— Антонина, кто? - крикнул Григорий в окно родильного дома, сняв шапку-ушанку, чтобы лучше слышать.
Жена подошла к стеклу и протянув свёрток, показала мужу и крикнула в приоткрытую форточку:
— Девочка!
Григорий выругался, сплюнул, и не сказав больше ни слова, уехал обратно. В деревне его ждали мужики, чтобы отметить рождение третьего ребёнка.
Антонина, прижав к груди новорожденную дочь, всхлипнула и залилась слезами.
К ней сзади подошла соседка по палате и погладив по плечу, попробовала успокоить:
— Ну, что ты... Перестань... Приедешь, он счастлив будет, как только такое чудо увидит.
— Нет, Наташа, не будет... - сквозь слёзы прошептала Тоня. — Он мальчика хотел.
— Ну и что? Девчонки одни - ювелир, значит! В цветнике жить будет! - улыбнувшись, продолжила Наталья.
— Он наследника хочет. Меня ругает, что я бракованная, пацана не могу ему родить.
— Знаешь, что, Тоня? Пусть скажет спасибо, что ты вообще на третьего согласилась! Я вот второго родила, и больше не хочу. И мой меня даже под дулом пистолета не заставит за третьим пойти.
— Ты не понимаешь, для него это очень важно - у всех в их семье одни пацаны, и только он себя "бракоделом" зовёт. Третья девочка - даже не знаю, как теперь быть. Может, оставить здесь?
— С ума сошла?! - испугалась Наташа. -Даже не думай! Смотри, какая она у тебя хорошенькая! Щёчки какие, носик! У всех вон, опухшие и страшненькие, а твоя - как будто ей уже месяц от роду, розовенькая, как куколка! Не то, что мой Сашка... - она повернулась в сторону сопящего комочка с чёрным торчащим ёжиком волос из-под сложенной втрое пелёнки, в которую медсестра завернула головку малыша. Опухшее личико и красные щёки разительно отличали мальчика от дочери Тони, и она вдруг залюбовалась крошкой - и действительно, её малышка была, чудо, как хороша!
— А и правда! - улыбнулась Антонина, вытирая слёзы. — Пусть говорит, что хочет! Я свою красавицу никому не отдам! - она приложила руку к груди. — Ой... Молоко пришло... - на больничном халате расползлось мокрое пятнышко.
— Корми, давай! - Наташа легла и накрылась одеялом, разглядывая сынишку.
Через шесть дней на выписке Антонину встречал в стельку пьяный муж и сосед, Иван, который и привёз на своём Запорожце Григория.
— Привет, Антонина, - сказал сосед и протянул пять красных гвоздик молодой маме и второй букет - врачу.
Медсестра смотрела на мужчин и не знала, кому вручить ребёнка. Подавшись в сторону Ивана, она остановилась, когда тот замахал рукой:
— Не, не, не, это не моя! Его! - указательный палец упёрся в шатающегося Григория, который мутными, ничего не видящими глазами, обводил вокруг.
— Держите, папаша! - протянула дочь женщина в белом халате, но когда отец качнулся и чуть не слетел с лестницы, послушно отдала свёрток матери.
— Давайте, лучше, я понесу. Спасибо вам большое! - сказала Тоня, виновато отводя глаза.
— Приходите к нам ещё! - улыбнулась медсестра.
— Наверное, на этом мы остановимся. - скромно ответила Антонина и села в машину.
Иван положил рядом сумку с вещами, вернул откидное кресло на место, а затем помог Грише погрузиться на пассажирское сиденье.
В доме уже ждали гости и накрытый стол. Пока все рассаживались, в дверь ввалились смеющиеся односельчане и вкатили коляску под дружный одобряющий гул, а позади них шёл председатель колхоза, и держал над головой какую-то бумажку.
— Вот, Антонина, держи! - торжественно вручил он бумагу молодой маме.
— Что это? - подняла глаза от листка Тоня.
— Сельсовет вам новый холодильник выбил. Теперь у вас семья большая, надо где-то хранить урожай. - он сел, а потом, потянувшись в карман, снова встал: — И вот ещё! Внимание, товарищи! - потряс он листком с гербовым рисунком. - На общем собрании было принято решение выделить семье Летягиных ещё один участок земли. Поздравляю! - захлопал в ладоши председатель, к нему присоединились все остальные.
— Спасибо, Валерий Борисович. - Антонина встала и пожала руку мужчине. — А трактор дашь? - она пробежала глазами по строчкам. — Полгектара ещё и вспахать надо, лошадь столько не осилит.
— Там видно будет, Тоня. Не гони коней, ещё только конец января.
Григорий водил стеклянными глазами вокруг, а когда свесил голову и всхрапнул, мужики увели его в комнату и уложили спать.
Бабы шушукались, но Тоня старалась не замечать их косых взглядов. Ну, выпил и что? Это он, может, от радости? - хотелось ей крикнуть на весь дом. Но она знала - Гриша не смог принять, что жена, вопреки его уговорам (словно это что-то решит) родила ему опять девку.
