В воскресный полдень солнечные лучи пробивались сквозь тюлевые занавески, расписывая золотистыми бликами старый паркет. Анна сидела в своём любимом кресле, перебирая фотоальбомы, которые хранили память о счастливых годах с мужем. Пожелтевшие страницы шелестели под её пальцами, каждый снимок возвращал в прошлое, где они с Петей были молоды и полны надежд.
— Ах, Петенька, — прошептала она, поглаживая фотографию, где они стоят у подъезда этого самого дома, держа ключи от только что полученной квартиры. — Помнишь, как радовались каждой мелочи? Как по копеечке собирали на мебель...
Звонок в дверь прервал её воспоминания. На пороге стоял Николай — высокий, подтянутый, в дорогом костюме, так похожий на отца в молодости. Только глаза другие — жёсткие, деловые.
— Мам, привет! — он чмокнул её в щёку и прошёл в квартиру, привычно скидывая туфли. — Что делаешь?
— Да вот, альбомы старые смотрю, — Анна поспешила убрать фотографии, чувствуя какое-то смутное беспокойство от неожиданного визита сына.
Николай присел на диван, нервно побарабанил пальцами по подлокотнику:
— Мам, нам надо серьёзно поговорить.
Что-то в его голосе заставило её насторожиться. Она медленно опустилась в кресло, крепче прижимая к себе альбом.
— О чём, Коля?
— Понимаешь... — он замялся, подбирая слова. — Эта квартира... она слишком большая для тебя одной. И район престижный, цены растут. Может, имеет смысл продать её? Купим тебе поменьше, в спальном районе. А разницу...
— Нет, — твёрдо прервала его Анна, чувствуя, как внутри всё холодеет. — Даже не начинай этот разговор.
— Мам, но послушай...
— Нет, это ты послушай! — она поднялась, прижимая альбом к груди как щит. — Здесь каждый угол памятью пропитан. Здесь мы с отцом твоим жизнь прожили. Здесь ты вырос!
Николай тоже встал, его лицо начало меняться, теряя показную мягкость:
— Мам, хватит цепляться за прошлое! Времена другие, надо думать практично. Ты не представляешь, сколько сейчас стоит эта квартира!
— А ты не представляешь, сколько она для меня значит! — голос Анны дрогнул. — Это не просто стены — это наш с папой дом. Наше гнездо, которое мы по крупицам собирали.
— Господи, ну какое гнездо?! — в голосе Николая прорезалось раздражение. — Тебе шестьдесят пять, ты одна. Зачем тебе трёхкомнатная в центре? А мне эти деньги сейчас...
Он осёкся, но было поздно. Анна почувствовала, как к горлу подступают слёзы обиды:
— Вот оно что... Деньги тебе нужны? Так и сказал бы прямо, а не ходил вокруг да около!
— Да, нужны! — он почти кричал. — У меня проблемы, понимаешь? А ты сидишь тут, в своих воспоминаниях, когда можно решить...
— Вон! — теперь уже кричала Анна, чувствуя, как дрожат руки с зажатым в них альбомом. — Немедленно уходи! Моя квартира, и я её никому не отдам!
Николай схватил свои туфли и выскочил за дверь. В тишине квартиры было слышно, как гулко стучит сердце. Анна медленно опустилась в кресло и открыла альбом. Со старой фотографии улыбался Петя, держа на руках маленького Колю.
— Господи, — прошептала она, не сдерживая слёз, — что же с нами стало, Петенька? Что же с нашим мальчиком случилось?
Три дня Анна не выходила из дома, не отвечала на звонки. Сидела в своей квартире, перебирая старые вещи, будто пыталась найти в них защиту от нахлынувшей беды. Николай объявился снова в четверг вечером — без предупреждения, с пакетом продуктов и виноватым выражением лица.
— Мам, открой! Я знаю, что ты дома, — его голос из-за двери звучал непривычно тихо. — Давай поговорим спокойно.
