Марина в последний раз оглядела праздничный стол. Белоснежная скатерть, любимый бабушкин сервиз, салфетки, сложенные веером — всё должно быть идеально. Она старалась создать особенную атмосферу для этого семейного ужина, хотя где-то в глубине души уже чувствовала — вечер будет непростым.
— Серёжа, можешь встретить Олю с Павлом? — крикнула она мужу, расставляя свечи в старинном подсвечнике. — Они должны быть уже близко.
Сергей молча кивнул и вышел. Он всегда становился немногословным перед визитами старшей сестры. Марина знала — это защитная реакция, желание избежать любых поводов для споров. Три года совместной жизни научили её замечать такие мелочи.
Звонок в дверь раздался, когда она зажигала последнюю свечу. Знакомый цокот каблуков, громкий голос Ольги, заполняющий прихожую:
— Боже, Серёжа, ну что за привычка держать в коридоре старую обувь? Это же неприлично! Мама всегда говорила...
Марина глубоко вздохнула. Начинается. Собрав все силы в улыбку, она вышла встречать гостей:
— Оля, Паша, как я рада вас видеть! Проходите, я как раз накрыла на стол.
Ольга, высокая и статная, окинула невестку оценивающим взглядом:
— Ах, милая, этот передник совсем не идёт к твоему платью. Я говорила тебе про тот магазин с итальянской одеждой?
Марина почувствовала, как напряглись плечи. Они даже не сели за стол, а первый укол уже получен.
— Проходите, присаживайтесь, — мягко произнесла она, игнорируя замечание. — Я приготовила твой любимый салат, Оля.
— Надеюсь, без майонеза? — Ольга поморщилась, присаживаясь за стол. — В нашей семье никогда не использовали эту безвкусицу.
Марина украдкой взглянула на мужа. Сергей сосредоточенно раскладывал приборы, делая вид, что не слышит колкостей сестры. Его молчание отзывалось глухой болью где-то под сердцем.
— А свечи обязательно? — продолжала Ольга, поправляя бокал. — Это же не ресторан. И скатерть... я бы постелила ту, что мама подарила на новоселье. Она гораздо практичнее.
Каждое замечание било точно в цель. Марина чувствовала, как её старания превращаются в пыль под градом критики. Она так хотела создать уютный вечер, а получила очередной урок "правильного" ведения хозяйства.
— Давайте попробуем горячее, — предложила она, надеясь сменить тему. — Я запекла курицу с травами.
— Курицу? — Ольга изящно приподняла бровь. — А я думала, будет что-то особенное. Помнишь, Серёжа, как мама готовила утку по-пекински?
Марина сжала под столом кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Она могла бы ответить, могла бы напомнить, что Сергей обожает именно её курицу с травами. Но она молчала, глотая обиду вместе с каждым куском. Ради мира в семье. Ради спокойствия мужа. Ради того иллюзорного одобрения, которого она никогда не получит от своей золовки.
Вечер тянулся бесконечно, пропитанный запахом свечного воска и невысказанных слов. И только тихое позвякивание вилок нарушало гнетущую тишину, повисшую над праздничным столом.
Звон посуды в раковине отдавался у Марины в висках тупой болью. После изматывающего ужина хотелось только одного — остаться в тишине, но цокот каблуков за спиной подсказал: этому желанию не суждено сбыться.
— Давай помогу, — Ольга решительно закатала рукава дорогой блузки. — Ты неправильно составляешь тарелки, они могут разбиться.
Марина стиснула зубы, чувствуя, как напряжение поднимается от шеи к затылку. Нет, она не станет спорить. Не сейчас.
— Знаешь, — Ольга придирчиво осмотрела кухонные шкафчики, — когда я выходила замуж, мама научила меня всем тонкостям ведения хозяйства. У тебя ведь мама... не занималась этим особо?
Укол был точным. Мама Марины, детский врач, действительно больше времени проводила в больнице, чем у плиты. Но разве это делало её хуже?
— Бедный Серёжа, — вздохнула Ольга, переставляя банки со специями. — Он так привык к домашнему уюту. Помню, как мама всегда...
— Оля, я справлюсь сама, — тихо, но твёрдо произнесла Марина.
— Ох, милая, какая же ты неопытная, — Ольга снисходительно похлопала её по плечу. — Вот смотри, даже полотенца неправильно сложены. А эти контейнеры для крупы? Разве можно так хранить продукты?
Каждое слово било по больному. Марина чувствовала, как предательски дрожат руки. Три года она создавала здесь свой уют, свой порядок. А сейчас какой-то чужой человек пытается перечеркнуть всё это одним взмахом наманикюренных пальцев.
— У вас даже кухонные полотенца не по размеру рассортированы, — продолжала Ольга, открывая ящики один за другим. — Серёжа, наверное, скучает по настоящему порядку. Помнишь, как у мамы всегда всё было разложено по системе?
