– Анна Сергеевна, да вы в своём уме? Это же должностное преступление! – начальник почты Виктор Павлович нервно постукивал пальцами по столу, не сводя глаз со стопки пожелтевших конвертов. – У нас проверка на носу, а вы с какими-то древними письмами возитесь!
– Древними? – Анна Сергеевна Нечаева выпрямила спину, расправив плечи. В свои пятьдесят восемь она сохранила осанку, которой могли позавидовать молодые девушки. – Это не просто бумажки, Виктор Павлович. Это судьбы. В каждом конверте – чья-то надежда, чья-то боль, чьи-то несбывшиеся мечты...
– Бросьте эту лирику! – он раздражённо махнул рукой. – Тридцать лет прошло! Все эти люди давно забыли про свои письма. Да половины адресатов наверняка уже нет в живых!
Анна Сергеевна невольно провела рукой по верхнему конверту. Выцветшие чернила, потёртые края... Но адрес всё ещё можно разобрать. И почерк – такой живой, такой эмоциональный. Кто-то писал это письмо, вкладывая в него всю душу...
– А вы знаете, что чувствует человек, не получивший важное письмо? – тихо спросила она, не поднимая глаз. – Как это – жить с мыслью, что тебе не ответили? Что тебя забыли, предали, вычеркнули из жизни?
Виктор Павлович насторожился: – Вы это о чём?
Она достала из сумочки старую фотографию. Молодая девушка в платье в горошек счастливо улыбалась в камеру. Рядом – статный военный.
– Это я, тридцать лет назад. А это Михаил. Мы познакомились на танцах в Доме офицеров. Он уезжал в командировку на Кавказ... Обещал вернуться. А я написала ему письмо – что жду ребёнка. Нашего ребёнка.
– И что?
– А то, что письмо не дошло. А потом пришла похоронка... – она сглотнула комок в горле. – Только через много лет я узнала, что он выжил. Был тяжело ранен, но выжил. И тоже писал мне, но... его письма тоже не дошли.
Виктор Павлович снял очки, устало потёр переносицу: – Анна Сергеевна, я понимаю ваши чувства. Но это было давно. А эти письма... они официально не существуют. Их нашли при ремонте, они даже не числятся в документах.
– Вот именно! – она впервые за разговор улыбнулась. – Раз их официально нет, значит, и нарушить ничего нельзя. Я ухожу на пенсию через месяц, Виктор Павлович. Тридцать пять лет на почте... Позвольте мне сделать это последнее дело. Правильное дело.
Он долго молчал, разглядывая её словно впервые. Потом тяжело вздохнул: – Я ничего не видел и не слышал. Но если будут проблемы...
– Не будут, – твёрдо сказала она, бережно собирая конверты. – Я же просто делаю свою работу – доставляю письма адресатам.
Дома она разложила письма на кухонном столе. Пять конвертов – пять историй, застывших во времени. С чего начать?
Первое письмо привлекло её внимание необычным почерком – твёрдым, но словно дрожащим, будто человек писал его через силу. "Светловой Марине Николаевне, улица Гагарина, дом 15, квартира 47."
Она помнила этот дом – старая пятиэтажка недалеко от школы. Сколько раз она разносила там почту... Интересно, живёт ли там ещё эта Марина Николаевна?
Взгляд упал на стопку неоплаченных счетов. Сын опять забыл их оплатить... Саша, её гордость и боль. Как же он похож на отца – тот же упрямый подбородок, те же глаза с золотистыми искорками. Если бы Михаил только знал...
Но нет. Сначала – чужие письма. Потом она разберётся со своей жизнью. У неё ещё будет время. Обязательно будет.
На следующее утро Анна Сергеевна стояла перед подъездом дома на улице Гагарина. Старое здание, казалось, постарело вместе с ней – облупившаяся краска, трещины на стенах. Но подъезд был чистым, а на окнах цвели герани – здесь всё ещё жили люди, которые заботились о своём доме.
Она медленно поднялась на третий этаж. Сердце колотилось – от волнения или от подъёма? Квартира 47... Дверь была обычной, обитой коричневым дерматином, с номером из латуни. Анна Сергеевна перевела дыхание и нажала на звонок.
Дверь открылась почти сразу. На пороге стояла седая женщина в очках с тонкой оправой. Осанка прямая, взгляд внимательный – сразу видно бывшую учительницу.
