Монаршее семейство во время правления Георга III, который запомнился в истории потерей британских колоний в Северной Америке и своим безумием, было невероятно непопулярно, а Принни, как называли принца Уэльского, тоже Георга, распутного денди и сибарита, не любили больше всего.
Распутный, расточительный, потакающий своим желаниям принц
Принц Уэльский был известен разгульным образом жизни. Он завязывал отношения с женщинами, которые, как правило, были замужем. В возрасте 17 лет для своего первого сексуального опыта он выбрал 21-летнюю актрису по имени Мэри Робинсон, «почитаемую более за красоту, чем за таланты». Принц увидел её в роли Пердиты в «Зимней сказки» Шекспира в театре Друри-Лейн, и был мгновенно сражен. Но хитрая миссис Робинсон поддалась на ухаживания принца только после того, как он письменно подтвердил, что даст ей сумму в 20 000 фунтов стерлингов (эквивалентно 1 миллиону фунтов стерлингов сегодня), когда достигнет совершеннолетия, в 21 год.
В 18 лет Принни предоставили отдельное поместье, где он окунулся в жизнь разврата и дикой расточительности, включающую постоянные попойки, безумные выходки с друзьями сомнительной репутации и многочисленных любовниц.
14 августа 1780 года, через два дня после 18-летия, король написал ему длинное письмо, в котором перечислял его недостатки. «Ваша склонность к беспутному образу жизни уже несколько месяцев достаточно злобно трубилась в государственных газетах, и есть те, кто готов ранить меня в самое больное место, разрывая на части каждую ошибку, которую они смогут в вас найти».
Благодаря своему новому общественному положению миссис Робинсон стала законодательницей моды в Лондоне, представив свободный, струящийся стиль платья из муслина, основанный на греческих скульптурах, который стал известен как «Пердита». Ей потребовалось немало времени, чтобы решиться оставить мужа ради принца, но, в конце концов, она уступила своим желаниям быть с мужчиной, который, как она думала, будет относиться к ней лучше, чем мистер Робинсон. Ей заплатили единовременно 5000 фунтов стерлингов и 500 фунтов стерлингов в год. Однако принц быстро устал от эксцентричной миссис Робинсон, прекратил роман в 1781 году и отказался выплатить обещанную сумму в 20 000 фунтов стерлингов.
К лету 1783 года долг принца составлял 29 000 фунтов. Он подружился с Чарльзом Джеймсом Фоксом, ведущим политиком-вигом, игроком и пьяницей. Будучи членом правительства, Фокс убедил министров предоставить принцу, по достижению совершеннолетия, годовой доход в 100 000 фунтов стерлингов. Они согласились, но когда премьер-министр Уильям Генри Кавендиш-Бентинк, 3-й герцог Портлендский попытался уговорить короля выплатить часть суммы из «цивильного листа», тот отказался. «Если бремя устройства принца Уэльского ложится на меня, то это груз, который я не в состоянии вынести, в интересах общества я не могу по совести дать согласие на то, что считаю позорным расточительством государственных денег», – писал король герцогу Портлендскому.
Правительству удалось достигнуть компромисса, по которому король ежегодно жертвовал 50 000 фунтов стерлингов из «цивильного листа», 12 000 фунтов стерлингов в год из доходов герцогства Корнуолл (то, что по праву принадлежало принцу) и организовал грант в размере 50 000 фунтов стерлингов для погашения долгов. Принцу также предоставили Карлтон-хаус на улице Пэлл-Мэлл в качестве официальной резиденции, и для расширения и обновления особняка он нанял знаменитого архитектора Генри Холланда, который начал работу в 1783 году и продолжал её в течение 30 лет. Карлтон-хаус в конечном итоге обошелся в 500 000 фунтов стерлингов.
В 1782 году у Принни была интрижка с Грейс Эллиотт, которая зарабатывала себе на жизнь как куртизанка. Она родила дочь и заявила что принц Уэльский – отец ребёнка. Однако девочка была смуглой и когда её показали принцу, он сказал: «Чтобы убедить меня, что это моя девочка, они должны сначала доказать, что черное – это белое».
Жена или любовница?
В 23 года Принни влюбился в Мэри-Анну Фицгерберт, дважды вдову, из высшего общества Лондона, и страстно возжелал её. Но строгие католические убеждения Мэри-Анны не позволяли ей стать любовницей. Тогда Георг, который был на шесть лет моложе ее, решил что брак – единственный способ завоевать расположение возлюбленной.