Утром, стоя с ковшиком у ведра в кухне, он жадно глотал холодную воду, и кряхтел, потирая живот. Потом сел напротив жены и глядя, как она кормит новорожденную дочь, сказал:
— Вот скажи, что мне теперь с вами делать? Это какой-то бабский батальон, честное слово! Как мне мужикам в глаза смотреть?
— А что перед ними теперь оправдываться? Чай, не нагулянная - родная дочь. - Тоня запахнула фланелевый халат на груди и положила дочь в коляску. — Ты кроватку вторую нашёл?
— А чего её искать? Она на чердаке.
— Достал?
— А чего её доставать-то? Пять минут делов.
— Так принеси. Не вечно же ей в коляске спать. А девочек когда привезут?
— Батя сказал, через три дня, чтобы ты оклемалась после больницы.
— Хорошо. Ты баню не топил? Помыться хочется...
— Сейчас. - Григорий встал и обернувшись, спросил: — Воды сюда принести? Мыть будешь её сегодня? - он кивнул в сторону дочери.
— Конечно, буду. Ты забыл, что ли, уже? Два года не прошло с прошлых родов.
— Да кто вас знает? Может, в этот раз всё по-другому будет?
— Это вряд ли... - Тоня выпрямилась и потянувшись, вскинула вверх руки. — Хорошо дома, всё-таки! - прошла на кухню и принялась греметь посудой, пока муж топил баню и носил воду.
***
Незаметно минуло пять лет. Наступил 1980 год. В Москве встречали Олимпиаду, Тоня ждала, когда опоросится свинья, а девочки гостили у родителей Тони в соседнем селе.
Григорий так и не смирился с тем, что не смог стать отцом пацана, и при каждом удобном случае намекал жене, что неплохо было бы попробовать ещё раз.
— Вдруг именно сейчас повезёт, и родится мальчик? - спрашивал он и обнимал супругу.
Она уворачивалась, убегала на кухню или в огород, занималась домашними делами. Тоня молила небеса, чтобы не дали ей забеременеть, под любым предлогом отказывала супругу, и если уж произошла близость, сразу травы специальные пила, или тяжести поднимала, а то и в бане пожарче парилась. Григорий же верил, что у них точно должно получиться, но когда в очередной раз услышал от супруги твёрдое "нет", разругался с ней в пух и прах и ушёл в загул. Вечером в воскресенье он вернулся и заплетающимся языком сказал:
— Я знаю, кто нам поможет.
— Поможет с чем?
— С сыном.
Антонина напряглась - муж снова сел на своего конька и завёл старую песню.
— Я с Ванькой разговаривал.
— И что? - не оборачиваясь от кастрюли с супом спросила Тоня.
— У него три пацана, четвёртый на подходе.
— А он прям знает, что там - мальчик? - со смешком спросила Антонина.
— Не, ну а чё? Троих родил, почему бы и четвёртому не быть?
— Всякое может быть. И двойня, и девочка, так что - неизвестно ещё.
— Ты это, Антонина, сходи с ним в луга, а? Или хочешь, я сам уйду, а вы тут с ним попробуете?.. - муж виновато скривил губы.
Тоня вспыхнула и застыла от неожиданности.
— Что?! - резко обернувшись, она впилась глазами в мужа.
— Это, ну, понимаешь, а вдруг у вас получится мальчик, а?
— Гриша, ты в своём уме?! - Тоня вынула половник из кастрюли и двинулась на мужа.
— А что я такого сказал? Никто же не узнает...
— Ты совсем разумом тронулся? - женщина занесла половник над головой. — Ещё раз такое услышу, прибью, понял?!
— Ладно, ладно! - он замахал руками, криво усмехнувшись. - И пошутить нельзя...
— Я те пошучу! - она схватила полотенце с крючка и наотмашь шлёпнула супруга по спине. — Не вздумай мне это предлагать, я на грех такой никогда в жизни не соглашусь! Надо же, придумал, при живом-то муже, и с соседом путаться! Мозги пропил, что ли все?
— Всё, всё, понял, понял... - вытащив из пачки две папиросы, он вышел на крыльцо и долго курил, глядя вдаль и морщась от едкого дыма.
Через неделю Григорий сказал, что на выходные с мужиками уплывёт на дальние острова рыбачить. Тоня собирала ему с собой еды, варила яйца, напекла хлеба, положила старенькое шерстяное одеяло со словами:
— Ночью холодно будет, накроешься. Не сидеть же до утра у костра.
Собравшись на рассвете, Григорий дежурно чмокнул жену в щёку и отбыл, усевшись в коляску мотоцикла, на котором приехали ещё два друга.
С утра Тоня накормила кур и поросёнка, прибралась, приготовила ужин, и села у окна вязать. К обеду ближе, когда солнце пекло невыносимо, а все окна были нараспашку, Антонина пошла в баню и затопила печь, чтобы сполоснуться. Когда снимала с себя платье, услышала, как в предбанник кто-то вошёл.
