Яна стояла перед входной дверью, поправляя букет пионов – любимых цветов мужа. Двадцать три года вместе, а сердце всё ещё трепетало, когда она готовила ему сюрпризы. Она помнила, как впервые подарила ему эти цветы – тогда он смутился, сказал, что мужчинам цветы дарить не принято. Но его глаза светились такой радостью, что с тех пор это стало их маленькой традицией. За дверью слышалась тихая музыка – Сирена играла что-то из старого джаза. Значит, Серёжа уже дома. Она достала ключи, стараясь не помять нежные бутоны.
В прихожей пахло свежесваренным кофе и корицей. Яна улыбнулась – муж всегда заваривал его особенным способом, добавляя щепотку пряностей. Но сегодня аромат казался другим, будто кто-то подмешал в него горечь полыни. Она сняла туфли, поставила их аккуратно на полку – такую же аккуратную, как вся их жизнь. На стене висели фотографии: вот они молодые, вот первый отпуск на море, вот новоселье... Истории, запечатлённые в рамках.
Из кухни доносились приглушённые голоса. Яна замедлила шаг, прислушиваясь. Женский смех – такой знакомый... Лариса? Что она здесь делает в их годовщину? Лариса, её лучшая подруга ещё со школы, свидетельница на их свадьбе, крёстная их дочери. Яна помнила, как они вместе выбирали свадебное платье, как плакали на выпускном, как делились секретами...
Она осторожно заглянула в кухню. Время словно застыло, превратившись в густой янтарь. Сергей держал Ларису за руку, и она что-то говорила ему, чуть наклонившись. На столе стояли две чашки кофе – её любимая и та, из которой обычно пил только Сергей. Его пальцы нежно поглаживали запястье Ларисы – таким знакомым жестом, каким когда-то касался руки самой Яны. Двадцать три года назад, когда они только познакомились, он точно так же гладил её руку в маленьком кафе на Садовой.
– Извините, я не вовремя? – собственный голос показался чужим, далёким, будто говорил кто-то другой.
Сергей дёрнулся, будто его ударило током. Его рука отпрянула от Ларисы, как от раскалённого утюга. А Лариса... она просто улыбнулась. Спокойно, почти снисходительно, словно это Яна вторглась в их личное пространство. В её глазах мелькнуло что-то похожее на жалость – или торжество?
– Мы просто разговаривали, – торопливо начал оправдываться Сергей. Его голос дрожал, как струна. – Лариса случайно зашла... Мы обсуждали... – он запнулся, не зная, как закончить фразу.
– Прости, не хотела вас отвлекать, – промурлыкала Лариса, поправляя выбившуюся прядь волос. В её голосе не было ни капли раскаяния. – Я просто проходила мимо и решила забежать на минутку. Ты же знаешь, как я люблю Серёжин кофе.
"Серёжин кофе," – эхом отозвалось в голове Яны. Когда Лариса начала называть его Серёжей? Раньше всегда говорила только "Сергей Петрович"...
Яна молча положила букет на кухонный стол. Пионы рассыпались, обнажая помятые лепестки. Один цветок упал на пол, но она не стала его поднимать. Розовые лепестки на тёмном паркете выглядели как пятна крови на месте преступления.
– Тогда я не буду мешать, – тихо произнесла она и направилась в спальню. Каждый шаг давался с трудом, словно она шла по глубокой воде.
За спиной послышался шёпот, но она не обернулась. В горле стоял ком, а в висках стучала только одна мысль: "Двадцать три года. Двадцать три года коту под хвост..."
Закрыв за собой дверь спальни, Яна опустилась на край кровати. Руки дрожали так сильно, что она едва смогла расстегнуть жемчужное ожерелье – подарок Сергея на двадцатилетие свадьбы. На прикроватной тумбочке стояла их свадебная фотография – молодые, счастливые лица. Она перевернула рамку изображением вниз, не в силах видеть эти улыбки.
В коридоре послышались торопливые шаги – Лариса уходила. Цокот её каблуков по паркету звучал как выстрелы. Через несколько минут раздался стук в дверь спальни.
– Яна, давай поговорим... – голос мужа звучал глухо, будто сквозь вату.
Она не ответила. Впервые за всю их совместную жизнь ей нечего было сказать мужу. Только сейчас она заметила, что всё ещё сжимает в руке один пион. Его лепестки были смяты и начали темнеть по краям – совсем как её жизнь, которая на глазах теряла свои яркие краски.
Телефон мужа тихо завибрировал на кухонном столе, разрезая утреннюю тишину. Яна бросила взгляд на экран – сообщение от Ларисы. Сергей, сидевший рядом за завтраком, дёрнулся к телефону, но было поздно – Яна уже увидела начало: "Вчера было так хорошо..."
Краем глаза она заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих телефон. Он всегда так делал, когда нервничал – сжимал кулаки до побеления. Раньше это случалось перед важными совещаниями, теперь – когда приходили сообщения от Ларисы.
– Это рабочие дела, – пробормотал он, торопливо хватая телефон. Его голос звучал хрипло, будто в горле застрял ком. – Ты же знаешь, я не люблю, когда ты переживаешь из-за пустяков. Лариса консультирует меня по новому проекту...
