«— Федя, если вдруг за это время… ты кого-то…
— Что? — жестко перебил он ее. — Гонишь меня?
— Нет, освобождаю.
— Говоришь так, будто я у тебя в плену.
— Федя, в общем, я не буду обижаться! В добрый час!
Сказала и поднялась в вагон, да так резво, будто и не была без ноги…
Конюхов закурил и мрачно посмотрел ей вслед. Сбылась детская и юношеская мечта. Пелагея — его женщина. А дальше-то что? Не смог он сколотить семьи — не получилось. Да и Пелагея не сильно-то помогала, а семья — это все же двое! Вот нет ноги у Пелагеи, но есть костыли, потому и ходит. Семья — это тоже двое. Выбывает один, и никакой костыль не поможет».
Часть 72
…Вечером Палаша, вернувшись домой пораньше, больных в тот день было немного, рассказала Вале с Настенькой, что уезжает на три месяца: в Гурзовке организуют курсы специально для таких как она, у кого знаний побольше чем у многих врачей!
Настенька кинулась к ней, обняла:
— Мамочка! Так долго! Три месяца! Январь, февраль, март. Только в апреле приедешь? Да? Я тебе письма писать буду! Только ты отвечай мне, ладно? Обещаешь?
Девчушка сыпала вопросами.
Валя принялась хлопотать и причитать:
— Да как жа енто? Завтре ужо? Да как жа я усе успею? Хлеба надо тебе напечь, пирогов. Ой, батюшки, яйца с утра усе съеля! Куры, паразиткя такия вертлявая, ня нясутся совсема, холодна има! Ой, сало есть у мене, рыбы возьмешь, грибы, Палаша, грибы! Ой, нет! Я жа рыбу усю у Лог отправила. Ой, дура жа старыя. Обожди, так у Варьки, можат, есть… Хотя она у Лог больше мене отправлят.
— Валечка, милая моя, хорошая, как же я тебя люблю!
Пелагея с удовольствием обняла Валентину, Настенька просочилась между ними.
— И я вас люблю: и тебя, бабушка, и тебя, мамочка.
Все дружно рассмеялись, крепко обнялись.
— Ой, как жа мы будям за тобою скучамши, Палашенька. Письма пиши нама почашше, вона Наська читать будеть да в ответ тебе писать. Да, унуча? — Валя поцеловала девчушку в светлые волосики.
— Конечно, обязательно, бабушка! Мама, ты только отвечай нам!
— Милые вы мои, да я уже скучаю! Как я без вас? Конечно, я буду вам писать! — Пелагея чуть не плакала.
Федор еще вчера знал об отъезде Палаши со слов председателя. Новость воспринял с тоской: расставаться с ней так надолго ему не хотелось. Но что поделаешь: такой шанс выпадает раз в жизни. Конечно, надо ехать!
…А уже утром они тряслись по заснеженной мерзлой дороге.
«Оно, может, и к лучшему! — думала Палаша, глядя на мужественный профиль Феди: — Разлука покажет, люблю я его или нет! Буду скучать, или легче мне без него станет!»
Всю дорогу ехали молча: Федор остервенело крутил баранку, глядя только вперед хмурым взором. Пелагея иногда бросала на него косые взгляды, думая о том, как бы было хорошо, чтобы все само собой разрешилось каким-то образом в ее отсутствие.
«Ну и дров ты наломала, Прохоровна, — мысленно ругала себя Пелагея. — Связался черт с младенцем!»
Палаша вспомнила, как отец иногда повторял эту пословицу применительно к какой-то подобной ситуации, а мать смеялась и спрашивала:
— Токма кто из их черт, а кто дитя малое, Прошенька?
Отец сердился и отвечал:
— Знамо дело кто! Васька — черт! От объегорил жа Гаврилу!
Пелагея улыбнулась своим воспоминаниям. Она нередко стала вспоминать отца, и ей нестерпимо хотелось увидеть его вновь, ну хоть издалека. Она даже хотела просить Федора съездить к нему, да все времени не хватало. В Лог Федор ездил на законном основании: возил зерно, а привозил скобяные изделия. Заодно навещал сына. А в Волошино? Незачем.
Так за размышлениями добрались до города. На вокзале они ткнулись друг другу куда-то мимо губ.
— Пиши мне! — попросил Федор.
Пелагея кивнула.
Он с грустью смекнул, что не напишет: давно понимал, что в их отношениях что-то треснуло и не ладится. Если раньше Пелагея с удовольствием отдавалась ему, то вот уже как примерно месяца три она совсем избегала близости, лишь изредка удостаивая его согласием.
И даже перед отъездом не пошла на его уговоры, ссылаясь на то, что Валя еще не спит и возится с пирогами.
