Конечно, готовиться к празднику нельзя было без Ирины. Первая подруга, с которой Мария познакомилась в далеком детстве – еще до того, как пошла в детский сад. И в школе они сидели рядом – Маша за третьей партой в среднем ряду, Ира – за четвертой. В старших классах, когда им позволено было больше вольностей, сели вместе. У одной портнихи шили платье на выпускной – в город тогда завезли красивый итальянский шелк всех оттенков радуги, и половина девчонок была одета в платья из этой ткани.
А потом пути их разошлись впервые – за много лет. Маша поступила в медучилище, а Ира пошла учиться на повара.
Теперь подруги жили на разных концах города. Мария тонула в работе, а Ирина – в семье, у нее уж были маленькие внучки – свет очей и отрада жизни. Встречались нечасто – несколько раз в год. Но Мария ловила себя на том, что, разговаривая с Ирой, старается сворачивать на прошлое, на воспоминания. О дне сегодняшнем беседовать было трудно.
Ира далека от медицины, и когда Мария заговаривает о своих больных, она только кивает – мол, да, да... И за этими «да» Мария слышит, что ее торопят свернуть с темы, потому что - неинтересно. Когда же Ирина начинает рассказывать про огород, заготовки и внучек – Мария чувствует себя лет на двадцать старше, чем на самом деле. Невозможно представить сейчас, чтобы Ирка позволила себе какой-то порыв, как прежде – чтобы глаза у нее загорелись от прочитанной книжки, чтобы в дождь она сняла туфли и пошла по лужам босиком – легкими ногами.
А Мария – если речь не идет о больных и болезнях – чувствует себя так, будто ее душе семнадцать. Наверное, это плохо. Тело – хочешь, не хочешь – готовится к старости. И душа должна смиряться, знать свое место. Иначе как потом примириться с тем, что тебе уже пора – за последнюю черту, что твое время истекло? А Мария никогда не могла смириться. Она и стариков, которых и близкие уже готовы были отпустить, выцарапывала у сме—рти до последнего.
- Зачем вы меня му-чите? – говорила ей несколько месяцев назад одна бабушка с тяжелым диагнозом, – У—мир-ать уж пора...
- Уми—ра-ть – это дома, в своей постели, и без меня, – отвечала ей Мария, думая, как бы скомбинировать пре-параты, чтобы сделать лечение – легче, переносимее.
И ведь жива бабушка, и дай Бог, еще несколько лет протянет.
Но вот сейчас с Ирой всё сошлось – она не только вызвалась приехать, помогать, но и убедила отмечать день рождения дома, не в ресторане
- Мы с тобой такой стол накроем, что гости потом вспоминать будут. И обойдется вам это дешевле
Да и народу должно было прийти совсем немного. Несколько коллег, ставших уже друзьями, сестра Анатолия... Ну и Ленка с мужем, конечно.
...Последняя рабочая неделя перед праздником была очень беспокойной. Анатолия вызывали в хирургию почти каждую ночь. И у него, и у Марии, было по два телефона, и один из них «экстренный», который знали только в больнице. Этот номер никогда не был отключен, и на звонки Анатолий отвечал хоть днем, хоть ночью.
Вообще-то он был «совой», и нередко случалось так, что в час или в два ночи, когда его вызывали на опе-рацию или на консультацию – он еще не ложился. Но Мария знала – усталость копится. К вечеру пятницы у мужа залегали под глазами глубокие тени, а говорил он, делая паузы – утомленный мозг не сразу находил нужные слова. Лучшим отдыхом для него было проспать большую часть субботы, и никуда не идти в воскресенье. Но такое случалось редко.Обычно всегда находился кто-то, кому Анатолий был нужен, и кому он не мог отказать. То заболеют старики – друзья его родителей, то его собственные знакомые, то знакомые знакомых... И у каждого – случай самый важный, и нередко тот, кто звонит – взволнован настолько, что не просит, а требует помощи... И для каждого Анатолий делает, все, что может.