"Новый проект," – мысленно усмехнулась Яна. Как много таких "проектов" было за последние месяцы? Она молча наблюдала, как его пальцы быстро скользят по экрану, стирая следы. Вместе с сообщениями он стирал и её веру в их брак, по букве, по слову, по касанию.
Позже, перебирая бельё для стирки, она нашла в кармане его рубашки чек из ресторана "Прибой" – того самого, что на набережной. Дата совпадала с его "срочной командировкой". Два бокала вина, десерт "Анна Павлова" на двоих... Яна помнила, как Лариса всегда заказывала этот десерт, говоря, что он напоминает ей о балетной юности.
Через неделю Лариса заявилась с яблочным пирогом, будто ничего не случилось. От запаха корицы и ванили затошнило – раньше это был любимый пирог Яны, теперь же каждый кусок казался отравленным ложью.
– Яночка, ты просто чудо! – щебетала Лариса, устраиваясь за столом. На ней было новое платье – тёмно-синее, точь-в-точь такое, какое Яна хотела купить месяц назад. – Я бы так не смогла. Если бы мой муж проводил столько времени с другой женщиной... – она многозначительно замолчала, помешивая кофе серебряной ложечкой. Той самой, что Яна подарила ей на сорокалетие.
– Ты ведь о своём муже говоришь, правда? – Яна медленно помешивала свой кофе, не сводя глаз с бывшей подруги. В чашке отражалось лицо Ларисы – искажённое, как и вся их дружба теперь.
Лариса на мгновение растерялась, её улыбка дрогнула, но она быстро взяла себя в руки:
– Ой, смотри какая чудесная чашка! Это новая? – она потянулась к фарфоровой чашке с золотым ободком. – Надо и себе такую купить...
"Конечно, купи," – подумала Яна. – "Ты же всегда хотела иметь то же, что и я. Мужа тоже..."
Яна смотрела, как Лариса суетливо переставляет посуду, и внутри что-то обрывалось. Двадцать лет дружбы превратились в театр, где она, Яна, оказалась единственным зрителем. Как давно начался этот спектакль? Может, ещё тогда, когда Лариса впервые пришла к ним в гости после их свадьбы? Или позже, когда начала забегать "на кофе" всё чаще и чаще?
Вечером, разбирая бумаги в кабинете мужа, она наткнулась на ещё один чек. Ресторан "Белый парус", тот самый, где они с Сергеем праздновали свою свадьбу. Два бокала шампанского, салат "Цезарь" без анчоусов – Лариса всегда их терпеть не могла...
"Может, я себя накручиваю?" – думала Яна, разглядывая чек. Но предательское покалывание в груди подсказывало: пора взглянуть правде в глаза. Каждая деталь, каждый взгляд, каждая случайная встреча складывались в мозаику предательства.
В ту ночь она впервые не дождалась мужа с "поздней работы". Уснула, сжимая в руке смятый чек, как улику преступления против их любви. Во сне ей казалось, что она слышит смех Ларисы – тот самый, с кухни, когда она вернулась с букетом пионов...
Ресторан "Сирень" утопал в сумеречном свете. Мягкие блики свечей играли на бокалах, создавая причудливые тени на белоснежных скатертях. Яна выбрала это место для семейного ужина не случайно – здесь они с Сергеем когда-то отмечали десятилетие свадьбы. Сейчас за столом собралась вся их компания: Михаил с Татьяной, Володя с Ириной, Лариса с мужем Андреем. Сергей нервничал – она видела это по тому, как он теребил салфетку, то складывая её, то разворачивая снова.
Официант разлил вино по бокалам. Яна заметила, как дрогнула рука Сергея, когда бокал Ларисы случайно коснулся его руки. Эти мелочи... раньше она списывала их на случайность, теперь каждый жест кричал о предательстве.
– А помнишь тот чудесный ресторанчик на берегу? – Лариса подняла бокал, игриво подмигнув. – "Морской бриз", кажется? Серёжа так забавно выбирал вино! Официант чуть с ума не сошёл, пока он определялся между "Пино Гриджио" и...
Звон разбитого стекла прервал её щебетание. Яна уронила руку, расплескав вино. Красные капли на белоскатертной истине расползались, как пятна крови. "Морской бриз" – тот самый ресторан, куда они с Сергеем собирались поехать на годовщину. Он отменил поездку, сославшись на срочную командировку в Новосибирск.
– Какой ресторан? – её голос звучал неестественно спокойно, словно затишье перед бурей. – Ты про тот период, когда Серёжа был в командировке в Новосибирске?
За столом повисла тяжёлая тишина. Лариса побледнела, осознав свою ошибку. Татьяна с Ириной переглянулись – они всё знали? Сергей упорно смотрел в тарелку, его пальцы до побеления костяшек сжимали ножку бокала.
– Я... – начала было Лариса, но её голос предательски дрогнул.
– Это было одноразовое... – перебил её Сергей, наконец подняв глаза.