Анна помедлила, прежде чем повернуть ключ. Николай стоял на пороге — помятый, осунувшийся, совсем не похожий на того уверенного бизнесмена, каким был в прошлый раз.
— Проходи, — она посторонилась, пропуская сына. — Только давай без криков.
Он прошёл на кухню, начал выкладывать продукты:
— Я тебе творог привёз, тот самый, деревенский, что ты любишь. И мёд алтайский...
— Коля, — Анна присела за стол, сложив руки на коленях, — давай начистоту. Что случилось? Почему тебе так срочно нужны деньги?
Николай замер, опустив голову. Его плечи поникли, словно груз проблем физически давил на него.
— Я в долгах, мам. Крупных. Бизнес... не пошёл. Я думал, справлюсь, но там такое... — он махнул рукой. — Кредиторы требуют возврата, угрожают. Лена не знает, я её берегу. Но если не расплачусь...
— Сколько? — тихо спросила Анна.
— Много. Очень много, — он наконец поднял глаза, в них стояли слёзы. — Квартира... она сейчас стоит прилично. Хватило бы закрыть долги и начать сначала. В другом городе, с чистого листа.
Анна смотрела на сына, и сердце разрывалось от боли и жалости. Но что-то ещё мешало ей сразу согласиться.
— А ты подумал, как я буду "начинать сначала" в моём возрасте? — она говорила тихо, но твёрдо. — Где гарантия, что ты снова не влезешь в авантюры?
— Мам, я всё продумал! — Николай оживился, в глазах появился лихорадочный блеск. — Тебе купим однушку в Южном районе, там тихо, зелено. Маршрутка прямая до центра. А на оставшиеся...
— Нет, — она покачала головой. — Не так.
— Да что ж такое?! — он вскочил, заметался по кухне. — Ты не понимаешь! Мне угрожают! А ты... ты из-за своих сентиментальных воспоминаний готова сына под нож пустить?!
— Не смей! — Анна тоже поднялась. — Не смей обвинять меня! Где ты был, когда я болела в прошлом году? Когда мне операцию делали? Три звонка за месяц — вот и вся забота! А теперь я должна в одночасье всё бросить, потому что ты...
— Потому что я твой сын! — он почти кричал. — Единственный! Неужели эти стены тебе дороже родной крови?
— А я твоя мать! — её голос сорвался. — Твоя мать, а не банкомат! Я всю жизнь вам с отцом отдала. Всё, что имела — в семью, в тебя. А ты... ты даже не спросил, как я живу на пенсию. Не поинтересовался, нужна ли мне помощь.
Николай застыл, словно его ударили:
— Вот значит как... Месть? За то, что редко навещал?
— Господи, — Анна покачала головой, чувствуя бесконечную усталость. — Ты ничего не понял. Совсем ничего.
— Это ты не понимаешь! — он схватил куртку. — Ты всегда была такой! Вечно правильной, вечно поучающей! Никогда не думала о моих желаниях, только о своих принципах!
Он выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. Стены качнулись от удара, зазвенела посуда в серванте.
Анна медленно опустилась на стул. На столе стоял пакет с продуктами — жалкая попытка подкупить её любовь. В окно бился весенний дождь, и капли на стекле смешивались с её слезами.
Прошла неделя. Анна не находила себе места, металась между обидой и тревогой за сына. В пятницу вечером, не выдержав, позвонила невестке:
— Леночка, приходите завтра на обед. С Мишенькой. Я пирогов напеку...
В трубке повисла пауза.
— Свекровь, вы уверены? — голос Елены звучал настороженно. — После того, что было...
— Именно поэтому, — твёрдо сказала Анна. — Мы же семья. Нужно поговорить.
Весь следующий день она готовила: напекла любимых Колиных пирогов с капустой, сделала куриный суп с домашней лапшой, салаты. Накрыла стол праздничной скатертью, достала лучший сервиз — тот самый, что берегла для особых случаев.