Как-то – давно еще это было – Ирина посидела у них вечер, послушала, как Анатолий отвечает на звонки (а звонили ему каждые минут двадцать) и сказала подруге:
- Ты замужем за подвижником. Я не представляю, как ты с ним живешь. Это же нельзя ни отдохнуть, ни расслабиться, это же для себя совсем ничего не остается. Конечно, таким людям потом ставят памятники, но как с ними в быту-то существовать? Господи, да у вас каждый ужин превращается в консилиум – все время какие-то случаи обсуждаете... Нет, я не выдержала бы...
Мария знала, что вечера у подруги проходят совсем иначе. Что Ирина вяжет под какой-нибудь сериал, сидя в мягком кресле. И в доме уютно пахнет ванилью, корицей, только что испеченными плюшками. Что дети – неважно кто, сначала Иринкины дети, а потом ее же внуки – играют на большом ковре в гостиной. Что Сергей, Ирин муж, сидя за столом, включив лампу и разложив вокруг себя инструменты, собирает модель очередной яхты... Наверное, так и надо жить...
У Марии же с Анатолием и семьи не сложилось бы, если бы оба не проводили большую часть жизни в больнице, если бы медицина не стала для них обоих – сутью и смыслом этой самой жизни.
А что не случилось у них детей – горько, конечно. Анатолий в свое время мечтал о сыне, который пошел бы его путем. Любовь к делу своему Анатолий мечтал привить сыну с малых лет. Марии же просто хотелось родную душу, обнять маленького – и всё, больше ничего не надо. Но теперь они и не говорили об этом. Все надежды остались в прошлом.
...Накануне праздника Мария была уже в отпуске. Ирина приехала с утра с сумкой продуктов и наполеоновскими планами. Какое-то особенное заливное, какие-то сложные рецепты... Мария должна быть на подхвате – почистить, порезать...
К счастью, развлекать разговором подругу не пришлось. От пустой болтовни Мария уставала. Но как раз начинались – один за другим – сериалы, которые Ирина смотрела, и она включила маленький телевизор на кухне.
Мария же машинально делала то, что велела ей подруга, а мысли уносились далеко. Через два дня ранним утром Анатолий посадит ее в большой, белый как лайнер автобус, который отправится к морю. Многим такое путешествие покажется адским – высидеть столько часов, не прилечь....Мария же дремала всю дорогу, и благодаря таком анабиозу приезжала на юг уже не такой измученной.
Теперь она думала о том, что на другой день, когда автобус сделает первую утреннюю остановку, и пассажиры выйдут, чтобы размять ноги, изменится уже сам воздух – будет пахнуть хвоей, и какими-то особенными цветами, которые тут, на севере не растут. И уже станет чувствоваться близость моря.
Хозяин маленькой гостиницы, где они всегда останавливались, тепло относился к ним с Анатолием.И старался селить в один и тот же полюбившийся номер – не третьем этаже. Окна выходили на склон горы, густо поросший соснами, и на балкон можно было утром выйти еще в ночной рубашке, с чашкой чая в руке...
И еще она возьмет с собой несколько книг, которые весь год хотелось прочитать, да руки не доходили. А тут – читай хоть всю ночь, а потом ступай на тот же балкон, над которым блестят звезды – точно Бог посолил небо крупной солью...
- Торт я уже начала печь, завтра привезу, – пробивался голос Ирины, – Готова спорить, что Ленка будет недовольна – почему не ресторан? Там она с удовольствием посидела бы на халяву. А с нами, стариками, какое удовольствие? Жр-ать и слушать наши разговоры... Нет, хорошо, что ты уезжаешь, правильно Толька всё придумал...Это его дочь...Ох, уж эти дети от первых браков. У мужа, жены... Твои, мои, наши...А у этой еще и характер св-олочно-й. Тебе Толька говорил, кто у его дочки муж?
- Я как-то не спросила.
Ирина вздохнула, не понимая, как Мария может не интересоваться самым важным, самым интересным.
- Я и то поинтересовалась... Прикинь, он у нее – каскадер! А она, значит, в салоне шугаринга. Пи-ськ-одер и каскадер, отличная парочка! Анатолий сам с облегчением вздохнет, когда они отчалят.
Ирина уехала только вечером, переживая за архисложное заливное, слоями, да в несколько цветов...
- Завтра пораньше приеду его украсить. Торт привезу...К десяти, вы ж уже встанете?