– Одноразовое, – эхом отозвалась Яна. Горечь в её голосе могла бы отравить всё вино в ресторане. – Как и всё, что я для тебя делала. Двадцать три года – одноразовые? Наш дом, наша семья, наши мечты – всё одноразовое?
Она медленно поднялась из-за стола. Всё вдруг стало кристально ясным, словно туман рассеялся после долгой ночи. Каждый взгляд, каждый жест, каждая "случайная" встреча – все кусочки мозаики встали на свои места.
– Яночка... – Лариса потянулась к ней, на её лице застыло выражение наигранного сочувствия.
– Не смей! – в голосе Яны прозвенела сталь. – Не смей называть меня так. Мою Яночку ты убила, когда предала нашу дружбу. Когда приходила ко мне с пирогами и разговорами о верности, а сама... – она не договорила, лишь покачала головой.
Она повернулась к мужу:
– А ты... ты даже не нашёл в себе смелости признаться. Позволил мне выглядеть дурой перед всеми. Сколько они все знают? Месяц? Год? – она обвела взглядом притихших друзей.
Андрей, муж Ларисы, нервно кашлянул:
– Может, не стоит устраивать сцен... Давайте всё обсудим спокойно.
– Сцен? – Яна горько усмехнулась. – Нет, это не сцена. Это финал. Занавес. Конец спектакля, где я играла роль счастливой жены, а вы все были благодарными зрителями.
Она положила на стол салфетку – идеально белую, как и их казавшаяся идеальной жизнь, достала из сумочки деньги за свой ужин и направилась к выходу. За спиной раздавались встревоженные голоса, кто-то звал её по имени, но она шла не оборачиваясь.
На улице моросил мелкий дождь. Яна подняла лицо к небу, позволяя каплям смешиваться со слезами. Внутри было пусто и... свободно. Словно лопнула последняя нить, державшая её в клетке самообмана.
"Занавес", – повторила она про себя, доставая из сумочки помаду. В отражении зеркальной витрины она увидела своё лицо – и впервые за долгое время улыбнулась. Искренне, без притворства. Это была улыбка женщины, которая наконец-то сбросила маску и готова начать жить заново.
Яна методично складывала вещи мужа в чемоданы, словно разбирала по частям их совместную жизнь. Каждая рубашка хранила историю: вот эта с конференции в Сочи, где они впервые поссорились из-за Ларисы, эта – с юбилея компании, где он танцевал с ней весь вечер... Галстуки – молчаливые свидетели их праздников: красный в полоску – с серебряной свадьбы родителей, синий – с выпускного дочери. Костюмы – чёрный был на той встрече выпускников, где Лариса впервые появилась без мужа...
Последним она достала его любимый свитер. Бордовый, с косами, связанный её руками до рассвета. Помнила, как подбирала пряжу, как высчитывала петли, как представляла его улыбку. Помедлив, положила его отдельно – этот свитер останется, как напоминание о том, какой она была наивной.
В прихожей зазвонил телефон – восьмой раз за утро. Не взяла. К двери прислонила записку: "Я верю, что ты разберёшься с собой. Но я в это не буду втянута." Простые слова, за которыми стояли годы молчаливого принятия, бессонных ночей и подавленных подозрений.
Позвонила Кате, подруге детства. Той самой, что когда-то предупреждала о Ларисе:
– Можно у тебя пожить несколько дней?
– Сколько нужно, – ответила та без лишних вопросов. – Диван свободен, вино припасено.
Через три месяца Яна стояла перед маленьким помещением на углу Садовой. Облупившаяся вывеска, обшарпанные стены – но она видела здесь больше, чем другие. Видела уютное кафе, о котором мечтала двадцать лет, пока варила кофе для мужа и его... гостьи.
– Снимаю, – сказала она риелтору, доставая заранее подготовленные документы. – Когда можно начать ремонт?
В этот момент зазвонил телефон. Сергей. Она знала, что он скажет – уже выучила наизусть его покаянную речь.
– Яна, я готов сделать всё, чтобы ты меня простила. Давай начнём сначала...
Она смотрела на ключи от будущего кафе в своей руке. Маленькие, потёртые – совсем как её нынешняя жизнь. Но теперь эта потёртость не пугала.
– Тебе придётся начать с себя. Я больше не собираюсь тебя спасать. Ни от Ларисы, ни от тебя самого.
Отключив телефон, она достала из сумки блокнот с набросками интерьера. На первой странице было написано: "Кафе Пионы" – те самые цветы, с которых началось её освобождение. Под названием – список дел: "Заказать вывеску, найти поставщиков, купить оборудование..."
Вечером, сидя у Кати на кухне, она впервые за долгое время почувствовала покой. Не счастье – до него ещё далеко. Но спокойствие – да. Теперь она точно знала: счастье не в том, чтобы прощать предательство, а в том, чтобы найти силы начать заново. И она нашла эти силы – в себе самой.
На подоконнике стоял маленький горшок с ростком пиона – Катя принесла его с дачи. "Представляешь," – сказала подруга, – "он пробился сквозь асфальт. Упрямый..." Яна улыбнулась, глядя на росток. Как похоже на неё саму – пробиваться сквозь асфальт чужого предательства к своему собственному свету.