15 декабря 1785 года принц Уэльский женился на миссис Фицгерберт на тайной церемонии в гостиной её дома на Парк-стрит в Лондоне, которую провёл один из капелланов церковного дома королевского двора, преподобный Роберт Берт. Принц оплатил его долги в размере 500 фунтов стерлингов, чтобы освободить из Флитской тюрьмы, в которой содержались должники и банкроты. Свидетелями на церемонии были дядя и брат миссис Фицгерберт.
Принни прекрасно понимал, что этот брак не имел юридической силы. Он не только противоречил Акту о престолонаследии 1701 года (в котором говорилось, что наследник престола может жениться только на протестантке), но и нарушал Акт о королевских браках 1772 года. Будучи потомком Георга II, которому не исполнилось 25 лет, принцу требовалось согласие короля и Тайного совета, чтобы брак был законным, но он его даже и не спрашивал. В этом не было смысла. Однако миссис Фицгерберт считала, что она была канонической и истинной женой принца, для неё закон Церкви был выше закона Государства.
Миссис Фицгерберт арендовала особняк на площади Сент-Джеймс, чтобы быть ближе к Карлтон-хаус. Принц, в свою очередь, дал понять, чтобы любые приглашения, адресованные ему, направлялись и миссис Фицгерберт. Общество в целом подчинилось.
Но тучей на горизонте принца был его постоянно растущий долг. К лету 1786 года он вырос до 161 000 фунтов стерлингов, еще 80 000 фунтов стерлингов требовалось для оплаты текущих работ в Карлтон-хаус и 30 000 фунтов стерлингов на непредвиденные расходы.
15 июня невозмутимый принц написал отцу: «Признаюсь, сумма большая, но что еще больше усугубляет мое горе, так это то, что чем дольше она остается неоплаченной, тем больше она будет расти». Короля не впечатлили доводы сына, и он сказал ему, что «помощь с моей стороны при таких обстоятельствах исключена».
Единственным вариантом для принца было закрыть Карлтон-Хаус, продать свой конный завод и часть экипажей, отказаться от многих слуг. Он отложил 40 000 фунтов стерлингов на выплату долгов, а на остальные деньги решил проживать как частный джентльмен со своей спутницей, миссис Фицгерберт, в приморском Брайтоне. Принц арендовал симпатичный фермерский дом с видом на Олд-Стейн (тогда поросший травой участок, который использовался как прогулочная зона), который Генри Холланд превратил в сооружение в неоклассическом стиле, ставшее Морским павильоном.
В 1787 году по распоряжению премьер-министра Уильяма Питта Младшего парламент проголосовал за выделение принцу 161 000 фунтов стерлингов на выплату его долгов и 60 000 фунтов стерлингов на работы по строительству Карлтон-хаус. Год спустя, когда король перенес первый серьезный психотический приступ (почти наверняка редкое заболевание обмена веществ, порфириновая болезнь), принц поспешил воспользоваться обстоятельствами.
Он вступил в сговор с оппозицией, чтобы объявить отца безумным и назначить себя принцем-регентом. Но премьер-министр постарался растянуть дебаты по законопроекту о регентстве на достаточно долгий срок, чтобы дать возможность королю прийти в себя. Это произошло к тому времени, когда палата лордов собралась для рассмотрения законопроекта в третьем чтении в середине февраля 1789 года. Король не смог простить корыстного сына, после выздоровления он признал, что если бы законопроект о регентстве стал законом, он бы отрёкся от престола.
Принц продолжал распутничать и безудержно транжирить. К лету 1794 года его долги выросли более чем до 500 000 фунтов стерлингов. Отношения Георга и Мэри расстроились. После расставания с миссис Фицгерберт он обращался с ней крайне холодно, хотя его братья продолжали оказывать ей уважение, особенно герцог Кентский, который в 1798 году купил ей дом на Касл-Хилл в Илинге. И ей была назначена пенсия в размере 3000 фунтов стерлингов в год пожизненно.
Выход леди Джерси
Чувства Принни обратились к Фрэнсис Вильерс, графине Джерси, сорокаоднолетней матери десяти детей, бабушки нескольких внуков, у которой было масса любовников.
Георг III настаивал, чтобы он женился на своей кузине принцессе Каролине Амалии Елизавете Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Она была дочерью правителя немецкого княжества Брауншвейг-Вольфенбюттеля Карла Вильгельма Фердинанда Брауншвейгского и британской принцессы Августы, племянницей Георга III (отец Георга III и Августы, Фредерик, принц Уэльский). Будучи правнуками Георга I Великобританского, родители Каролины были троюродными братом и сестрой.