Мария кивала – с благодарностью, и одновременно – устало. Очень хотелось остаться одной. Просто молчать, не отвечать на вопросы, никого не развлекать. Нет, нужно уезжать, нервы уже ни к черту.
Анатолий приехал поздно, к одиннадцати вечера, но с огромным букетом красных роз. Он никогда не покупал несколько цветов – всегда охапку. Его мать называла такие букеты «ведерными». Розы можно было поделить – и поставить во всех комнатах.
Но Мария удивилась про себя. Они оба были суеверными, как многие врачи, и никогда – никогда – не поздравляли друг друга и не дарили подарков раньше даты. А тут..
В обычной жизни Анатолий был даже циничен, но в такие минуты...Мария сидела, а он рассыпал розы у ее ног,...Она улыбнулась ему – той же усталой улыбкой, но с нежностью. Получилось так, что он стал ее единственным, немолодым уже, ребенком.
- И вот, – он достал из кармана плоскую коробочку, и раньше, чем Мария успела предположить – что это, открыл ее.
Гемма, тот самый хризопраз... Только теперь он был оправлен в золото и прикреплен на цепочку.
...Они с Анатолием давно уже научились читать мысли друг друга.
И совсем поздно, когда муж уже спал, Мария присела к письменному столу, включила лампу и взяла лупу. Она рассматривала изображение на гемме, вроде бы для того, чтобы проверить – не повредил ли их ювелир. А на самом деле – чтобы еще раз посмотреть.
Девушка всплывала из глубины моря. А на берегу ее ждал ангел, и протягивал ей руку.
*
На другой день Марии пришлось поехать в больницу.
- На часок, – торопилась завотделением, – Консультация ваша требуется. Я всё понимаю, но...
- Дай сюда, – Анатолий протянул руку, – Я ей сейчас всё скажу...
Мария торопливо прикрыла мобильник рукой:
- Уж кто бы говорил...
- Съезди, – Ирина старалась примирить их, размешивая соус в кастрюльке, – Я тут всё доделаю. Съезди, время еще есть.
Проконсультировав больную, Мария спускалась вниз – без лифта, по лестнице. Дорога ее шла через второй этаж. Здесь лежали женщины, у которых в груди нашли о-пух-оль. В коридоре не было ни одного окна, только лампы давали свет. А в палатах окна отчего-то небольшие и высоко над полом. Лежа в кровати - в них не заглянешь. Маленькая деталь, но от нее как-то особенно тоскливо.
Мария шла мимо перевязочной, здесь ждала целая очередь.
-Плечо болит, - жаловалась женщина без одной груди, – У нас дома ремонт – столько работы у меня….
- А вы белье уже купили? – спрашивала другая.
- А как же… Лиф-чик за тысячу сто, - это третья.
- Где брали? – жадно- четвертая.
- А я за тысячу двести.
- Покажите, а….
Женщина оглядывалась. По коридору проходил доктор Бычков. Совсем молодой парень. А, была не была… Она задрала майку.
- Вот…
Обалденно красивый лиф-чик, весь в кружевах, полностью скрывал протез.
- А у меня вот…
- А у меня…
Полный коридор об-на-жёнки. Доктор Бычков только головой качал – ну, вы даете…
А Мария улыбалась. Она любила таких пациенток. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
*
Хотя Лена с мужем были предупреждены, что нынче дома у отца праздник, они не стали останавливаться у матери Лены, а явились прямо с поезда, с корабля на бал. Часа через два должны были собраться и другие гости.
Дверь пошел открывать Анатолий, но и Мария следом вышла в коридор – встречать. В прихожей сразу стало тесно, шумно и весело. Лена пошла в мать – высокая, плотная, она казалась крупнее отца с его изящной фигурой. Она обнимала Анатолия, не замечая никого вокруг – может искренне, а может, нарочито.
Но Мария не смотрела на нее. За спиной Лены стоял Артем. Они смотрели друг на друга и не могли поверить своим глазам.Так не бывает. Так просто не может быть.
Продолжение следует
Искренне благодарю за корректорскую правку Елену Гребенюк. Она любезно, по моей просьбе согласилась править ошибки, неточности и опечатки