оглавление канала, часть 1-я
Как там Аглая говорила? По началу всяческого деяния, обратись наперво к покровителю Рода, к Велесу. Он и ветрам повелитель, да и суровой Морене указ. А там уж и само все придет. Ульяна выдохнула, и, сосредоточившись, начала медленно шептать:
- Отче Велесе!
Всеблагий и всеправедный Боже Наш!
Тебя Род Всевышний благословил, ведать и нести Покон Святой,
Учить нас Законам Прави и радению Сварожьему
Дабы могли мы Истину Всемирья ведать,
Свет своего Рода творить и к Свету Божьему идти
Слабость и кривду свою преодолевая,
Мудростью Богов Родных наполняться!...
Она повторяла и повторяла молитву, все быстрее и быстрее, пока ее голос не стал уверенным и твердым. Не просила она Велеса, не молила. Она теперь клялась покровителю Рода, что не сойдет с пути Света, сотворенного Творцом. Когда почувствовала в себе твердость, словно сквозь душу пророс стальной стержень, который легко перековывается в меч, только тогда и открыла глаза. Недруги уже вовсю шерудили в землянке Ерофея, выкидывая из дверей нехитрые пожитки деда прямо в мокрый снег. Видать, книгу искали. А может и просто, от бессильной злобы, кто их разберет. Ульяна подняла глаза к небу. Ни облачка. Звезды ясные, чистые, струили хрустальный, равнодушный и безликий свет с небес на землю. Да, придется постараться, чтобы умолить Морену метель послать. Они вдвоем с Карачуном ведают снегами, да морозами, а теперь и вовсе ослабли после сегодняшнего дня. Самый перелом наступил, когда зима с весной встречаются. Но еще в силе пока вьюги да бураны, не скованы еще надежными цепями на далеких Северных землях. Только подтолкни, и такое начнется…
Аглая крепко вбила в голову внучке привычное для жизни знание: для того, чтобы что-то получить, нужно и что-то отдать взамен. Обычно бабушка подносила в этот день богине корчажку с медом, да пучок сухих трав с горьким запахом. Но не было у девочки ни того, ни другого. Решение пришло само. Ель, под которой пряталась Ульяна, была символом богини, ее любимым деревом. Выхватив нож, который при побеге из баньки забрала у брата, не задумываясь, полоснула себя по ладони. Закапала горячая кровь, падая черными каплями на белый снег. Приложила ладонь к шершавому стволу дерева, и зашептала:
- О Великая Мать холода и ночи, услышь меня…. Ты, в чьей власти стужи и метели, ты, кто стоит на границе жизни и смерти, услышь меня. Ты, в Навь уходящая, и Границы миров защитница, услышь меня. Закрой нас, защити от супостатов ветрами буйными, метелями лютыми, снегами глубокими. Не ради себя, ради сохранения Рода молю тебя…Услышь меня…Имя мое – Росава, Родом данное. Страва[1] Твоя— то плоть моя, питиё Твоё— то кровь моя.
Ноги мои— змеи, руки мои— сучья древа, сердце моё— горючий камень, власы мои— травы шелковые. Мара-марица снежная птица, лютая вьюга белая пурга, серебряны крылья в убранстве инея, очи ясные звезды частые… Кощная мати, стани во хладе
Снегами облачися во нощи величайся!
Запульсировала рана на ладони, огненным жаром обжигая плоть, и, словно огонь побежал по жилам. Волосы на голове стали подниматься, будто своей, отдельной жизнью зажили. Почувствовала Ульяна, как что-то неведомое наполняет ее тело легкостью и силой. Мать Морана услышала!!! Восторг переполнял девочку от этого доселе неведомого чувства. Ей казалось, что она сейчас стала частью Великой Богини, и может… Сама себя одернула. Это было лишь начало. Обряд нужно было закончить, призвав на помощь ветры. Ульяна сосредоточилась, опять прикрыв глаза. Стрибожьи дети, буйные ветры, были непредсказуемыми и своенравными, и кроме, как Стрибогу не подчинялись никому. Только его слово властвовало над ним, только с его ведома они дули. Не зря были прикованы толстыми цепями, кои были вделаны в прочные скалы над Северным морем. Утратишь сосредоточенность, не то слово скажешь, и сорвутся с цепей. Тогда всем плохо будет. Четыре главных ветра, Западный, Восточный, Полуденный и Полунощный, если вместе освободятся – тут и свету конец наступит. Так что, Ведающие, кому подвластны были стихии, знания свои, от пращуров заповеданные, хранили строго, в тайне. Тут каждое слово имело значение. Страшно стало девочке. А ну как, поднимет эту силу, а угомонить не сможет? А там ведь, помимо врагов, еще и свои есть! Брат Тимофей со стариком Ерофеем, и еще этот отрок новый, Людомир. Ведь и их не пощадит грозный Сиверко. Что же делать? Вспомнился тут Уле один простенький наговор. Он не касался основных ветров, а только их помощников. Однако, будет достаточно и их. Ей всего-то и надобно, чтобы следы их скрыло, а не белый свет уничтожило! Она заговорила быстро, привычной скороговоркой:
- Вихри буйные, вейте, кружитесь, под ногами вертитесь. С четырех сторон задувайте, никого не пропускайте. Веселитесь вволю и при солнце белом, и при черной луне. Тако бысть, тако еси, тако буди…
После седьмого повторения, когда девочка уж совсем было отчаялась, ее щеки коснулось слабое дуновение. Рыжую прядь, выбившуюся из косы, забросило на лицо. Ульяна, открыв глаза, нетерпеливым движением откинула непослушные волосы, заправив их за ухо, и с надеждой подняла голову кверху. Звезды на небе пропали, скрытые внезапно набежавшими рваными клочьями облаков и первые крупные снежные хлопья закружились в воздухе, ложась на лицо и руки, превращаясь там в холодные капли.