Принц сообщил отцу, что всякая связь с миссис Фицгерберт прекратилась, и он готов принять невесту-протестантку. Его не очень заботило, на ком женится. Почему именно Каролину предпочли всем другим возможным кандидаткам? Георг даже не сделал никаких обычных расспросов относительно её внешности, характера и привычек. Поскольку его принуждали к браку по финансовым причинам, он, похоже, считал, что подойдёт любая протестантская принцесса и цинично ухватился за первое имя, которое ему предложили. Соглашаясь на этот брак, Георг надеялся умилостивить парламент, чтобы он выплатил его огромные долги, но также защитить свои отношения с леди Джерси.
К 1795 году долги принца составили 636 000 фунтов стерлингов (что эквивалентно £82 215 000 на сегодняшний день). Отказавшись от прямого гранта, парламент предоставил ему дополнительную сумму в 65 000 фунтов стерлингов (£8 482 000 сегодня) в год. В 1803 году парламент добавил ещё 60 000 (£6 921 000) и долги Георга по состоянию на 1795 год были погашены в 1806 году, хотя долги, которые он накопил с 1795 года, сохранились.
Именно Фрэнсис Вильерс, гениальная интриганка, которая имела большее влияние на принца Уэльского, настаивала, чтобы он женился на Каролине Брауншвейгской. Она узнала по слухам, что Каролина плохо образована, немного бестолковая и, похоже, что ею будет легко управлять. Годы спустя герцог Веллингтон утверждал, что леди Джерси намеренно выбрала невесту с «неделикатными манерами, равнодушную и не очень привлекательной внешности, в надежде, что отвращение к жене обеспечит постоянство любовнице».
Мать Принни, Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая, не скрывала своего неодобрения таким выбором. Она не любила мать Каролины, Августу. Из всего, что она говорила, было очевидно, что она собирается сделать жизнь будущей невестки настолько сложной, насколько это возможно. И она догадывалась, что задумала леди Джерси. Применяя поговорку «враг моего врага – мой друг», она приглашала леди Джерси регулярно навещать её в Виндзоре. Она лоббировала всех при дворе в её пользу, рекомендуя на должность в новом хозяйстве принца (по настоянию вредной королевы любовницу сына назначили леди опочивальни принцессы Каролины).
Конечно, принцу Уэльскому не терпелось поскорее покончить со всем этим утомительным делом. Но такие события не терпели спешки. Принни прислали портрет будущей невесты, и он с надеждой заметил: «Леннокс и Фицрой видели ее, и они сказали мне, что она даже красивее, чем на миниатюре». У него было мало причин жаловаться. Приданое Каролины покрыло бы его непреодолимые долги, а газеты превозносили ее бесконечное очарование и грацию. О чем было беспокоиться?
Вопрос о браке с протестантской принцессой
Хотя король дал свое согласие и уведомил премьер-министра о предполагаемой помолвке сына к концу августа, наступила поздняя осень, прежде чем дипломат Джеймс Харрис, 1-й граф Малмсбери получил приказ Его Величества официально просить руку принцессы Каролину для принца Уэльского. Лорд Малмсбери был в Ганновере, возвращаясь после завершения специальной миссии в Берлине, когда получил инструкции по почте. Ему нужно было сделать лишь небольшой крюк, чтобы добраться до соседнего Брауншвейга.
Он прибыл в Брауншвейг 20 ноября и получил тёплый прием, апартаменты в герцогской резиденции, слуг, экипаж и приглашение на ужин от «весьма добродушной» герцогини и «как обычно вежливого, но сдержанного и чопорного» герцога. Он был «весьма смущён», когда его представили принцессе Каролине. По растрепанному состоянию её одежды было ясно, что никто не помогал ей одеваться, и никто никогда не учил ее делать это самостоятельно. Кроме того, Малмсбери сделал вывод, что, прошло, по крайней мере, несколько дней с тех пор, как она мылась. Отчет великого посла был скорее деловым, чем дипломатичным: «Красивое лицо, но не выражающее мягкости, фигура не изящна, прекрасные глаза, хорошие руки, сносные зубы, светлые волосы и брови, ладный бюст...».
Герцог Брауншвейгский после ужина отвёл Малмсбери в сторону и честно признался относительно дочери: «Она не глупа, но ей не хватает рассудительности». Это было преуменьшением. Лорд Малмсбери обнаружил, что двадцатишестилетняя Каролина совершенно не готова выйти замуж за наследника престола Великобритании. Она была бестактной, болтливой, сначала говорила, а потом думала, вела себя эгоистично. Лорд Малмсбери решил преподать Каролине уроки этикета, научить вежливым манерам, «достоинству и благоразумию».
