В прошлой статье цикла о деле Сухово-Кобылина (если упустили, начните знакомиться отсюда) мы подробно рассказывали о том, как шло следствие, как показания, подозреваемые и даже улики менялись в зависимости от желаний и действий следователей, а также о том, почему это резонансное дело не могли закрыть целых семь лет, и, даже закрыв, не обозначили обвиняемых.
Кратко напомним суть: ранним ноябрьским утром в двух верстах от Москвы было найдено тело молодой, дорого и со вкусом одетой женщины. Довольно быстро в ней опознали любовницу одного из главных светских львов обеих столиц - потомка богатого и знатного рода Сухово-Кобылиных. Он был известным остряком и любил обидные каламбуры, жертвами которых часто становились представители менее благородных родов, среди которых был и генерал-губернатор Москвы. Довольно быстро и не без направляющей силы последнего следствие пришло к единственной версии - Сухово-Кобылин сам убил свою любовницу, однако единой, стройной и непротиворечивой картины "преступления" так и не сложилось. Дело против Сухово-Кобылина продолжалось более семи лет, за которые его дважды арестовывали, проводили обыски, сыпали угрозами, отменяли приговоры и направляли на доследование.
Сегодня расскажем, в чем все же причина столь долгого разбирательства, затянувшегося на 7 лет, и почему в резонансное дело то добавлялись, то исчезали какие-то обстоятельства, а само оно переходило из департамента в департамент и из ведомства в ведомство...
По показаниям прислуги Деманш, она вышла из своей квартиры около десяти часов вечера, одета тепло и сказав, что скоро вернется, после чего ее уже никто не видел. Сухово-Кобылин же до часа ночи пробыл в гостях у своих знакомых - Нарышкиных, что подтверждается показаниями других гостей, после чего, по словам камердинера, возвратился домой во втором часу ночи, был раздет и лег спать. Соответственно убить Луизу он мог только с часу до двух, причем, согласно версии следствия, убить с нанесением множества увечий, затолкать тело в карету, вывести за Пресненскую заставу и вернуться домой, что сделать за час невозможно. Но что, если камердинер, старый и верный лакей, врет, чтобы выгородить барина?... Тогда дело вновь принимает столь желанный следствию оборот.
Вот эта пустота, эта возможность повернуть дело, куда угодно, была очень выгодна следователям, так как именно такие обоюдоострые дела приносили им самые крупные дивиденды. Кобылину тоже намекнули, что решить вопрос можно, дав взятку. И здесь произошел самый драматичный, самый красочный и самый обескураживающий случай в истории российского взяточничества.
Обер-прокурор Лебедев обещал дать делу положительный ход за - ни много не мало – 10 тысяч рублей серебром. Для такой взятки Кобылину даже пришлось продать часть своих имений, но очищение знатного имени семьи от криминального позора того стоило. Итак, дело сделано, жертва принесена, только вот на пути домой Александр Васильевич решил все же проверить, что за резолюцию составил Лебедев. За пару пятирублевых банкнот стряпчий ему дает прочитать дело, и что же он там видит?! Обвинительный приговор! Несмотря на огромную сумму полученной взятки, обер-прокурор ни на строку не изменил приговор. Лишь теперь Сухово-Кобылину открывалась вся глубина чиновничьей мудрости: брать с просителя взятки, обещая хороший исход, а делать все так, как угодно начальству, чтобы от него получать ордена и должности.
Разъярённый Кобылин вбежал обратно к Лебедеву и обрушил на него все свое негодование: "негодяй, подлец, я сейчас крикну на весь департамент, что я дал вам взятку, у меня записан номер билета, вас обыщут и привлекут!"
"Не привлекут" - спокойно ответил прокурор и, нехотя вытащив и сложив кредитный билет, положил его в рот и тщательно разжевав, проглотил.
Лишь много лет после Кобылин отомстит обидчику, поместив такой же в точности эпизод в пьесу «Дело», которая из-за цензурного запрета будет опубликована лишь в пореформленной России, где ее сочтут лишь мрачными фантазиями престарелого драматурга.
Известно, что история всегда повторяется дважды: первый раз как трагедия, второй – как фарс. Здесь же история и вправду стала трагедией для Сухово-Кобылина, потратившего на эту взятку половину своего подмосковного имения, но он же смог описать ее в своей пьесе так, что теперь из раза в раз история о съеденном кредитном билете вызывает у зрителей и читателей лишь смех.
А между тем эта съеденная взятка не стала последней: частный пристав просил уже 20 тысяч, следователь – 30, а когда за дело взялись особые, тайные и чрезвычайные следственные комиссии, сумма выросла уже до 50. Но он не дал. Хотя через много лет в том же «Деле» напишет:
«С Вас хотят взять взятку – дайте; последствия Вашего отказа могут быть жестоки… Откупитесь… Ради Бога, откупитесь.»
Самому же Сухово-Кобылину откупиться не удалось. Да и не помогло бы, как показывает этот выдающийся случай. Его дело продлилось долгих семь лет и кончилось… ничем. За убийство Симон-Деманш никто так и не понес наказания, а Кобылин, как и его слуги, был отпущен на свободу. Это дело сильно повлияло на личность Александра Васильевича. Некогда блестящий барин, игрок, ловелас, завсегдатай балов и клубов стал замкнутым мизантропом, уединившимся в своем имении в Кобылинке, где писал пьесы и философские трактаты, пытался реформировать хозяйство, но разразившаяся стихия уничтожила весь этот труд. Как любой задержанный, особенно задержанный безвинно, он жалел об упущенном времени, в его случае – очень дорогом времени, времени его молодости. Но заключение дало ему возможность и стимул писать и во многом благодаря этому мы знаем сейчас Александра Сухово-Кобылина как выдающегося драматурга, читаем его пьесы и смотрим их постановки в театрах.