Они пришли ровно к трём. Десятилетний Миша сразу бросился обнимать бабушку, и у Анны защемило сердце — как давно она не видела внука! Елена держалась чуть отстранённо, но помогла накрыть на стол. Николай хмурился, избегая смотреть матери в глаза.
— Ой, пироги! — обрадовался Миша. — Бабуль, а помнишь, как мы с тобой вместе стряпали? Ты обещала научить меня печь "косички"...
— Сейчас не до "косичек", — буркнул Николай, и Лена бросила на него предостерегающий взгляд.
За столом сначала было неловко. Говорили о погоде, о Мишиных успехах в школе. Анна украдкой разглядывала сына — осунулся, под глазами круги. Елена тоже выглядела измотанной.
— Вкусный суп, — наконец сказала невестка. — Как вы делаете такую лапшу?
— Секрет простой — тесто долго вымешивать надо, — Анна попыталась улыбнуться. — Я тебя научу, если хочешь.
— Если мы переедем, будет не до учёбы, — вдруг резко сказал Николай. — Мам, я вижу, к чему ты клонишь. Думаешь, накормишь нас, и все проблемы решатся?
— Коля! — одёрнула его Елена. — Не при ребёнке.
— А что "не при ребёнке"? — он с грохотом отодвинул тарелку. — Пусть знает, какая у него бабушка! Всю жизнь так — сначала пряник покажет, потом условия ставит!
— Папа, ну что ты... — начал было Миша, но Николай его перебил:
— Помню, в детстве велосипед просил. Так она что сделала? "Будешь хорошо учиться — купим". А я левша, мне писать трудно было! Но нет — всё по её правилам!
— Господи, Коля, — выдохнула Анна. — Тебе сорок три года. Ты до сих пор помнишь этот велосипед?
— Помню! — он вскочил, опрокинув стул. — Всё помню! Как ты мои решения критиковала, как в институт пихала, хотя я в армию хотел! Как с первой женой разведён меня заставила, потому что она тебе не нравилась!
— Коля, перестань, — тихо сказала Елена. — Ты же сам говорил, что она пила...
— Не важно! Важно, что всегда, всегда она решала, как мне жить! А теперь, когда я прошу помощи — отворачивается!
— Я отворачиваюсь?! — Анна тоже поднялась. — Это ты отвернулся! Когда отец умирал — где ты был? На какой-то презентации! Я одна с ним в больнице сидела, одна хоронила...
— Мама, не надо! — крикнул Миша. По его щекам текли слёзы.
Повисла страшная тишина. Елена обнимала сына, у неё дрожали руки. Николай стоял, стиснув кулаки, будто борясь с собой.
— Идём, — наконец хрипло сказал он. — Нам здесь делать нечего.
— Коля, — Анна шагнула к нему. — Сынок...
— Не надо, — он отшатнулся. — Ты всё сказала. И я тоже.
Они ушли — торопливо, не попрощавшись. Миша оглядывался, размазывая слёзы по щекам. Елена крепко держала его за руку.
Анна осталась одна в квартире, пропахшей пирогами и несбывшимися надеждами. На столе остывал праздничный обед, который должен был примирить семью, а вместо этого развёл их ещё дальше.
Она механически начала убирать со стола. В голове звучали слова сына, каждое — как удар: "Всегда решала, как мне жить... Всегда по её правилам..."
"Неужели он прав?" — думала она, глядя на фотографию покойного мужа. — "Петя, неужели я и правда всё испортила своей правильностью?"
После ухода гостей Анна не могла уснуть. Старая квартира, обычно такая уютная, теперь казалась слишком большой, слишком пустой. Каждый угол напоминал о чём-то своём: вот здесь маленький Коля сделал первые шаги, там — получил первую двойку и плакал, уткнувшись в мамино плечо...