– Марина Николаевна Светлова? – голос Анны Сергеевны дрогнул.
– Да, это я, – в голосе прозвучало удивление. – А вы...
– Я из почтовой службы. У меня для вас письмо. Оно... – она замялась, – оно немного задержалось.
Марина Николаевна взяла конверт, близоруко всмотрелась в адрес. И вдруг побледнела так, что Анна Сергеевна испугалась – не стало бы женщине плохо.
– Господи... – прошептала Марина Николаевна. – Это почерк Тани... Моей сестры. Но как... откуда...
– Может быть, мне лучше уйти? – неуверенно спросила Анна Сергеевна.
– Нет! – Марина Николаевна схватила её за руку с неожиданной силой. – Пожалуйста, зайдите. Я... я не могу читать это одна. Просто не могу...
Квартира оказалась маленькой, но удивительно уютной. Книжные полки от пола до потолка, старое пианино, на котором стояли фотографии в рамках. И повсюду – цветы. Живые, в горшках, они словно наполняли пространство особой жизнью.
– Присаживайтесь, – Марина Николаевна указала на старое кресло. – Я сейчас... только чайник поставлю.
Её руки дрожали так сильно, что она никак не могла справиться с конвертом.
– Позвольте, я помогу, – мягко предложила Анна Сергеевна.
– Да-да, спасибо... – Марина Николаевна опустилась в кресло. – Знаете, я ведь каждый день думаю о ней. Каждый божий день за эти тридцать лет...
– Расскажите о ней, – тихо попросила Анна Сергеевна, аккуратно открывая конверт.
Марина Николаевна сняла очки, принялась протирать их краем кофты – явно привычный жест, помогающий справиться с волнением.
– Таня... Танюша была младше меня на пять лет. Я её вырастила, можно сказать – мама умерла рано, отец пил... – Она встала, подошла к пианино, взяла одну из фотографий. – Вот, посмотрите. Это мы с ней в парке Горького, ей тут шестнадцать...
На снимке две девушки в одинаковых платьях улыбались в камеру. Старшая – серьёзная, с прямой спиной, младшая – озорная, с россыпью веснушек на носу.
– Красивые, – искренне сказала Анна Сергеевна.
– Были когда-то, – грустно улыбнулась Марина Николаевна. – А потом... потом всё разрушила одна глупая ссора. Знаете, как бывает – слово за слово, обида на обиду... Она уехала. В Новосибирск, к тётке. А я осталась здесь, с чувством вины и своей правотой...
Она замолчала, разглядывая фотографию.
– А потом? – тихо спросила Анна Сергеевна.
– А потом... – голос Марины Николаевны дрогнул. – Потом я узнала, что она попала в аварию. Тяжёлую. Была в коме... А я не приехала. Господи, как я могла не приехать?! – она закрыла лицо руками. – Решила – раз не отвечает на мои письма, значит, не хочет меня видеть...
– Но ведь она жива? – осторожно спросила Анна Сергеевна.
– Да, слава Богу... – Марина Николаевна вытерла слёзы. – Мы помирились, когда я наконец решилась позвонить. Это было двадцать пять лет назад... Но всё равно, между нами осталась какая-то недосказанность. Словно тень того времени...
Анна Сергеевна развернула письмо. Почерк был неровный, будто человеку трудно было писать.
– Хотите, я прочитаю? – предложила она.
Марина Николаевна кивнула, не в силах произнести ни слова.
"Дорогая Мариночка!
Прости меня за молчание. Я получила все твои письма – целых шесть, они лежат сейчас на тумбочке у моей больничной койки. Только отвечать не могла – рука совсем не слушалась после аварии. Сейчас уже лучше, хотя почерк, ты видишь, ужасный.
Я так скучаю по тебе, сестрёнка. Помнишь, как в детстве мы мечтали никогда не расставаться? Как ты заплетала мне косички перед школой, а я таскала у тебя помаду? Какими же глупыми мы были, когда поссорились из-за маминого колечка... Теперь я понимаю – нет на свете вещи, которая стоила бы нашей разлуки.
У меня есть новости – я выхожу замуж. Его зовут Андрей, он врач, лечил меня после аварии. Ты бы видела его, Мариша! Такой серьёзный, в очках, весь правильный – прямо как ты. Но когда улыбается – словно солнце выходит из-за туч. И знаешь что? Он тоже любит Чайковского! Представляешь, как мы познакомились? Я очнулась под "Вальс цветов" – он включал музыку в палате...
Очень хочу, чтобы ты приехала на свадьбу. Она будет через месяц, 15 июня. Я знаю, что у тебя конец учебного года, выпускные классы... Но, может быть, ради меня? Мне так не хватает старшей сестры. Той, которая всегда знала, как правильно. Той, которая научила меня всему – от таблицы умножения до умения прощать.
Пожалуйста, приезжай. Я не хочу больше терять ни дня нашей сестринской дружбы. Жизнь слишком коротка для обид, я это теперь точно знаю.
*Обнимаю тебя крепко-крепко, Твоя Таня.
P.S. Вкладываю фотографию – это мы с Андреем. Правда, он похож на твоего любимого актёра Иннокентия Смоктуновского?"
Марина Николаевна беззвучно плакала, прижимая к груди старую фотографию.
– А знаете, что самое страшное? – вдруг сказала она, поднимая заплаканное лицо. – Я ведь чувствовала тогда... Сердце разрывалось – ехать, не ехать... А потом струсила. Решила – гордость дороже. Какая же я была дура...
Она встала, подошла к шкафу, достала старую шкатулку. – Вот, смотрите, – она открыла её дрожащими руками. – Все её письма храню. И мамино колечко – то самое, из-за которого мы поссорились. Дешёвая бижутерия, если честно... А я тогда заявила, что оно должно остаться у меня, потому что я старшая.
Анна Сергеевна взяла в руки простенькое колечко с зелёным стеклышком. – Иногда самые страшные ссоры случаются из-за пустяков...
– Да... – Марина Николаевна села обратно в кресло. – А потом гордость не даёт сделать первый шаг. Знаете, когда мы наконец помирились, я не решилась спросить про те свои письма – дошли ли, прочла ли... А она, видимо, думала, что я не приехала на свадьбу, потому что не простила.
– Но вы же общаетесь сейчас?
– Да, периодически созваниваемся. У неё двое детей, внуки уже... А я так и не вышла замуж. Всё работа, работа... – она обвела взглядом комнату. – Тридцать пять лет в школе. Чужих детей учила, а своих не завела.
Она вдруг выпрямилась: – Нужно позвонить ей. Прямо сейчас. Рассказать про письмо...
– Может быть, стоит поехать? – тихо предложила Анна Сергеевна. – Увидеться, обнять...
– В моём возрасте? – Марина Николаевна грустно усмехнулась. – Да и куда я поеду...
– А вы знаете, – Анна Сергеевна улыбнулась, – я ведь тоже собираюсь в путь. Первый раз за тридцать лет. К человеку, которого считала погибшим...
Марина Николаевна внимательно посмотрела на неё: – Расскажите.
И Анна Сергеевна рассказала – про Михаила, про неотправленное письмо, про сына, который никогда не видел отца...
– А теперь вот, – она достала из сумки следующий конверт, – разношу чужие письма и думаю: может, пора разобраться и со своей жизнью?
Марина Николаевна решительно встала: – Знаете что? Вы правы. Я поеду к Тане. Прямо сейчас куплю билет. К чёрту страхи, к чёрту возраст... Жизнь ведь такая короткая.
– А как же школа?
– А что школа? – она впервые за весь разговор искренне рассмеялась. – Я на пенсии уже третий год. Просто веду факультатив... Пора и честь знать. Пусть молодые работают.
Она подошла к телефону, решительно набрала номер: – Танюша? Здравствуй, родная... Ты только не волнуйся. Тут такое дело... Письмо твоё пришло. То самое, тридцатилетней давности... Да, я плачу. И ты плачешь... Сестрёнка моя любимая...
Анна Сергеевна тихонько вышла из квартиры. На душе было удивительно легко. Одно письмо – и целая жизнь изменилась. А ведь это только начало...
Она достала следующий конверт. "Ковалевой Наталье Петровне, улица Ленина, 24..." Почерк твёрдый, мужской. И штемпель – Новосибирск.
"Как интересно переплетаются судьбы", – подумала она, сворачивая на улицу Ленина. Старый дом давно снесли, на его месте теперь высотка из стекла и бетона. Консьерж встретил её подозрительным взглядом.
– Ковалева Наталья Петровна? Нет, такой у нас нет. В пятой квартире живёт Ковалева Елена Андреевна...
– Это её дочь, – уверенно сказала Анна Сергеевна. И про себя отметила: "Андреевна... Неужели..."
Елена Андреевна Ковалева оказалась эффектной женщиной лет сорока. Строгий деловой костюм, безупречная укладка, внимательный взгляд успешного человека. Но что-то в этом взгляде показалось Анне Сергеевне знакомым...
– Проходите, – Елена жестом указала на гостиную. – Значит, письмо для мамы? Она умерла пять лет назад.
– Мне очень жаль...
– Присаживайтесь. Чай, кофе?
– Спасибо, не нужно. – Анна Сергеевна протянула конверт. – Это письмо... оно пролежало на почте тридцать лет. Его написал некий Андрей Светлов.
Елена, державшая в руках чашку с кофе, вздрогнула так сильно, что чуть не расплескала напиток.
– Андрей Светлов? – её голос дрогнул. – Я не знаю такого человека.
– Возможно, стоит прочитать письмо?
Елена медленно взяла конверт, осторожно, словно он мог обжечь пальцы. Аккуратно вскрыла, достала сложенный листок.
По мере чтения её лицо менялось – удивление сменилось шоком, потом – болью, потом какой-то странной смесью радости и горечи.
– Этого не может быть... – прошептала она. – Откуда... как...
– Что там? – мягко спросила Анна Сергеевна.
Елена опустилась в кресло: – Этот человек... Он пишет, что он мой отец. Что они с мамой любили друг друга, но... – Она замолчала, перечитывая строки. – Он врач, жил в Новосибирске. Пишет, что только что женился, но должен увидеть меня... хотя бы раз.
Анна Сергеевна замерла: – Простите... Вы сказали – врач из Новосибирска? Андрей Светлов?
– Да, а что? – Елена подняла глаза от письма.
– Понимаете... – Анна Сергеевна на секунду заколебалась. – Я ведь не случайно здесь. Похоже, что вчера я доставила письмо его свояченице – сестре женщины, на которой он женился тридцать лет назад.
Елена резко встала: – Что? Расскажите мне всё. Пожалуйста.
Пока Анна Сергеевна рассказывала историю Марины Николаевны и её сестры Татьяны, Елена несколько раз прошлась по комнате, нервно теребя цепочку на шее.
– Значит, он женился на этой женщине... На Татьяне. – Она остановилась у окна. – И всё это время жил там, в Новосибирске. А я росла, думая, что отец бросил нас, даже не попытавшись связаться...
– В письме есть что-то ещё?
Елена вернулась к письму:
"...Наташа, я знаю, что не имею права вмешиваться в твою жизнь. Но я должен увидеть дочь. Хотя бы раз. Хочу знать, на кого она похожа, чем увлекается, о чём мечтает...
Я буду в Москве через месяц, 15 июня. Сообщи, если это возможно. Я понимаю, что ты можешь отказать – у тебя есть на это полное право. Но прошу – подумай. Не ради меня – ради неё. Каждый ребёнок имеет право знать своего отца, даже если этот отец не заслуживает прощения...
P.S. Вкладываю фотографию – пусть она хотя бы знает, как я выгляжу."
– Пятнадцатое июня... – прошептала Анна Сергеевна. – Тот же день, что и свадьба.
– Какая свадьба?
– Его свадьба с Татьяной. В письме к сестре она писала про это... Он собирался жениться в тот день, когда хотел увидеться с вашей мамой... и с вами.
Елена нервно рассмеялась: – Какая ирония... – Она подошла к бару, достала бутылку коньяка. – Будете?
– Нет, спасибо.
– А я выпью. – Она плеснула в бокал. – Знаете, я ведь всегда чувствовала, что мама что-то недоговаривает об отце. Когда я спрашивала о нём, она уходила от ответа. Никогда не ругала его, но и не рассказывала ничего конкретного. Только однажды... – Она сделала глоток. – Однажды, мне было лет шестнадцать, я заявила, что хочу стать врачом. Она побледнела тогда, как полотно. Сказала – только не это. Любая профессия, но не эта.
– И что вы?
– А я упёрлась. Может быть, назло ей, может... – Елена замолчала, разглядывая янтарную жидкость в бокале. – Теперь я понимаю – это было у меня в крови. Я детский хирург. Заведую отделением в центральной клинике. И знаете, что самое удивительное? Я с детства знала, что хочу лечить именно детей. А теперь выясняется, что мой отец...
Её прервал телефонный звонок. На экране высветилось: "Марина Николаевна".
– Это сестра Татьяны, – пояснила Анна Сергеевна. – Наверное, хочет рассказать о разговоре с сестрой.
Выслушав новости, она повернулась к Елене: – Они живы. Татьяна и Андрей – ваш отец. У них двое детей, работают в Новосибирской детской больнице. И... они приезжают через две недели в Москву. На конференцию по детской хирургии.
Елена резко поставила бокал: – Что? Постойте... – Она бросилась к ноутбуку, быстро застучала по клавишам. – Вот! "Всероссийская конференция по инновационным методам в детской хирургии. Специальный гость – профессор А.М. Светлов, руководитель отделения детской кардиохирургии..."
Она откинулась на спинку стула: – Я должна была участвовать в этой конференции. Собиралась выступать с докладом... А потом отказалась – много работы, срочные операции...
– И что теперь?
Елена встала, подошла к стене, где висели дипломы и сертификаты. Среди них выделялась детская фотография в простой рамке – маленькая девочка в белом халате стоит возле больничной кровати.
– Мне здесь семь лет, – тихо сказала она. – Я тогда попала в больницу с аппендицитом. И так впечатлилась работой врачей, что заявила маме – буду лечить детей. – Она провела пальцем по стеклу рамки. – А теперь думаю – может, это была не случайность? Может, это гены?
Её взгляд упал на другую фотографию – молодая женщина держит на руках новорождённого.
– А это мой сын, Андрей. – Елена горько усмехнулась. – Да, я назвала его Андреем. Сама не знаю почему... Просто когда держала его первый раз на руках, это имя само пришло в голову. Мама тогда побледнела, но ничего не сказала.
Анна Сергеевна внимательно посмотрела на фотографию: – Сколько ему сейчас?
– Двенадцать. Представляете? У него есть дед, о котором он не знает. И тётя, и... – Она замолчала, схватившись за голову. – Боже мой, у меня есть брат и сестра! Где-то в Новосибирске живут люди, которые... которые моя семья.
Она резко развернулась к компьютеру: – Так, конференция через две недели. Я должна выступить там. Я...
Телефон снова зазвонил. На этот раз звонил сын.
– Андрюша? Да, я задерживаюсь... Нет, всё в порядке, просто... – Она вдруг осеклась. – Сынок, ты можешь сейчас приехать ко мне в клинику? Да, я знаю, что ты на тренировке. Это важно. Очень важно.
Положив трубку, она повернулась к Анне Сергеевне: – Простите, но мне нужно ехать. Я должна рассказать сыну. Он имеет право знать.
– Конечно, – Анна Сергеевна встала. – Я тоже пойду. У меня ещё есть письма...
– Подождите! – Елена схватила её за руку. – Скажите... а у вас... у вас тоже есть такое письмо? Которое не дошло?
Анна Сергеевна медленно кивнула: – Да. Я написала его отцу моего сына тридцать лет назад. Сообщала, что беременна...
– И что случилось?
– Он был военным. Пришла похоронка... – Она сглотнула комок в горле. – Только через много лет я узнала, что он выжил. Был тяжело ранен, но выжил.
– И вы его не искали?
– Искала. Но... – Она развела руками. – Он переехал, сменил часть... А потом я узнала, что он женился. У него своя жизнь, семья... Зачем бередить старые раны?
Елена решительно подошла к компьютеру: – Как его зовут?
– Что?
– Имя, фамилия, год рождения. Сейчас найдём.
– Нет-нет, что вы...
– Послушайте, – Елена развернулась к ней. – Вы принесли мне письмо, которое изменило мою жизнь. Позвольте и мне помочь вам. У меня есть небольшие связи, доступ к данным...
Анна Сергеевна колебалась. Столько лет она хранила эту тайну, эту боль...
– Михаил Степанович Воронов, – тихо сказала она. – 1972 года рождения. Служил в Чечне...
Елена быстро застучала по клавишам. Через несколько минут она торжествующе воскликнула: – Есть! Смотрите!
На экране была фотография с какой-то ветеранской встречи. И среди других людей – он. Постаревший, седой, но такой родной...
– Живёт в Твери, – быстро читала Елена. – Председатель совета ветеранов. Вдовец... – Она подняла глаза на Анну Сергеевну. – Вы понимаете? Он один!
В этот момент в дверь позвонили.
– Это Андрюша, – Елена встала. – Я должна рассказать ему... Анна Сергеевна, обещайте, что не уйдёте. Мне кажется, сегодня день, когда все тайны должны быть раскрыты.
Она пошла открывать дверь, а Анна Сергеевна смотрела на фотографию на экране. Михаил... Живой, седой, одинокий... И всего несколько часов пути до Твери.
– Мам, что случилось? – в комнату вошёл высокий подросток с взъерошенными тёмными волосами. – Я с тренировки сбежал...
Он осёкся, увидев заплаканное лицо матери.
– Мама?
– Сядь, сынок, – Елена указала на диван. – Нам нужно поговорить. Это... это о твоём дедушке.
– О дедушке? – мальчик нахмурился. – Но ты говорила, что он умер до моего рождения.
– Нет, Андрюша. Я... я сама не знала. Понимаешь, сегодня пришло письмо. Очень старое письмо...
Анна Сергеевна тихонько встала: – Я, пожалуй, пойду...
– Нет! – одновременно воскликнули мать и сын.
– Останьтесь, – попросил Андрей. – Если это связано с письмами... я хочу знать всё.
И Елена рассказала – о письме, о своём отце, о предстоящей конференции. Мальчик слушал, не перебивая, только глаза становились всё больше и больше.
– Значит, – медленно сказал он, когда мама закончила, – у меня есть дедушка? Настоящий? И он... он детский хирург, как ты?
– Да, милый. И не просто хирург – он профессор, светило в детской кардиохирургии.
– Круто! – мальчик вскочил. – А когда мы с ним встретимся? Мам, можно я пойду с тобой на конференцию? Пожалуйста!
Елена растерянно посмотрела на Анну Сергеевну: – А вдруг... вдруг он не захочет нас видеть?
– Захочет, – уверенно сказала Анна Сергеевна. – Он же сам писал тогда, что хотел встречи. А теперь у него есть не только дочь, но и внук...
– Мам, – вдруг серьёзно сказал Андрей, – а почему бабушка не рассказала ему обо мне? Это ведь... это ведь нечестно, да?
Елена обняла сына: – Знаешь, иногда взрослые совершают ошибки, думая, что защищают тех, кого любят. Бабушка... она боялась, что нам будет больно. Что мы привяжемся к человеку, у которого уже есть другая семья.
– Но ведь семья – это же хорошо? Чем больше, тем лучше!
– Устами младенца... – тихо сказала Анна Сергеевна.
Елена решительно встала: – Ты прав, сынок. Я подам заявку на конференцию. Прямо сейчас.
Она села за компьютер, быстро застучала по клавишам. Вдруг остановилась: – Анна Сергеевна... а вы... вы поедете в Тверь?
– Я не знаю... – она опустила глаза. – Столько лет прошло...
– А вы знаете, что между Тверью и Москвой всего два часа на скоростном поезде? – вдруг сказал Андрей. – Мы недавно в школе проходили транспортную систему России. И билеты можно купить через интернет!
Он подбежал к компьютеру, быстро открыл сайт РЖД: – Смотрите, на завтра есть места! Мам, давай купим Анне Сергеевне билет? Пожалуйста!
– Нет-нет, что вы... – запротестовала Анна Сергеевна.
– Подождите, – Елена внимательно посмотрела на неё. – А ваш сын? Он знает об отце?
– Только то, что я рассказывала... Что его отец был военным, что погиб...
– Позвоните ему. Прямо сейчас.
Дрожащими руками Анна Сергеевна достала телефон.
– Сашенька? Сынок... Ты можешь приехать? Да, прямо сейчас. Нет, всё в порядке, просто... Я должна тебе кое-что рассказать. Что-то очень важное...
Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стоял высокий мужчина – так похожий на того, молодого Михаила с фотографии...
– Мама? Что случилось? – Он остановился, увидев незнакомых людей.
– Проходи, сынок. Нам нужно поговорить...
И она рассказала – всё. О письме, которое не дошло. О похоронке. О том, что узнала правду слишком поздно. И о том, что его отец жив и живёт в Твери...
Саша слушал молча, только желваки ходили на скулах. Когда она закончила, он долго молчал.
– Почему? – наконец спросил он. – Почему ты не сказала мне раньше? Хотя бы когда узнала, что он жив?
– Я боялась... – она заплакала. – Боялась, что ты уйдёшь к нему. Что я потеряю тебя...
– Мама... – он опустился перед ней на колени. – Глупая моя мама... Как я мог тебя оставить? Ты же всю жизнь положила, чтобы вырастить меня одна.
– Вот! – вдруг воскликнул Андрей. – Теперь вы просто обязаны поехать в Тверь! Все вместе!
Саша поднял голову: – А знаете... он прав. Мама, поехали? Прямо завтра? Хватит упущенного времени...
На следующее утро Анна Сергеевна пришла в почтовое отделение непривычно рано. На столе начальника уже дымилась чашка кофе.
– Виктор Павлович, мне нужен отгул. На пару дней.
Он поднял глаза от бумаг: – А как же письма? Сколько их ещё осталось?
– Три, – она положила их на стол. – Они подождут. Знаете... иногда надо начинать с собственных писем. С собственной судьбы.
Он внимательно посмотрел на неё: – Вы что-то нашли? Кого-то?
– Возможно... – она улыбнулась. – Я еду в Тверь. С сыном.
Виктор Павлович вдруг тоже улыбнулся: – Знаете, Анна Сергеевна... я тут думал о том, что вы делаете. О письмах, которые не дошли... – Он открыл ящик стола, достал потрёпанный конверт.
–Я тоже когда-то не отправил одно письмо, – тихо сказал Виктор Павлович. – Тридцать два года назад. Любовь всей моей жизни уезжала в другой город. А я... я струсил. Написал письмо, но так и не отправил.
Он разгладил пожелтевший конверт: – Знаете, что самое страшное? Я каждый день работаю на почте. Каждый день отправляю чужие письма. А своё – самое важное – так и не решился...
– И что с ней стало? – тихо спросила Анна Сергеевна.
– Не знаю, – он грустно улыбнулся. – Но вчера... после разговора с вами... я нашёл её страницу в интернете. Она живёт в Санкт-Петербурге. Одна. Представляете?
Он решительно встал: – Знаете что? Берите свой отгул. И даже два. А я, пожалуй, тоже возьму отпуск за свой счёт. Пора и мне доставить одно важное письмо.
...Поезд мерно стучал колёсами. За окном проплывали подмосковные пейзажи. Анна Сергеевна сидела, сжимая в руках старую фотографию. Рядом – Саша, а напротив – Елена с сыном.
– Не могла отпустить вас одних, – сказала Елена утром, встречая их на вокзале. – Да и Андрюша не дал бы мне покоя. Правда, сынок?
– Конечно! – мальчик возбуждённо ёрзал на сиденье. – Я хочу посмотреть, как встретятся два военных – дедушка Михаил и папа Саши!
Саша улыбнулся: – Ты же понимаешь, что я давно не военный? Я архитектор.
– Всё равно! В вас есть что-то... такое. Военная выправка!
Елена посмотрела на Сашу с интересом: – А правда, почему вы не пошли по стопам отца?
– Мама была против, – он взял руку Анны Сергеевны. – После той истории с похоронкой... Я понимал её.
– А сейчас? Не жалеете?
– Знаете... – он задумался. – Может быть, это и к лучшему. Я строю дома – места, где люди чувствуют себя в безопасности. Где семьи собираются вместе. Наверное, это тоже своего рода служба.
Анна Сергеевна слушала их разговор и думала о том, как удивительно переплетаются судьбы. Вот они – случайные попутчики, незнакомые люди... А через несколько часов один из них встретит отца, которого никогда не знал, а другая – деда, о существовании которого даже не подозревала.
– Мам, – вдруг сказал Саша, – а ты помнишь тот дом в военном городке? Где мы жили, когда я был маленький?
– Конечно, – она улыбнулась. – Барак на краю леса. Печное отопление, вода из колонки...
– А помнишь, как ты каждый вечер выходила на крыльцо? Я тогда не понимал, а сейчас думаю – ты ждала его, да? Всё надеялась, что он вернётся...
Она молча кивнула, смахивая слезу.
– Знаете что? – вдруг сказала Елена. – А давайте мы все потом приедем в Москву? На конференцию? Встретимся с моим... с моим отцом. Все вместе.
– Точно! – подхватил Андрей. – Будет как в кино – большое воссоединение семьи!
Анна Сергеевна посмотрела в окно. Мелькали берёзы, простые деревенские дома, церквушки вдалеке... Такая родная, такая понятная земля. И где-то там, впереди – город, где живёт человек, которого она любила всю жизнь.
"Тверь, – гласило объявление по радио, – стоянка поезда пять минут."
– Ну что, – Саша встал, снимая сумки с полки, – готова?
– Не знаю, – честно призналась она. – Страшно...
– А вы представьте, – вдруг сказал Андрей, – что это просто ещё одно письмо. Которое обязательно должно дойти до адресата.
Тверь встретила их солнечным весенним днем. Они взяли такси – адрес совета ветеранов был уже известен.
– Подождите! – вдруг сказала Анна Сергеевна, когда машина остановилась у небольшого двухэтажного здания. – Я... я не могу.
– Мама, – Саша взял её за руку. – Ты же сильная. Ты справишься.
– А давайте мы с Андрюшей сходим на разведку? – предложила Елена. – Узнаем, на месте ли он...
Она вышла из машины вместе с сыном. Через несколько минут они вернулись – взволнованные, с горящими глазами.
– Он там! – выпалил Андрей. – Сидит в кабинете, разговаривает с каким-то дедушкой! Такой... такой настоящий полковник!
Анна Сергеевна закрыла глаза. Сердце колотилось как сумасшедшее.
– Пойдём, – тихо сказал Саша. – Я с тобой.
Они поднялись по старой скрипучей лестнице. В коридоре пахло канцелярией и кофе. Из-за двери с табличкой "Председатель совета ветеранов" доносились голоса.
Саша решительно постучал.
– Войдите! – раздался знакомый голос. Тот самый, который она помнила все эти годы.
Они вошли. За столом сидел седой мужчина в строгом костюме с военной выправкой. Он поднял глаза от бумаг и замер.
– Здравствуйте, – сказал Саша. – Я... я ваш сын.
Михаил Степанович медленно встал. Его взгляд перемещался с Саши на Анну Сергеевну и обратно.
– Аня? – прошептал он. – Господи... Аня...
– Я написала вам, – тихо сказала она. – Тридда...
– Тридцать лет назад, – закончил он. – Я знаю. Я нашёл это письмо две недели назад.
– Что?
Он открыл ящик стола, достал конверт – такой же пожелтевший, как те, что она разносила все эти дни.
– Оно пришло на старый адрес части. Там давно всё снесли, строят торговый центр... При расчистке территории нашли мешок со старой почтой. Представляете? – Он горько усмехнулся. – Тридцать лет... Я всё думал – как найти вас? Писал в разные инстанции, искал через знакомых...
– А я получила похоронку, – прошептала Анна Сергеевна.
– Знаю. – Он провёл рукой по седым волосам. – Меня действительно посчитали погибшим. Я полгода пролежал в госпитале, без сознания. Потом ещё полгода восстанавливался. А когда наконец смог написать... вы уже уехали.
Они замолчали, глядя друг на друга. Столько лет, столько несказанных слов...
– Папа, – тихо сказал Саша. – У тебя есть время? Может быть, сходим куда-нибудь? Поговорим?
Михаил Степанович схватился за сердце: – Папа... Как же долго я ждал этого слова. – Он вдруг улыбнулся – той самой улыбкой, которую Анна Сергеевна помнила все эти годы. – У меня дома пирог. Я каждое воскресенье пеку. По маминому рецепту...
– С яблоками? – вдруг спросила Анна Сергеевна.
– С яблоками и корицей, – кивнул он. – Ты помнишь?
– Я всё помню...
В дверь осторожно заглянули Елена и Андрей.
– Можно? – робко спросил мальчик.
– А вы кто? – удивился Михаил Степанович.
– Мы... мы группа поддержки, – улыбнулась Елена. – И, кажется, у нас тоже есть история про письмо, которое изменило жизнь.
...Через две недели они все встретились снова – уже в Москве, на медицинской конференции. Елена стояла за кафедрой, докладывая о новых методах в детской кардиохирургии. А в первом ряду сидели: её отец, профессор Светлов, с женой Татьяной, сестра Татьяны – Марина Николаевна, приехавшая из Новосибирска, Анна Сергеевна с Михаилом и Сашей, и Андрей – будущий врач, как он теперь говорил всем.
А где-то в Санкт-Петербурге бывший начальник почты Виктор Павлович пил кофе с женщиной, которой тридцать два года назад не решился отправить письмо.
Потому что настоящие письма не могут потеряться навсегда. Они просто ждут своего часа, чтобы открыть двери в прошлое и помочь построить новое будущее.