«Вернувшись в свой вагон, Пелагея прилегла на полку и мгновенно уснула. Ей снова снился тот же сон. Она, красивая, и на обеих ногах, в туфельках на каблучках и легком шифоновом платье, танцует с мужчиной. Ей снова хочется увидеть его лицо, но он упорно отворачивается от нее. Пелагея слегка нервничает и просит мужчину повернуться к ней, но он лишь смеется в ответ. Смех такой знакомый! Где же Пелагея слышала его?»
Часть 75
Пелагея не сразу вернулась в свой вагон, а вновь остановилась в тамбуре и захотела покурить. На этот раз ей помог со спичками совсем молодой парнишка, стремительно пробегавший мимо. Увидев Пелагею, он задержался, конечно же устремив свой взгляд именно на ее культю. Палаша смутилась.
— Тетя, вам спички? — спросил он, указывая на папиросы в ее руке.
— Да… хотя… не надо бы… ладно, давай…
Парень чиркнул спичкой:
— Вам больше ничего не нужно? Может, помочь чем?
— Нет, нет, спасибо, парень. У меня все хорошо. Ты ж торопишься, наверное? Давай беги.
— Тороплюсь, тетя. Батька с мамкой поругались, в разных вагонах едуть, вот я шастаю туды-сюды. А мамка беспокоится все ж о нем, — парнишка счастливо улыбнулся. — Вот харч передала и спички с папиросами. Мы только што сели, полночи у телеге тряслисси. Я сам-то не курю.
— Это хорошо! — улыбнулась Пелагея. — А я уж было подумала… а батьку и мамку мири, да побыстрее. Это счастье нынче — у кого и батька, и мамка живые. Пусть в мире живут: вот хоть ради тебя! Или еще кто есть? И им так скажи. Я знаю, что говорю. Лихо по земле до сих пор ходит. Да они и сами знают, и ты знаешь. Взрослый уже.
Парень серьезно посмотрел на Палашу и сказал:
— Помирю, тетя, обещаю. Как приедем у Гурзовку… так и сразу…
— В Гурзовку? А кто там у вас?
— Так домой едем! К бабке в Петровку ездили, батькина мать. У меня-то батька… Как вы… ну… без ноги… аккурат девятого мая случилоси… Мы и не знали, живой иль нет. В июле токма письмо пришло, живой, мол, ждите. В сентябре пришел. В сорок седьмом братишка родился, нынче годик ему, а бате нет бы радоваться — так запил по-черному. Вот и ругаются таперича постоянно. Сейчас в вагоне тоже пьянствует, я мамке не говорю. Она братишку сиськой кормит, нельзя ей волноваться.
— Эх, парень — молодой ты еще, а уже мужик настоящий. Не знаю, что и посоветовать тебе. Да хоть бы войны не было — и то хорошо, — Пелагея провела рукой по кудрявому чубчику парнишки.
— Спасибо, тетя, на добром слове. Спасибо, что поговорили со мной. Послухали мене. Эх, плохо мене иногда бывает, а сказать некому. Мамку берегу, бабка далече, а больше и нет никого.
— Беги, парень. Да, знаешь что? Когда отец тверезый будет, поговори с ним. Вот так, как со мной. Поймет он! Поверь, на войне много он горя хлебнул.
Парень кивнул и ринулся дальше. Потом вернулся:
— Нате вам, тетя! — и он протянул Палаше коробок спичек. — У меня два, а у вас нету. А то, можат, хлебца хотите? У меня тут…
Пелагея остановила парнишку:
— Спасибо тебе! Не нужно! Неси батьке. Сытая я!
Вернувшись в свой вагон, Пелагея прилегла на полку и мгновенно уснула. Ей снова снился тот же сон. Она, красивая, и на обеих ногах, в туфельках на каблучках и легком шифоновом платье, танцует с мужчиной. Ей снова хочется увидеть его лицо, но он упорно отворачивается от нее. Пелагея слегка нервничает и просит мужчину повернуться к ней, но он лишь смеется в ответ. Смех такой знакомый! Где же Пелагея слышала его?
Когда открыла глаза, то увидела, что уже достаточно позднее утро, и девчата сидят на соседней полке, о чем-то тихо переговариваясь. Увидев, что она проснулась, обе улыбнулись и пожелали доброго утра.
— Ну что, будем чай пить, а потом слушать Светочку? — спросила Палаша.
Девушки кивнули. Согласны, мол.
— Тетка Пелагея, мы усе ваши харчи съедим! — забеспокоилась Василиса.
— Да что ты, милмоя! — говоря это слово, Палаша вспомнила Валю, дом, Настеньку. На душе стало тепло.
— Моя мать была бы только рада! — Палаша с удовольствием назвала Валю матерью, но также она обратила внимание, что вспомнила и Валю, и Настеньку, даже образ кота Васьки и пса Пиратки возник, а вот Федора — нет.
— Давайте, девчата, айдате! Ну как вы себе это представляете? Я одна буду хрумкать, а вы сидеть и на меня смотреть? Ну? Да и не съесть мне все это одной!