— Раньше нам это не мешало! — прошептал Федор.
Палаша не ответила.
— Ты же на три месяца уезжаешь, — снова шепотом напомнил Федя.
Она снова промолчала. Федор не стал настаивать, не видел смысла. Не насиловать же, в самом деле. Повернулся на другой бок и быстро мирно засопел. Она же долго лежала без сна.
…— Федя, если вдруг за это время… ты кого-то…
— Что? — жестко перебил он ее. — Гонишь меня?
— Нет, освобождаю.
— Говоришь так, будто я у тебя в плену.
— Федя, в общем, я не буду обижаться! В добрый час!
Сказала и поднялась в вагон, да так резво, будто и не была без ноги…
Конюхов закурил и мрачно посмотрел ей вслед. Сбылась детская и юношеская мечта. Пелагея — его женщина. А дальше-то что? Не смог он сколотить семьи — не получилось. Да и Пелагея не сильно-то помогала, а семья — это все же двое! Вот нет ноги у Пелагеи, но есть костыли, потому и ходит. Семья — это тоже двое. Выбывает один, и никакой костыль не поможет.
Здесь вы можете прочитать и другие мои рассказы
Попутчицами Пелагеи оказались две молодых миловидных бабы, которые, увидев ее, резво поднялись со своих полок, наперебой предлагая присесть. Было видно, что они смущены. Одна из них была совсем молоденькая, девчушка.
— Пелагея Хворостенкова, — представилась Палаша по старой воинской привычке.
— Светлана Иванова, — представилась та, что постарше, четко, без заминки.
— Воевала, — догадалась Пелагея.
— Так точно. Санитарка. Войну окончила на втором белорусском фронте.
Пелагея кивнула.
— А ты? — она посмотрела на другую девушку и поняла, что не ошиблась в первом предположении: та действительно была совсем молоденькая, наверное, чуть постарше Настеньки. Распахнутые глаза, две косички торчком, взгляд наивный и… невинный.
— Василиса Пирогова. Ня воевала, — девушка стушевалась и принялась оправдываться: — Мене всего шестнадцать лет.
Василиса лихо прибавила себе год, намедни ей исполнилось лишь пятнадцать.
— Ня успела я воевать-то, — между тем продолжала девушка. — Окончила медучилище, фельдшер я! Вот на повышение квалификации таперича. Говорят, што вроде как какой-то доктор организует. Нигде и никада такова ня было.
Она говорила извиняющимся тоном и вроде как даже оправдывалась.
— Ну что ты! Все нормально! — Пелагея дружески пожала ей руку. — Ну что, бабы, на три месяца мы подруги? Давайте вместе держаться?
То ли спросила, то ли предложила Пелагея девушкам.
— Подруги! — быстро и весело подхватила Света. — Давайте вместе! Здорово!
— Да, — поддержала и Василиса, улыбнувшись.
Улыбка у нее была замечательная — такая ребячья, и Палаша еще раз отметила некое сходство с Настей, поняв, что скорее всего, будет опекать эту девчушку.
— Дорога длинная! Надо подкрепиться и познакомиться поближе, — предложила Палаша и принялась выкладывать из ранца харчи, которые заготовила Валя.
— Я живу с бывшей свекровью, она мне и мать, и подруга. Вот она нам наготовила. Всю ночь не спала. Давайте, девчата.
Света и Василиса враз покраснели, и Палаша поняла, что у них ничего нет, еще раз мысленно похвалила Степана.
«Какой хороший у нас председатель. Благодаря ему мы живем сытно!»
— Не стесняйтесь, налетайте! Все по-простому. Айдате.
Девушки улыбнулись, поблагодарили и принялись за еду.
— Господи, таких пирогов с довоенного времени не ела! — восхитилась Света.
— А моя мамка пякла, — с набитым ртом сообщила Василиса.
Когда наелись и раскрасневшиеся привалились к стенкам вагона, Пелагея попросила.
— Давай, Васенька, ты первая.
Василиса смутилась, ее красивые голубые глаза моментально наполнились слезами.
— Мене так мама завсегда называла, — прошептала она, задыхаясь.
— Ну что ты, красавица моя. Ну перестань, успокойся.
Пелагея поняла, что всего лишь одним словом проникла куда-то в тайное место девичьей души.
— Я расскажу, тетка Пелагея, Света! — она обвела глазами попутчиц. — Можат, легша мене станеть. Усе вама чичас про себе расскажу.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
В девяностые годы разгулялся бандитизм настолько, что отморозки перешагнули все грани. Они возомнили себя хозяевами жизни, и им понадобились рабы.
Реальная история, развернувшаяся на наших с мужем глазах⬇️⬇️⬇️