«У меня было два разговора с принцессой Каролиной: о туалете, о чистоте и о деликатности речи. В связи с этим я старался, насколько это было возможно для мужчины, внушить необходимость большего и пристального внимания к каждой части одежды, как к тому, что скрыто, так и к тому, что видимо. Я знал, что она носит грубые нижние юбки и рубашки, нитяные чулки, которые никогда не стираются, но и не меняются достаточно часто. Я заметил, что необходим долгий туалет, и не хвалил её, когда она хвасталась, что её туалет занимает немного времени» (Дневники Джеймса Харриса).
Каролина оказалась трудной ученицей, но Малмсбери наслаждался её обществом. Она была жизнерадостной и добродушной. В конце концов, он решил, что сложно что-то изменить, но раз уже она помолвлена с Принни, будь что будет. И они отправились в Англию.
Весёлая, удивительная, немного сумасшедшая принцесса Каролина
В детстве Каролина разрывалась между чрезмерно опекающим её отцом и озлобленной матерью. Отношения между родителями были условными. Отец предпочитал жене любовниц, сначала Марию Антонию фон Бранкони, потом Луизу фон Гертефель, с которой прожил счастливо почти 30 лет (и разлучился с женой). Луиза фон Гертефельд описывала Каролину как «самое красивое и остроумное существо при дворе».
Каролина росла совершенно неконтролируемой, к огорчению учителей и гувернанток, была неуправляемым, диким, непослушным ребёнком, настоящим сорванцом. Она предпочитала играть с братьями, терпеть не могла кукол. После посещения Брауншвейгского двора граф Оноре Габриель Рикети Мирабо назвал принцессу «чрезвычайно милой, бойкой, игривой, забавной и хорошенькой».
Родители запрещали ей общение с противоположным полом, на балах она не имела права танцевать (пока ей не исполнилось двадцать), ей приходилось сидеть и играть в карты с дамами. 16-летняя Каролина, когда ей не позволили посетить очередной бал, притворилась, что у неё проблемы со здоровьем и корчилась якобы от боли. Слуги побежали за родителями, а когда они появлялись, Каролина закричала: «Я буквально рожаю! Я сейчас рожу по-настоящему!!! Зовите акушерку!». Августа и Карл Вильгельм Фердинанд были в недоумении: «Как наша девственная дочь, которую мы держим взаперти весь день, могла забеременеть?». По прибытии акушерки Каролина вскочила с постели и захлёбываясь смехом, сказала матери: ««Ну, мадам, будете ли вы меня удерживать от бала?».
В 18 лет она влюбилась в молодого офицера. Его отправили на войну, а Каролину сослали в отдаленный замок в Ниеновере в Соллинге (который использовался как охотничий домик), где она должна была прийти в себя. Но ей там очень нравилось, поскольку она могла делать все, что хотела – ездить верхом на лошадях, общаться с фермерами и другими «обычными» людьми.
Знакомство
Понятно, что ни одна из сторон не ожидала брака по любви, но принцесса Каролина, по крайней мере, надеялась на хорошие отношения с кузеном. Она написала своей подруге: «Я уважаю и почитаю будущего мужа и надеюсь на большую доброту и внимание... Я постараюсь сделать мужа счастливым».
Лорд Малмсбери записал впечатление от их первой встрече: «Я, согласно установленному этикету, представил ему... принцессу Каролину. Она весьма прилично... попыталась встать перед ним на колени. Он поднял ее (достаточно грациозно), обнял, едва произнес одно слово, повернулся, удалился в дальнюю часть комнаты и, подозвав меня к себе, сказал: «Харрис, мне нездоровится; прошу вас, дайте мне стакан бренди».
Справедливости ради, Каролина тоже едва могла скрыть разочарование и воскликнула на французском: «Боже мой! Неужели принц всегда такой? Я нахожу его очень толстым и совсем не таким красивым, как на портрете». Пухлый принц, которого часто называли «толстым Адонисом», вряд ли имел право быть придирчивым.
Первый совместный ужин прошел не особенно хорошо. И Харрис, и Георг были расстроены неженственным поведением Каролины, она открыто высказывала своё мнение. Быстро поняв, что графиня была в фаворе у принца, она обратила против неё колкости.
Позже Георг якобы сказал о Каролине: «Я бы предпочел видеть гадюк, ползающих по моей еде, чем сидеть с ней за одним столом». Расстроенный и раздраженный из-за будущих клятв «пока смерть не разлучит нас» Принни провел три дня перед свадьбой в пьяном угаре. 8 апреля 1795 года он был пьян и во время свадебной церемонии.