Почти до рассвета она просидела в кресле, перебирая старые письма. Пожелтевшие конверты, выцветшие чернила, знакомый почерк мужа. Пётр писал ей, когда уезжал в командировки — тогда ещё не было мобильных телефонов, и письма оставались единственной ниточкой, связывающей их на расстоянии.
"Анечка, родная моя!" — читала она, и слёзы капали на бумагу. — "Как вы там с Колькой? Береги себя, не переутомляйся на работе. Знаю, тяжело тебе одной с ним, но ты держись. Квартиру нашу обязательно отстоим — это будет наша крепость, наше гнездо. Вот увидишь, как заживём!"
Она помнила то время — начало девяностых, неразбериха, задержки зарплаты. Они с Петей выплачивали кооператив, недоедали, но платили. Коля донашивал чужие вещи, но зато у них была своя крыша над головой.
"Аннушка!" — другое письмо, уже позже. — "Представляешь, зашёл сегодня в универмаг, а там люстра — точь-в-точь как ты хотела! Хрустальная, с подвесками. Дорогая, конечно, но я договорился в рассрочку. Будет тебе подарок к новоселью в большой комнате!"
Та самая люстра до сих пор висела над столом. Анна подняла глаза — хрустальные подвески тускло поблескивали в темноте. Сколько раз Николай просил поменять её на что-то современное... А она не могла. Не могла, потому что помнила, как Петя сам её вешал, как радовался каждому дню в их новой квартире.
В стопке писем нашлась старая открытка — "С новосельем!". На обороте детский почерк: "Мамочка и папочка! Поздравляю вас с новой квартирой! Обещаю учиться на четвёрки и пятёрки! Ваш сын Коля."
— Господи, — прошептала Анна, прижимая открытку к груди. — Где же я ошиблась? Когда между нами встала эта стена?
Она встала, прошлась по квартире. Каждая комната хранила свои истории. Вот здесь Коля делал уроки, тут они с Петей составляли планы на будущее, а на этой стене до сих пор видна едва заметная метка — следы детского роста.
В ящике старого серванта нашёлся ещё один конверт. Последнее письмо от мужа, написанное в больнице за месяц до смерти.
"Анечка, любимая моя! Знаю, тяжело тебе будет одной. Но ты держись. Квартира наша... пусть она будет тебе опорой. Каждый угол здесь помнит нашу любовь, наше счастье. Не важно, что будет дальше — здесь твой дом, твоя защита. Я всегда буду с тобой в этих стенах..."
Анна опустилась на диван, чувствуя, как внутри что-то надломилось. Всё, что она берегла столько лет — воспоминания, память, любовь... Но разве можно сберечь прошлое ценой настоящего? Разве стоят эти стены отношений с сыном?
За окном занимался рассвет. Первые лучи солнца окрасили стены в розовый цвет, как тогда, в их первое утро здесь. Анна смотрела на знакомые до последней трещинки обои и вдруг поняла: дело не в квартире. Дело в страхе — страхе потерять последнюю связь с прошлым, с той счастливой жизнью, которая была у них с Петей.
Она достала чистый лист бумаги. Руки дрожали, но почерк оставался твёрдым: "Коленька, сын мой...".
Утро выдалось промозглым. Анна сидела на кухне, в третий раз перечитывая черновик письма сыну, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Николай, а с ним какой-то незнакомый мужчина средних лет с потёртым портфелем.
— Мам, это Виктор Андреевич, он юрист, — Коля говорил отрывисто, не глядя ей в глаза. — Можно войти?
У Анны внутри всё оборвалось. Значит, вот как... Даже не дождался ответа на письмо.
— Здравствуйте, — проговорила она чужим голосом. — Проходите.
В маленькой прихожей стало тесно от двух мужчин. Юрист неловко топтался у вешалки, не зная, куда деть свой портфель. Николай прошёл на кухню как к себе домой, достал чашки.
