутил, что я его любимая пациентка, хоть ни разу не болела.
Людмила слабо улыбнулась:
— А я и не знала... Он мне ничего не говорил.
— Так ты же с ним почти не разговаривала, — Валентина осторожно поправила сбившуюся прядь волос матери. — Он жаловался — вы, говорит, как партизан на допросе. Только давление мерить разрешаете, а чуть что спросишь — молчите.
— А что говорить-то? — Людмила вздохнула. — Болит всё, сил нет... Только вас волновать.
— Мам, — Валентина крепче сжала её руку, — но мы же семья. Нам важно знать, как ты. Я так переживала...
На кухне снова загремели чашки, и Сергей появился с подносом:
— Так, чай готов. И печенье я достал — ваше любимое, мама, с лимонной начинкой.
Людмила смотрела, как дочь расставляет чашки, как зять подкладывает ей печенье на блюдце, и чувствовала, как медленно отпускает то мучительное одиночество, что грызло её все эти дни в больнице.
— Валечка, — она погладила дочь по руке, — а ты... ты правда не могла приехать? Из-за работы?
Валентина замерла с чашкой в руках. В глазах мелькнула тень той боли, что терзала её все эти дни.
***
— Знаешь, мам, — Валентина медленно покрутила чашку в руках, собираясь с мыслями, — когда тебя в больницу увезли, я как раз на совещании была. Важном таком — годовой проект защищали. И тут звонок...
Она замолчала, припоминая тот момент. Белые стены переговорной, напряжённые лица коллег, и вдруг — телефон. "Ваша мать госпитализирована..."
— Я тогда чуть в обморок не упала, — голос дрогнул. — Выскочила в коридор, начала звонить в больницу. А потом... Понимаешь, мам, у меня в отделе двадцать три человека. И от того проекта зависели их премии, их ипотеки, их дети...
Людмила хотела что-то сказать, но Сергей едва заметно покачал головой: "Пусть договорит".
— Я металась между больницей и работой, — Валентина говорила всё тише, словно через силу. — Хотела всё бросить и приехать к тебе. А потом представила лицо Анны Сергеевны — у неё дочка в этом году в институт поступила, каждая копейка на счету. И Витю-программиста — он только квартиру в ипотеку взял... Они же на меня надеялись, мам.
Людмила молчала, неосознанно комкая салфетку.
— И знаешь, что самое страшное? — Валентина подняла глаза на мать. — Я всё равно чувствовала себя предательницей. Что бы ни выбрала — предавала кого-то. Тебя — когда оставалась на работе. Коллег — когда думала всё бросить...
— Валюш, — Людмила вдруг увидела, какие у дочери измученные глаза, какие глубокие тени залегли под ними, — а ты сама-то когда последний раз спала нормально?
Этот простой, материнский вопрос вдруг разрушил последнюю преграду между ними. Валентина всхлипнула:
— Не помню, мам... Всё бегом, бегом... С работы — домой, детей накормить, уроки проверить. Потом отчёты доделываю, пока все спят. А как телефон звонит — сердце обрывается: вдруг с тобой что...
— Господи, доченька, — Людмила пересела ближе, прижала к себе поседевшую голову дочери, — что ж ты молчала-то? Я же не знала...
— А я боялась, мам, — глухо проговорила Валентина. — Боялась, что ты не поймёшь. Что скажешь — работа важнее матери...
— Дура я старая, — Людмила гладила дочь по волосам, как в детстве. — Думала только о себе — мне одиноко, мне страшно... А ты как разрывалась — не видела. Прости меня, доченька.
— И ты меня прости, мамочка, — Валентина крепче прижалась к матери. — Я так испугалась, когда тебя в больницу забрали...
Сергей тихонько встал из-за стола, пошёл собирать чашки. Но Людмила окликнула:
— Сереженька, ты куда? Сядь с нами. Ты же... ты же тоже мой родной человек.
Он замер, и что-то дрогнуло в его всегда спокойном лице. Осторожно сел рядом.
— Знаешь, мам, — Валентина выпрямилась, утирая слёзы, — давай мы с тобой телефон новый купим. С видеосвязью. Будем каждый вечер созваниваться, а? И детей подключим — они так соскучились по бабушке...
— И кнопки там большие, — подхватил Сергей, — не как в твоём старом. И экран яркий...
— И ещё, — Валентина порывисто сжала мамину руку, — я договорюсь на работе. Буду два раза в неделю пораньше уходить, к тебе заезжать. А в выходные — ты к нам. Посидим, поговорим...