Семейная жизнь
По словам Георга, совокупление у них было всего три раза – дважды в первую брачную ночь и один раз во вторую ночь. В письме к Харрису Георг писал: «Мне потребовалось немало (усилий), чтобы превозмочь отвращение к ее персоне». По словам Каролины, он был настолько пьян, что «провел большую часть брачной ночи под решёткой (камина), где он упал, и где я его и оставила».
Как бы то ни было, девять месяцев спустя родилась принцесса Шарлотта. В таком повороте событий Георг написал новое завещание через три дня после рождения дочери. В нём он оставлял все свое имущество жене… Мэри-Анне Фицгерберт. Официальной супруге Каролине он отомстил по-ребячески – завещал ей один шиллинг.
Принни и Фрэнсис считали, что смогут легко контролировать наивную Каролину, но они недооценили её. Спустя четыре месяца после рождения дочери пара разъехалась. 30 апреля 1796 года Георг написал Каролине письмо, чтобы согласовать условия их расставания. В нём он заявлял: «Наши привязанности не в нашей власти, и никто из нас не должен нести ответственности друг за друга. Природа создала нас не подходящими друг другу».
Раздельное проживание
Каролина восприняла это как пропуск на свободу. В августе 1797 года принцесса Уэльская покинула Карлтон-Хаус и переехала жить в Чарлтон, в королевском округе Гринвич, недалеко от Блэкхита. Она арендовала небольшую виллу, Монтегю-хаус в Гринвич-парк (на территории современного юго-восточного Лондона).
Наконец, её мечты сбывались. Никто её не держал взаперти, никто не контролировал каждое её движение. Её могли считать дерзкой, грубой, лишенной грации, но она умела веселиться. Отказ, который она получила от мужа, дал ей шанс прожить жизнь по своему выбору, хотя мало кто в её обществе одобрял такое. Она устраивала вечеринки и приглашала на них всех, кто ей нравился. Поэт Томас Ноубл посвятил ей «Блэкхит: поэма в пяти песнях», но не просто из формальности, а как человек, восхищавшийся её жизненной силой.
Вечеринки были достаточно безобидными, но принц решил по своему и написал королю. Георг, хотя в целом был на стороне невестки, написал лорду Джорджу Джеймсу Чамли, прося его «довести до сведения принцессы, что, по моему мнению, она не может принимать никакого общества, кроме того, которое одобряет принц».
Каролина случайно оказалась в Карлтон-Хаус (где у нее все еще были апартаменты), когда паж принёс ей послание, и немедленно потребовала встречи с принцем. Он согласился встретиться с женой позже в тот же день и решил взять с собой лорда Чамли.
По его словам, как только они вошли в покои принцессы, она дала себе волю высказать все, что думала (на французском): «С тех пор, как я оказалась в этом доме, вы обращались со мной ни как со своей женой, ни как с матерью вашего ребенка, ни как с принцессой Уэльской. Я заявляю вам, что с этого момента мне больше нечего вам сказать, и я считаю в праве больше не подчиняться вашим приказам – или вашим правилам» (последние слова она произнесла на английском языке).
Принц спросил, это всё, что она хотела сказать.
«Да», – ответила Каролина.
Принц поклонился и удалился. Это положило конец любой надежде на примирение.
Но король был против официального расставания. «Кажется, – сказал он принцу, – вы рассматриваете ваш разрыв с принцессой как нечто исключительно частное и совершенно не учитываете, что ваш брак как наследника короны является публичным актом, затрагивающим интересы королевства... Брак должен каким-то образом сохраняться в глазах мира».
Каролина прожила в Монтегю-хаус около пятнадцати лет, несмотря на то, что стала объектом некоторых довольно диких и возмутительных сплетен о предполагаемом безнравственном поведении, что она флиртовала с каждым мужчиной, которого встречала, развлекала гостей, танцуя перед ними самым «неделикатным образом, обнажая большую часть своего тела». Эти слухи в основном исходили от её соседки леди Шарлотты Дуглас.
В августе 1798 года Георг попытался примириться с Мэри-Анной. Но она была настроена скептически. Чтобы сломить её сопротивление он показал завещание, написанное им в 1796 году, в котором все оставлял «моей настоящей и верной жене», и осыпал ее подарками. Пара воссоединилась в июне 1800 года, хотя их отношения уже не были столь прочными, как прежде.
Около 1803 года положение леди Джерси как главной фаворитки принца Уэльского пошатнулось в связи с его увлечением Изабеллой Энн Ингрэм-Сеймур-Конвей, маркизой Хартфорд. С 1807 года он окончательно заменил леди Джерси, она потеряла свое положение леди опочивальни и больше не принимала активного участия в жизни королевского двора.