— Гриша, ты? Что-то забыл? - не увидев сначала, кто это, из-за платья на лице, она скинула, наконец, одежду и охнула: перед ней стоял Иван и как-то странно улыбался. Прикрывшись платьем, она испуганно спросила: — Иван? Ты зачем здесь? - почему-то задрожали коленки и она облизнула сухие губы.
Он молча подошёл и дыхнув на неё спиртным, схватил за талию, а когда она хотела закричать, закрыл рот ладонью со словами:
— Тсс! Не надо. Тихо. Не бойся. Всё будет хорошо. - притянув к себе оцепеневшую от страха женщину, он поднял её на руки и понёс в баню, но она вдруг поняла, что происходит, и принялась брыкаться, пытаясь укусить и посильнее ударить. — Тише, сказал! - похоже, сопротивление только раззадорило мужчину, и он навалился на неё всем телом.
Что было дальше, Антонина помнила смутно, но когда давление вдруг ослабло, она смогла откинуть от себя насильника и на бегу надевая платье, умчалась в сторону пункта милиции, роняя по пути слёзы и стараясь не встречаться ни с кем взглядом. На её счастье, улицы были пустынны - жара загнала всех по домам, и никто не встретился на дороге.
Там она, судорожно рыдая, написала заявление. Ивана арестовали, а после был суд. О том, что совершить преступление его попросил Григорий, Иван не признался.
А спустя некоторое время оказалось, что Тоня беременна. Муж потирал руки, уверенный, что у "него всё получилось" и ждал, когда всё разрешится. А вот Тоня стала похожа на тень - осунулась, перестала следить за собой, и всё время говорила о смерти и тщетности жизни. Близкие и родные списывали это на сложную беременность - сильный токсикоз осложнился полным неприятием пищи, и когда вес стремительно пошёл вниз, её увезли в гинекологию. Бабушка забрала девочек к себе, после того, как узнала, что они третий день почти ничего не ели, а Григорий снова в запое.
В мае Антонину перевели со схватками в роддом. О том, что случилось, никто так и не узнал - суд был в городе, и там не было никого, кто мог бы проговориться.
Она родила мальчика.
Гриша был счастлив, а вот Антонина даже не хотела брать чужое дитя на руки, и только когда заведующая пригрозила, что заберёт его в дом малютки, решила, всё же, покормить мальчика. Словно чувствуя, что он нежеланный, малыш почти не плакал, лишь тоненько пищал, как маленькая птичка, которую забыли сородичи.
Два месяца после возвращения она не выходила из дома, отказалась устраивать встречу новорожденного и принимать гостей, а Григорий, понимая свою вину, старался не попадаться ей на глаза.
В этом тягостном состоянии прошёл почти год. Из пышногрудой, крепкой и сильной женщины, Антонина превратилась в худую, сгорбленную старуху, которой на самом деле не было и тридцати трёх лет.
В один из ненастных осенних дней, когда все мужики были в полях, Антонина зашла к соседке, жене Ивана, Татьяне, и оставив сына, сказала:
— Пригляди часок за Андреем, мне на почту надо, посылку получить.
Соседка кивнула, и махнув рукой, не отвлекаясь от замешивания теста, отпустила женщину.
На почту она не пошла, а сняв с гвоздя охотничье ружьё мужа, нашла Григория в саду и, не произнеся ни слова, и не дёрнув ни единой мышцей на лице, молча застрелила. Он даже не успел что-то сказать, только открыл рот и обмяк с испуганным взглядом, а женщина бросила ствол и заперлась на чердаке.
Тревогу подняла Татьяна, когда Тоня не вернулась ни через час, ни через пять. Сын Антонины разрывался от плача, Татьяна бегала вокруг него и пыталась успокоить, отвлечь. Мужики, обнаружив Григория в саду под яблоней, кинулись искать женщину, и кто-то увидел в щель чердака её силуэт. Выбив дверь, они нашли Антонину повешенной. Никаких записок при ней не было.
Через семь лет Иван вернулся из тюрьмы. О том, что Татьяна оставила Андрейку себе, он уже знал. Как знал и то, что это его ребёнок, но никогда и никому об этом не рассказывал, только просил жену держать детей подальше от соседей.
***
Эту историю поведала внучка Антонины, дочь Светланы, самой младшей из дочерей Летягиных. После гибели родителей девочки воспитывались сначала у бабушки, а после её смерти через пять лет, их забрала к себе бездетная тётя, которая проживала в том самом городе, где проходил суд. Правдой о происшествии тётя поделилась, когда Светлане исполнилось восемнадцать, и всё это время девочки задавали вопросы - где их родители, и почему их нет. О том, что произошло, Антонина поделилась только с мамой, которая уговорила не бросать мужа и сына, и оставить всё как есть, а сама бабушка перед смертью вызвала тётку и раскрыла ей семейную тайну.
Дом, в котором жили Григорий и Антонина, до сих пор стоит, и сёстры пользуются им, как дачей. Внуки Антонины приезжают туда регулярно, только односельчане косо смотрят на всё семейство, а семья Татьяны и Ивана строго-настрого запретила своим внукам общаться с летягинскими потомками.