Людмила смотрела на дочь и зятя, и впервые за долгое время чувствовала, как отступает давящее чувство одиночества. Может быть, дело было не в количестве времени, которое они проводили вместе, а в этой искренности, в желании понять друг друга?
— Знаете что? — она встала, пошатнувшись, но Сергей тут же подхватил под локоть. — А давайте я вам чаю свежего заварю. И пирог у меня есть, утром соседка принесла. Посидим по-семейному...
***
Прошло три недели. Людмила сидела в своём любимом кресле, держа в руках новенький смартфон. На экране улыбались внуки — Машенька показывала свежую пятёрку по математике, а Димка хвастался собранным из конструктора роботом.
— Бабуль, а ты правда завтра к нам приедешь? — Машенька придвинулась ближе к камере, и её веснушчатое лицо заняло весь экран.
— Конечно, солнышко, — Людмила улыбнулась, поправляя очки. — Папа обещал за мной заехать после работы.
— Ура! — Димка оттеснил сестру. — Бабуль, а ты блинчики испечёшь? С яблочным вареньем, как в прошлый раз!
— Испеку, маленький, обязательно испеку.
В кадре появилась Валентина — немного уставшая после рабочего дня, но глаза светились теплом:
— Мам, ты как сегодня? На процедуры сходила?
— Всё хорошо, Валечка, — Людмила показала на стопку книг рядом с креслом. — Утром в поликлинику съездила, потом в библиотеку заглянула. А сейчас вот, твой Серёжа звонил, спрашивал, не нужно ли чего из магазина захватить.
— Мам, — Валентина замялась, — а может, ты к нам насовсем переедешь? У нас места много, и ремонт в гостевой комнате уже закончили...
Людмила покачала головой:
— Нет, доченька. Мне и тут хорошо. К соседям привыкла, к району... Да и вам спокойнее — я же со своим характером...
— Мамуль, перестань, — в голосе дочери послышались знакомые нотки волнения. — Какой характер? Нормальный у тебя характер.
— Ой, не скажи, — Людмила лукаво прищурилась. — Я ж теперь каждый день звонить буду, проверять, поела ли ты, выспалась ли...
Они рассмеялись — легко, по-родному. Как давно они так не смеялись вместе!
— Ладно, мам, — Валентина глянула на часы, — нам пора — детям уроки делать. До завтра?
— До завтра, родные мои.
Экран погас. Людмила бережно положила телефон на столик, где уже лежала стопка фотографий — распечатанные кадры из их последних встреч. Вот они все вместе в парке, вот пекут блины на кухне у Вали, вот Сергей помогает ей разобраться с новым телефоном...
"Странно, — подумала она, перебирая снимки, — когда я болела, казалось — совсем одна. А ведь они всегда были рядом. Просто я не умела этого видеть."
За окном мягко светил вечерний фонарь, где-то вдалеке гудели машины. Людмила встала, по привычке держась за спинку кресла, но голова больше не кружилась. Нужно было собрать продукты для завтрашних блинов — Димка ждёт не дождётся.
На столе зажужжал телефон — пришло сообщение от Валентины: "Мамочка, напоминаю про таблетки. Целую тебя."
Людмила улыбнулась. Да, она больше не одна. И никогда не была одна — просто иногда об этом забывала.
Она открыла шкафчик, достала банку с мукой. Завтра их ждёт долгий, тёплый вечер — с блинами, разговорами и этим новым, удивительным чувством: когда любовь находит правильные слова, а понимание приходит даже в молчании.
"Господи, — подумала она, разбирая продукты, — как хорошо, что мы тогда поговорили. Как хорошо, что не побоялись открыть друг другу сердца..."
А за окном падал мягкий снег, укрывая город пушистым одеялом, словно заботливая мать, которая знает: всё будет хорошо. Просто нужно немного времени, чтобы научиться слышать друг друга.
***
Дорогие читатели, как Вы оцениваете действия героев рассказа? Как по вашему мнению должна была поступить Валентина после звонка из больницы?
Может быть с вами или вашими знакомыми в жизни тоже случалось нечто подобное? Как выходили из ситуации? Чем всё закончилось? Поделитесь своим мнением о рассказе пожалуйста. Давайте обсудим?
Новые интересные истории выйдут уже сегодня!
Поэтому очень прошу поддержать лайком 👍 и подписаться на канал, чтобы ничего не пропустить.
-------------------
А здесь ещё одна очень трогательная история: