«— Арина Покровская? — удивленно спросила Палаша.
— Она самая! — гордо подтвердила Василиса. — А вы откудава мою мамку знаете, тетка Пелагея?
— Ну, милмоя, кто ж Арину из Покровки не знает? И у меня есть подушка ее руками сделанная, до сих пор на ней сплю. И у дочки моей. Да лучше этих перин и не сыскать в округе. Да только слышала я, что Арина… — глаза Палаши расширились от ужаса».
Часть 73
Пелагея обняла Василису, она с готовностью прижалась к ней и заплакала навзрыд.
— Ну-ну! Что ты! Ну не плачь! Все будет хорошо. Поучимся, по городу погуляем. Хотя, конечно, Гурзовка чуть побольше нашего городка. Но все равно: новые люди, новые впечатления. И говорят, там есть мороженое, шоколад. Ты любишь мороженое?
Девушка отстранилась от Палаши и с интересом посмотрела на нее:
— Правда? Откудава вы знаете, тетка Пелагея? Люблю шибко и мороженое, и шоколад. Но я яво всего один раз ела. Батька нас на ярмонку возил, мамка тада подушек многа наделала! Продавали! Ох и знатно мы в ентот раз наторговали, а потома батя нама мороженую купил, а мамке шаль, эх и красивыю. Када шибка голодно было, у мене Захарьевна яе просила за шмат сала и полкаравая. Да токма ня отдала я, лЯгла на шаль, и так мене тяпло стало, и вродя как ня голодно! Хочь верьте аль нет, ишть спасла мене мамкина шаленка. От вам крест! — Василиса улыбнулась сквозь слезы, перекрестилась.
Света тоже перекрестилась, ее глаза уже были полны слез.
— Ну вот, улыбнулась. Умница. Ну рассказывай нам дальше, — подбодрила Васю Пелагея. — Давай, тебе легче станет.
— Да, Василиса, давай, а потом и я расскажу о себе! — поддержала Света Пелагею.
— Я из Покровки, — кивнула Василиса и продолжила рассказывать, — знаете нашу дяревню?
— Конечно, вы же совсем близко к городу живете. Мы через вас всегда проезжаем. Ну не совсем, конечно! В деревню-то не заезжаем, но дома видим, — кивнула Пелагея и хотела добавить, что совсем небогато в Покровке, но не стала. И так девке плохо совсем.
— И я знаю, хорошая деревня, — подтвердила и Света. — Мы как-то давно, еще до войны, бывали там, вот как раз подушки покупали.
Василиса радостно улыбнулась. Ей польстило, что обе попутчицы знают ее деревню.
— Я там родилась в тридцать третьем году, у январе. Вчерась день рождения было у мене.
Пелагея убедилась, что не ошиблась, решив, что Василиса не намного старше Настеньки.
— Да что ты! Поздравляю тебя!
— И я поздравляю. Чтобы настоящим доктором стала! — поздравила и Света.
— Спасибо! — Василиса слегка смутилась. — До войны хорошо жили. Батька с мамкой у колхозе трудилиси. Я самая младшая. Ишшо у мене было три брата. В сорок первом все трое и батька на войну ушли. Мы с мамкой осталиси вдвоем. Через полгода батька вярнулси — сляпой, глухой. Мы так радовалиси — живой и руки-ноги на месте. Сначала батя у хате сидел, никуда ня ходил, ничавой ня делал, а потома похоронки на братьев пришли. Одна за одной прилетели. Батя как-то научилси ощупью-ощупью и стал уходить кудай-то. Первый раз када пропал, мы яво с мамкой у лесу нашли. Сидит под деревом и плачет. Мамка тада кричала шибка на яво. Чавой тебе ня хватат? Хошь мене совсема одну бросить, а мне каково. А он токма плакал… я стала защищать яво перед мамкой. А она мене тада ударила… а потома плакала, и я плакала, и батя местя с намя. Чичас я кумекаю усе, што мамка шибко испужаласи за яво, потому кричала на яво и даже матюками крыла. Я тада малая совсема была, нясмышленая.
Василиса замолчала, принялась теребить свои тоненькие косички.
— Долго батя потома у хате сидел с тово раза, никуда ня ходил, — продолжила она, — а потома как-то приходим с фермы, а яво нет снова. Мы в лес, далеко зашли, да токма усе напрасно, ня нашли… мы яво…
Лето как совсема кончилоси, бабка Лукерья, знахарка наша, корень какой-то копат у лесу… опосля первого дождя, так вот она нашла батю…
Василиса уткнулась Пелагее в плечо и снова горько заплакала. Палаша поняла, что случилось страшное: нашла бабка Лукерья даже не батю Васиного, а лишь его останки.
— Ой, мамочки! — запричитала бедная девушка. — Тама и схоронить-то нечаво было. Ужо ня знай, кто так сотворил над батей моим…
Василиса завыла протяжно, из соседних отсеков вагона к ним стали заглядывать любопытные. А одна баба даже протянула большую морковку со словами:
— Чавой так убиваетси? А? Помяр кто либошто? Пущай погрызеть. Мене завсегда подсобляло. Морковка знатная уродиласи. А то глядите, бабы, и вама дам. А?
Пелагея взглядом поблагодарила бабу, взяла морковку, но Васеньке давать не стала. Какая уж тут морковка! Девка с малолетства таких ужасов нагляделась! Разве морковкой успокоить?
Потихоньку Василиса успокоилась и продолжила:
— А через полгода немец у дяревню пришел. Вы ня глядите на мене. Я у батю мово. Некрасивая совсема. Он был няказистый. И я така же. А мамка у нас была шибко красивая. У первый жа день до нас фрицы пришли. Казали, што у нас жить будуть. Нас выгнали в сарайку, а самя на наших пяринах разляглиси. Мамкин род усю жисть славился тем, што подушки да пярины делали. Аринины пярины…
— Арина Покровская? — удивленно спросила Палаша.
— Она самая! — гордо подтвердила Василиса. — А вы откудава мою мамку знаете, тетка Пелагея?
— Ну, милмоя, кто ж Арину из Покровки не знает? И у меня есть подушка ее руками сделанная, до сих пор на ней сплю. И у дочки моей. Да лучше этих перин и не сыскать в округе. Да только слышала я, что Арина… — глаза Палаши расширились от ужаса.
Василиса, поняв, что Пелагея знает страшную участь ее матери, задыхаясь, быстро зашептала.
— Снасильнячили… гады… у первый жа день… а потома ишшо и ишшо. Видяла я. Мамка кричала: ня гляди, донюшка! Ня гляди, Васенька. А я как укопанная… потома мамка поняла, што чижолая. Я яе нашла… Зашла у сарай, а тама… мамка моя болтаетси… я у лес убежала… долго шла… ня знай скольки, ня знай куды. Очнуласи у землянки. Партизаны мене подобрали. Тама дохтур был настояший из Москвы. Петро Андреич. Он раненых спасал. Так я окала няво крутиласи почти шта год: то подам чавой, то просто глазела. Он мене ня гнал никада, нет. А иной раз и расскажет чавой-нябудь про хворобу. Мотри, Васька, да запоминай. Так сказывал. А чавой? И запомняла, много чавой… А потома фрицы ушли от нас, и мене у дяревню спровадили. Я так кричала, а дохтур мене как отец стал. Ой и многа я от яво научиласи. Он мене и казал: учись, мол, талант у тебе. Я тада ня знала, чавой енто — талант.
Василиса улыбнулась, Пелагея покрепче прижала к себе девчушку.
— Ах ты ж миленькая моя, ну ничего, ничего. Теперь все хорошо будет! Все хорошо.
— Так вот я пошла у медучилищу. Никаво ня спрошала. А ково мене спрошать? Одна я как перст на усю землю. От так. Дошла до городу, прибавила себе два года. Тама тожа говорили — талант. Ня знай! Можат, и правда, есть какой талант у мене? А?
— Обязательно есть! Не сомневайся! — твердо сказала Пелагея. — Раз так сказал Петро Андреич, так и есть. А в медучилище подтвердили. Судьба твоя, Васенька, — людям помогать.
— От и все. А потома директор училища позвал мене и казал, што у Гурзовку поеду. Собирайси, грит. А чавой мене сбиратьси? Чавой на мене, то и мое. А нет! Брешу. Девчата мене чулки справили теплыя! От я и здеси.
— Вот и хорошо! — улыбнулась Света и дружески погладила Васю по плечу.
— Ну что, девчонки, давайте укладываться? — предложила Пелагея. — Время позднее. Ты, Светлана, наверное, уж завтра нам про себя расскажешь.
После рассказа Василисы о своей такой короткой, но уже такой наполненной горем жизни, слушать еще что-то было невозможно. Палаша догадывалась, что и Светина жизнь не пряниками была уложена.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
Прочитайте еще один рассказ⬇️⬇️⬇️
Неиссякаемый, оптимизм, безупречный вкус, абсолютное чувство юмора! У кого? У Раисы Сергеевны, или попросту бабы Раи! Все истории, описанные в рассказах, абсолютно реальны!