Радостно глядя на хлеб и пироги девушки счастливо рассмеялись и дружно принялись за еду.
Когда хорошо подкрепились и напились вволю чаю, Пелагея выжидательно посмотрела на Светлану:
— Ну что, расскажешь нам о себе? А потом уж и я!
Света кивнула, тщательно разгладила невидимые складки на юбке и начала рассказ:
— Городская я, сколько себя помню, мы всегда в городе жили. И мама моя городская, и отец. Родилась я в двадцать втором году, потом сестра младшая родилась, а потом и братишка. Братишку я нянчила, мне восемь лет было. Мама запросто на меня его оставляла, я была очень серьезная и ответственная.
Вася подалась вперед, видимо, хотела что-то сказать, но раздумала и притихла.
— Когда началась война, мне девятнадцать лет было, младшей сестре Наташке почти восемнадцать, а братику всего одиннадцать. Папа ушел сразу добровольцем. Похоронка на него пришла уже в декабре. Мама не проронила ни одной слезинки, а на следующий день усадила меня на кухне и сказала:
— Доченька, ты уже совсем взрослая. Не могу я дома сидеть, хочу за вашего папку отомстить этим гадам. Я в снайперскую школу записалась.
Да, мама отлично стреляла. У нее была такая страсть. Часто они с папой в тир ходили. Я не стала мамку отговаривать, видела я, что бесполезно это. В общем, остались мы втроем. Голодно было и холодно. Тяжело! Я работала на заводе, сестра с братом дома меня поджидали: воду таскали, печку топили, иногда еду варили, если было из чего. Наташа прекрасно со всем справлялась, и я подумала: «Ну зачем мы вдвоем дома сидим, когда враг прет и прет на нас?»
А тут еще и одна девочка на заводе сообщила, что записалась на сестринские курсы, а потом сразу на фронт. В общем, я тоже с ней пошла. С 1942 я на фронте. Сначала из дома и от мамы письма регулярно шли, потом от мамы не стало писем, а потом и от Наташки. Вообще никаких вестей! Я с ума сходила! Окончание войны в Берлине встретила: все поют, пляшут, радуются, а я реву. Представила, как приеду домой, а там никого…
Света замолчала, она смотрела в одну точку, не мигая.
— Про маму до сих пор ничего не знаю, а дом наш разбомбило. Сказали, что никто не спасся. Ночью…
Пелагея и Василиса сидели притихшие.
— Пошла работать в госпиталь, дали комнату. Там и познакомилась с Ванечкой, — лицо Светы осветила ясная улыбка. — Он чуть старше меня, воевал, награды имеет, ранения были. Никого нет у него, один как перст. Как и я… была… теперь мы вместе.
— Света, а мама? — тихо спросила Пелагея.
Светлана пожала плечами и горестно вздохнула.
— Куда только не писала! Но среди погибших нет ее. Надеюсь, что жива. Мне так легче, я с ней даже говорю иногда, особенно, когда совсем плохо.
— Енто правильно! Надобно надеетьси! А то как жа! Без надежды, без яе никак! И хлопец у тебе есть, — Василиса обняла и поцеловала Светлану.
Та улыбнулась сквозь слезы.
— Ну а вы, тетя Пелагея? Теперь вы расскажите.
— Ну, миленькие мои! Моя история совсем безрадостная.
— Так оно ж и понятно! Сколька ж горя-то фриц нама принес!
— Да, Васенька, да только у меня с детства все наперекосяк.
И Палаша рассказала им все о себе, все без утайки: и о том, как мать умерла, а потом жили все ребята сами по себе без любви и ласки материнской, без отца при живом отце; как рано вышла замуж и как обрела не только мужа, но и мать; как воевала и как ногу потеряла; что сын погиб; как снова стала матерью, не рожая; и как дважды лишилась мужа: один раз с похоронкой, а второй раз уже живого.
— Вот так, девчата, теперь тружусь в медпункте. Большой он у меня, бывшая барская усадьба. Можно настоящую больницу открывать, да только я одна не справляюсь. И так день и ночь там торчу…
— Тетка Пелагея, а возьмите меня с собой опосля курсов? А? — прижав руки к груди, попросила Василиса, в ее глазах горела мольба: — Мене у нашем училище казали: потома у любую дяревню в области ехай. Так вот, я к вама хочу! Хорошо мене с вами шибко.
Пелагея обняла Василису, прижала к себе:
— А я как только тебя увидела, сразу подумала, что ты на мою Настюшку похожа.
Света сквозь слезы смотрела на попутчиц.
Пелагея обняла и ее, девушка с готовностью прижалась к ней и горько расплакалась.
— Как жа я по мамке скучаю! — прошептала она. — Как же мне больно!
Татьяна Алимова
Все текстовые материалы являются интеллектуальной собственностью и имеют регистрационные номера на сайте проза.ру. Копирование и распространение в коммерческих и некоммерческих целях запрещено.
Договор о сотрудничестве возможен. Пишите на почту, указанную в шапке профиля.
Все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
Прочтите еще один мой рассказ ⬇️⬇️⬇️
Иногда страшные обстоятельства оборачиваются счастьем…