— Будете чай? — спросил он у юриста.
— Коля, — тихо сказала Анна. — Зачем это всё?
Сын замер у буфета:
— Так будет лучше, мам. Официально. Виктор Андреевич подготовил документы...
Юрист закивал, торопливо раскрывая портфель:
— Да-да, мы тут набросали предварительный договор. Очень выгодные условия, вы не пожалеете...
— Пожалеете... — Анна опустилась на табурет. — Господи, Коля, ты хоть понимаешь, что делаешь? Привёл чужого человека делить родительский дом?
— Мама, — в голосе сына появилось раздражение. — Давай без этих... Дом, память... Это просто квартира! Надо решить вопрос с документами и всё.
— Просто квартира? — она смотрела на него и не узнавала. — Та самая, где ты рос? Где папа...
— Анна Сергеевна, — встрял юрист. — Давайте всё же посмотрим бумаги. Тут очень интересное предложение...
— Нет, — она поднялась. — Уходите. Оба.
— Мам...
— Я сказала — уходите! — голос предательски дрогнул. — Коля, я... я думала написать тебе... Хотела поговорить... А ты вот так...
Юрист засуетился, пряча бумаги. Николай стоял, стиснув зубы.
— Вечно ты всё усложняешь, — процедил он. — Вечно драму разводишь.
— Это ты всё усложнил, — она отвернулась к окну, сдерживая слёзы. — Уходи. Просто уходи.
Когда дверь закрылась, Анна долго сидела в тишине. За окном моросил дождь, на плите остывал недопитый чай. В углу кухни жужжал старенький холодильник — тот самый, который они с Петей купили на первую большую премию.
"Как же так, Петенька? — думала она. — Где мы с тобой ошиблись?"
Телефон звонил несколько раз — наверное, Лена или Тамара. Анна не брала трубку. Не было сил ни с кем говорить.
Вечером в дверь тихонько поскреблись.
— Бабуль? — голос внука прозвучал непривычно робко. — Ты там?
— Входи, Мишенька, — Анна открыла дверь. В тусклом свете подъезда лицо внука казалось осунувшимся.
— Я сам пришёл, — зачем-то сказал он. — Мама не знает.
Анна молча пропустила его в квартиру. Миша прошёл на кухню, сел на своё обычное место у окна. Сколько раз он здесь делал уроки, пока она готовила ему оладьи...
— Будешь есть? — спросила она машинально.
Миша помотал головой:
— Бабуль, я слышал, как папа маме рассказывал. Про долги. Он говорил, что его могут в тюрьму посадить.
Анна замерла у плиты. Сердце сжалось от испуга и жалости — мальчик не должен был это слышать.
— И ещё, — Миша теребил рукав куртки, — он плакал. Первый раз видел, как папа плачет.
Она опустилась на стул рядом с внуком. За окном горели фонари, их свет падал на знакомые до последней трещинки стены. Сколько всего видели эти стены: радость и горе, ссоры и примирения...
— Знаешь, — тихо сказал Миша, — когда дедушка болел, я тоже сюда тайком приходил. Сидел на лестнице, слушал, как вы с ним разговариваете. Он всё повторял: "Береги маму, она у нас сильная, но ей тяжело будет..."
Анна почувствовала, как к горлу подступает комок. Она не знала об этих тайных визитах внука. Не знала, что последние слова мужа кто-то ещё слышал.
— А папа... — Миша вдруг всхлипнул, — он ведь хороший. Просто запутался. Мама говорит, он ночами не спит, всё думает, как долги отдать.
В кухне повисла тишина. Только тикали старые часы — те самые, что Петя починил в их первый год здесь. Анна смотрела на эти часы и думала о времени. О том, как оно течёт, меняя всё вокруг. Меняя их самих.
— Бабуль, — Миша положил руку на её ладонь, — ты ведь поможешь папе? Я копилку свою разобью, там почти три тысячи...
Она привлекла внука к себе, прижала к груди его взъерошенную голову. В этот момент что-то окончательно прояснилось в её душе.
Ночью, когда Миша уснул на диване, Анна достала старую папку с документами. От долгого лежания бумаги пожелтели, но печати были четкими: договор на квартиру, старые квитанции, завещание мужа...
"Прости, Петенька," — думала она, перебирая документы. — "Ты хотел, чтобы эта квартира была моей крепостью. Но, может быть, настоящая крепость — это не стены? Может быть, это наша семья, наши дети, внуки?"
Она села за стол и начала писать. Строчки ложились ровно, словно каждое слово давно созрело внутри:
"Дорогой сын! Прости меня за резкость. За то, что не смогла сразу понять твою боль. Ты прав — это просто стены. А наша память, наша любовь — они всегда с нами, где бы мы ни были.
Я согласна продать квартиру. Но у меня есть условия..."
Закончив письмо, она подошла к спящему внуку. Осторожно поправила сползшее одеяло, коснулась губами тёплого лба. В темноте комнаты всё плыло от слёз, но на душе было удивительно спокойно.
За окном занимался рассвет — такой же, как тогда, в их первое утро здесь. Но теперь она знала: каждый рассвет может стать началом новой истории. Надо только найти в себе силы отпустить прошлое.
Прошла неделя. Анна сама позвонила сыну — впервые за всё это время.
— Коля, нам надо поговорить, — сказала она твёрдо. — Только вдвоём. И без юристов.
Он пришёл вечером, когда стемнело. Стоял в прихожей, переминаясь с ноги на ногу, будто не решался войти дальше.
— Проходи, — Анна кивнула в сторону кухни. — Чайник уже вскипел.
На столе лежало её письмо — то самое, которое она написала неделю назад. Николай сел, взял его в руки. По мере чтения лицо его менялось: хмурилось, светлело, снова темнело...
— Мам... — он поднял глаза. — Ты правда согласна?
— Да, — она разлила чай по чашкам. — Но с условиями.
— Какими?
— Во-первых, ты не просто возьмёшь деньги и исчезнешь. Расскажешь мне всё: сколько должен, кому, почему так вышло.
Николай опустил голову:
— Это долгая история...
— А я никуда не спешу, — она пододвинула ему вазочку с печеньем. — Начинай.
И он рассказал. О том, как вложился в строительный проект. Как его обманули партнёры. Как брал кредиты, чтобы закрыть другие кредиты. Как боялся признаться жене, что они на грани разорения.
— Почему сразу не пришёл ко мне? — тихо спросила Анна.
— Стыдно было, — он отвёл глаза. — Да и... казалось, справлюсь сам.
— Как твой отец, — она грустно улыбнулась. — Он тоже всегда хотел всё сам.
Николай впервые за вечер улыбнулся:
— Помнишь, как он сарай пытался один построить? Три раза перестраивал...
— А потом соседа позвал, и за два дня сделали.
Они помолчали, вспоминая. Потом Анна достала второй конверт:
— Вот здесь мои условия. Главное — часть денег я оставляю себе на жильё. Сама выберу, где жить. И никаких "маленьких квартирок в спальном районе".
— Конечно, мам, — он кивнул. — Что ещё?
— Будешь приезжать раз в месяц. С Леной, с Мишей. Не на пять минут — на целый день. И звонить каждую неделю.
— Мам...
— И ещё, — она подняла палец. — Если начнёшь новое дело — расскажешь мне. Всё расскажешь, чтобы я знала, куда ты влезаешь.
Николай вдруг всхлипнул. Опустил голову, плечи задрожали:
— Прости меня... За юриста этого... За всё...
Анна встала, подошла к сыну. Обняла его за плечи:
— И ты меня прости. За велосипед тот... и вообще.
Он поймал её руку, прижался к ней щекой — как в детстве, когда болел или был чем-то расстроен.