Девочка стояла около большой разлапистой ели и смотрела с улыбкой в небо. У нее получилось!! Ей захотелось рассмеяться громко, громко от нахлынувшей радости. Хотелось крикнуть прямо в нахмурившееся тучами небо: «Бабушка!!! Смотри!!! У твоей внучки все получилось!!!» Но это было бы очень глупо с ее стороны. Во-первых, ничего еще не окончилось, а все только начиналось. Если ветер не получит ее силы, то утихнет очень быстро. А, во-вторых, враги были совсем рядом и могли ее услыхать. А эти супостаты, тем временем уже закончили требушить землянку деда. Да мало им, проклятым, было разора, что они учинили, они еще взяли, да и подожгли утлое жилище старика!! Из двери землянки вырывались первые языки прожорливого огня, и столб серо-коричневого горького дыма уходил клубами в небо. Кто-то из этих нелюдей при вспыхнувшем ярком пламени все же умудрился углядеть следы, ведущие в лес. Старик был не так легок, как дети, и проваливался сквозь наст, когда они вели его прочь от жилища. Один из врагов закричал, привлекая внимание остальных:
- Глядите, братцы!!! Следы прямо в лес ведут!!! Кто-то все ж-таки убег! Айда за ним!!!
Ульяна затаилась за стволом дерева, кажется даже перестав дышать. Неужто опоздала она?! Неужто сейчас эти вражины кинутся по их следам, не убоятся ночного леса?! Ветер стал стихать, утративший волю и силу маленькой Ведуньи. Закусив губу, Уля повернулась спиной к приближающимся людям, запретив себе даже думать о них. Но, легко было сказать, да трудно сделать. Тогда она представила своего брата Тимофея, таким, каким она видела его прошлым летом у реки. Его беззаботную и еще совсем детскую улыбку, его рыжую встрепанную головенку, его широко распахнутые глаза, в которых застыло изумление и мольба одновременно. «Ульша… Обскажешь мне наговор? Тогда вся рыба в реке моей будет…» Губы сами, словно помимо ее воли, зашептали привычное моление:
- Отец мой и Мать моя! И все Пращуры мои от века! Пред Вами стою я с открытым сердцем своим и чистыми помыслами. Вы – Слава и мудрость Рода моего. Вы, вечная помощь во всех созидательных деяниях моих. Да пребудем мы вместе в жизни вечной нашей и в деяниях наших, ныне и присно, и от Круга до Круга. Тако бысть, тако еси, тако буди!
Будто бабушкина ладонь коснулась ее головы, и на душе сделалось светло и покойно. Она расставила ноги пошире, чтобы утвердиться попрочнее на земле. Ноги провалились в наст и крупитчатый снег тут же забился в онучи, холодя кожу. Но Ульяна этого почти что не чувствовала, поглощенная полностью тем, что творила, не позволяя своим мыслям хоть на мгновение отвлечься от той сосредоточенности, какой с таким трудом сумела добиться. Это ее земля!!! Здесь испокон веку жил ее Род!!! И никакой нечисти не изменить этого!!! Она сызмальства знала здесь каждый кустик, каждую травинку и каждое дерево. И Родная земля станет ей заступницей и подмогой.
Вскинув руки вверх, она стала делать кистями плавные движения в воздухе над головой, словно в чане воду размешивала, вливая в дуновение ветра всю силу своей души и сердца, становясь сама частью вызванной ею стихии. Порывы ветра усилились. Завыл, засвистел младший брат Сиверко в кронах, застонали деревья, клоня свои вершины под его порывами. Снежные хлопья стали падать гуще, вскоре превратившись в сплошную белую завесу. Каким-то краем сознания, не поглощенным до конца творимым ею, она услыхала за своей спиной голос, старающийся перекричать вой ветра:
- Седни не пойдем! Глядите какая метель разбушевалась! Сгинем… Дождемся, когда утихнет…
Это было последнее, что девочка услышала. Все ее существо отдалось той неизведанной силе, вызванной ею самой, которая сейчас правила этим миром. И она становилась частью ее безо всякого остатка, без сохранения собственной сущности, теряя ощущение собственного тела и разума, словно растворяясь в белом мареве вихрящегося снега.
[1] Страва – с древнеславянского означает «пища», «еда»