Марина замерла, глядя на своё отражение в оконном стекле. В горле стоял ком, а в глазах начинало предательски щипать. "Настоящий порядок". Будто всё, что она делала до этого — ненастоящее, неправильное, недостойное.
— Знаешь, — голос Ольги стал почти сочувствующим, — если хочешь, я могу научить тебя, как правильно вести хозяйство. Всё-таки я старше, опытнее...
Чашка в руках Марины звякнула о раковину чуть громче, чем следовало. В кухне повисла тишина, нарушаемая только мерным гулом холодильника.
— Ты такая неловкая, — вздохнула Ольга. — Дай я сама домою посуду, а то разобьёшь ещё что-нибудь из маминого сервиза.
И это стало последней каплей. Внутри что-то надломилось, но Марина продолжала механически вытирать тарелки, чувствуя, как внутри закипает что-то большее, чем обида. Что-то похожее на решимость.
— Так, на Новый год собираемся у нас, — Ольга разливала чай, уверенно командуя парадом. — Мама всегда говорила, что старшие дети должны хранить семейные традиции.
Гостиная, казалось, стала меньше от её громкого голоса. Марина сидела в своём любимом кресле, машинально поглаживая бархатный подлокотник.
— Вообще-то... — начала она тихо, — мы с Сергеем думали пригласить всех к нам. У нас просторнее, и...
— Ты не хозяйка здесь, не командуй! — оборвала её Ольга. — Это наше, семейное. Ты вообще кто такая, чтобы решать?
Время остановилось. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов. Марина почувствовала, как кровь приливает к щекам. Три года унижений, три года молчаливого согласия, три года попыток стать "достойной" — всё это вдруг встало перед глазами.
Она медленно подняла взгляд на Сергея. Он сидел, опустив голову, изучая узор на чашке, словно там были спрятаны ответы на все вопросы мироздания. И это молчание, такое привычное, такое... предательское, вдруг стало последней каплей.
— Кто я такая? — Марина встала, чувствуя, как дрожит голос. — Я его жена. И это мой дом. Мой. Я здесь каждый день создаю уют, готовлю, забочусь о вашем драгоценном Серёже. А ты... ты приходишь сюда как ревизор, указываешь, командуешь...
— Да как ты смеешь... — Ольга побледнела.
— Смею. Потому что я действительно хозяйка этого дома. И если тебе что-то не нравится — можешь уехать.
— Сергей! — Ольга повернулась к брату. — Ты слышишь, что она говорит? Это же возмутительно! Мама была бы...
— Хватит, Оля.
Его голос прозвучал неожиданно твёрдо. Сергей поднял глаза, и Марина впервые за весь вечер увидела в них что-то кроме желания спрятаться.
— Ты перегибаешь. Всегда перегибала. Марина права — это наш дом. И она... она делает его лучше, чем кто-либо смог бы.
Ольга открыла рот, но не нашла слов. На её лице отразилась целая гамма чувств: недоверие, обида, растерянность. Она встала, одёрнула блузку:
— Что ж... я вижу, тут всё решено. Паша, мы уходим.
Марина смотрела, как они собираются, и чувствовала странную лёгкость. Будто огромный камень, который она носила на душе все эти годы, наконец рассыпался в пыль.
Звонок раздался через неделю. Сергей долго говорил с сестрой, уйдя в другую комнату. Марина не прислушивалась — она научилась уважать чужие границы.
— Оля хочет приехать поговорить, — сказал он после. — Я сказал, что спрошу тебя.
Марина кивнула. Она была готова.
Ольга приехала с букетом пионов — любимых цветов их матери. Стояла в прихожей, непривычно растерянная, прижимая к груди розовое облако.
— Я... — начала она, запнулась. — Вот, это тебе.
Марина приняла цветы. От них пахло летом и чем-то неуловимо знакомым — может быть, надеждой на перемены.
— Проходи, — сказала она спокойно. — Чай будешь?
В кухне было тихо. Ольга смотрела в окно, крутила в руках чашку — мамину, из того самого сервиза.
— Знаешь, — наконец произнесла она, — когда мама умерла, я думала, что должна сохранить всё как было. Каждую привычку, каждую традицию... — она сделала глоток. — Наверное, я перестаралась.
Марина молчала, давая невестке время.
— Ты хорошая жена Серёже, — слова давались Ольге с трудом. — И... хозяйка. Просто по-другому. Не как мама, не как я — по-своему.
— Спасибо, — тихо ответила Марина.
Они пили чай, глядя в окно на падающие листья. Между ними что-то изменилось — появилась дистанция, но не холодная, а уважительная.
Вечером Сергей обнял её крепче обычного:
— Ты удивительная. Знаешь это?
Марина улыбнулась. Она знала: теперь всё будет иначе. Не идеально, но честнее. И этого достаточно.