— Знаешь, — сказала она, гладя его по голове, — а ведь эта квартира своё дело сделала. Выучила тебя, замуж выдала, внука вырастила...
— А теперь спасёт меня от долговой ямы, — он грустно усмехнулся.
— Нет, — она покачала головой. — Не квартира спасёт. Мы сами друг друга спасём. Как семья.
За окном шёл дождь. В свете фонарей капли на стекле казались золотыми. Где-то там, в темноте, ждала новая жизнь — может быть, не такая привычная и удобная, как старая. Но главное, что в этой новой жизни они снова будут семьёй.
Прошёл год. Небольшая двухкомнатная квартира в старом доме на Речной улице постепенно становилась уютной. Анна развела на подоконниках цветы, повесила новые занавески. Соседка сверху, Валентина Петровна, частенько забегала на чай — они быстро сошлись на почве общей любви к вязанию и сериалам.
В этот вечер Анна сидела в кресле, вязала носки для Миши и поглядывала на часы. Сын обещал позвонить в семь — он теперь всегда звонил по четвергам, точно по расписанию.
Телефон зазвонил минута в минуту.
— Мам, привет! — голос Николая звучал бодро. — Как ты там?
— Да всё по-старому, — она улыбнулась. — Валя заходила, пирог принесла. В магазине скидки на крупы, я тебе гречки купила...
— Мам, ну что ты опять! У нас тут всё есть.
— Материнский инстинкт не пропьёшь, — она тихонько засмеялась. — Как вы там? Как Мишенька в новой школе?
— Отлично! Представляешь, на олимпиаду по физике взяли. Лена им там задачки решать помогает...
Они говорили почти час. О мишиных успехах, о новой работе Николая — теперь он занимался логистикой, без всяких рискованных проектов. О том, как Лена записалась на курсы английского... Анна слушала и чувствовала, как теплеет на душе.
— Мам, — вдруг сказал Николай. — А мы послезавтра приедем. Все втроём.
— Как послезавтра? — она растерялась. — У нас же через две недели встреча...
— А это сюрприз. У меня... в общем, я долги закрыл. Все. Последний платёж сегодня внёс.
Она прикрыла глаза, сдерживая слёзы:
— Коленька... Молодец какой.
— Это ты молодец, мам. Если бы не ты тогда...
— Ладно, ладно, — она махнула рукой, хоть он и не мог этого видеть. — Я пирогов напеку. С яблоками или с капустой?
— С капустой, конечно! Как в детстве.
Попрощавшись, Анна подошла к окну. За стеклом качались голые ветки старого клёна — скоро весна, будут первые листочки. Внизу горели окна соседних домов, каждое — как маленькая жизнь, как чья-то история.
На стене висела фотография — та самая, с Петей и маленьким Колей. Теперь рядом с ней появились новые: Миша с дипломом олимпиады, Лена у моря, Николай в своём новом офисе... Анна смотрела на эти фотографии и думала о том, как удивительно устроена жизнь. Иногда нужно что-то отпустить, чтобы получить что-то более ценное.
Старая квартира часто снилась ей по ночам. Но теперь эти сны не приносили боли — только светлую грусть и благодарность. Та квартира была целой жизнью, прекрасной главой в их семейной истории. Но сейчас началась новая глава, и она оказалась ничуть не хуже прежней.
Анна поправила вазу с геранью на подоконнике — такой же, как была у них с Петей. Налила себе чаю, достала спицы. Надо довязать носки — внук приезжает. А потом, может, и шарфик начать, для Лены...
За окном падал мягкий весенний снег. Где-то в другом городе её сын укладывал спать своего сына, рассказывал ему сказку, готовился к новому рабочему дню. А здесь, в маленькой уютной квартире на Речной улице, сидела немолодая женщина и улыбалась своим мыслям. Жизнь продолжалась — другая, новая, но по-своему счастливая.