- Петр Николаевич! ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ! - пронзительный женский голос разрезал тишину осеннего вечера. - Батюшки-светы, да неужто... неужто правда ВЫ?! Глазам своим не верю!
Высокий седой мужчина в добротном темно-синем пальто, застывший у покосившегося штакетника, медленно обернулся.
Морщины вокруг глаз стали глубже, выдавая внутреннее напряжение.
- Маргарита Семеновна... - произнес он хрипловато, вглядываясь в знакомое лицо, испещренное паутинкой морщин. - Надо же, столько лет прошло, а вы... узнали.
- Как не узнать-то, голубчик?! - всплеснула она полными руками. - Походка - она ж как почерк, с годами не меняется! Я в окошко глянула - думаю, что за статный господин к Анне Павловне пожаловал... А это ж ты, Петенька! Господи милостивый, СОРОК ПЯТЬ ЛЕТ... Это ж подумать только!
Петр нервно сжал потертую кожаную сумку, костяшки пальцев побелели.
Сердце предательски заколотилось где-то в горле, во рту пересохло.
Вот он - родной Вишневый переулок.
Все те же тополя, только разросшиеся до невозможности, их кроны теперь почти смыкаются над дорогой.
Тот же скрипучий колодец на углу, правда, сруб совсем почернел от времени.
И дом... ЕГО дом.
Такой же приземистый, с резными наличниками, только краска совсем облупилась, а палисадник зарос шиповником.
- Как там... как Анна Павловна? - голос предательски дрогнул, выдавая волнение.
Маргарита Семеновна помрачнела, глаза наполнились слезами:
- Ох, плоха она, Петенька, совсем плоха... Настенька от неё не отходит, день и ночь с ней. А она, голубушка, всё тебя ждет. Каждый божий день приговаривает: "Петя приедет, обязательно приедет, сердце материнское чует..."
*Воспоминания накрыли его внезапно, как летний ливень, затопили сознание, унося в далекий 1979-й...*
...Военная часть в Забайкалье. Молодой лейтенант Петр Воронцов, только-только получивший звание, вскрывает конверт дрожащими пальцами. Почерк знакомый, летящий, торопливый:
"Дорогой Петенька! Прости, но я должна освободить тебя от данного слова. Встретила человека... Всё случилось так внезапно. Не хочу держать тебя обещанием, ты должен быть свободен. Не держи зла, прошу. Твоя (зачеркнуто) Лена."
- Товарищ лейтенант! - окликнул его знакомый командирский голос. - Что-то случилось? На вас лица нет.
- Никак нет, товарищ полковник... Всё в полном порядке, - Петр попытался распрямить плечи, но предательская дрожь в руках выдавала его состояние.
- А ну-ка, зайдите ко мне, - полковник Сергеев нахмурил густые брови. - Немедленно.
В тот вечер они долго разговаривали в штабе.
Полковник Сергеев, прошедший войну, потерявший семью при бомбежке Сталинграда, говорил просто и мудро:
- Жизнь, она как горная река - не угадаешь, куда повернет. То тихая заводь, то бурные пороги. Главное - не сломаться на крутом повороте. Ты офицер, Петр Николаевич. А офицер должен уметь держать удар. Любой удар - что от противника, что от судьбы...
*Петр тряхнул седой головой, возвращаясь в реальность. Медленно, будто во сне, толкнул знакомую до боли калитку. Петли протяжно скрипнули - тем же звуком, что и сорок пять лет назад.*
- Петя! ПЕТЕНЬКА! - на крыльцо выбежала седая женщина в ситцевом халате, повязанном старомодным пояском. - Братик! Господи, неужели дождались?!
- Настя... - он прижал к себе всхлипывающую сестру, такую худенькую и хрупкую. - Ну что ты, родная, что ты...
- Идём скорее, мама совсем плоха... Но ждет тебя, всё ждет! Как чувствовала, что сегодня приедешь - с утра всё просила причесать её, платок новый повязать...
В полутемной комнате пахло лекарствами и какими-то травами.
На высокой кровати с никелированными спинками лежала исхудавшая старушка - такая маленькая, что казалась почти детской фигуркой среди взбитых подушек.
Петр опустился на колени, осторожно взял морщинистую руку:
- Мама... Прости меня, мама...
Выцветшие глаза широко распахнулись:
- Петенька... сыночек мой... - слабые пальцы погладили его седую голову. - Дождалась всё-таки. Теперь и помереть не страшно...
На следующее утро Анна Павловна тихо ушла во сне.
Будто только и ждала возвращения блудного сына.
- Я позвонила Верочке, - Настя промокнула покрасневшие глаза платком. - Она прилетит завтра утром первым рейсом.
Петр молча кивнул.
Дочь... Как же она похожа на свою мать - те же выразительные карие глаза, та же привычка нервно заправлять выбившуюся прядь за ухо.
Только характером - вся в него. Упрямая, принципиальная до мозга костей.
*Снова накатили воспоминания, горькие и сладкие одновременно...*
После того рокового письма он не смог вернуться в родной городок.
Махнул в Норильск, на великие комсомольские стройки.
Там встретил Галину - молодого геолога из Ленинграда.
Поженились практически сразу, через год родилась Верочка.
А потом... Потом Галина не выдержала сурового заполярного климата, затосковала по большому городу.
Уехала с дочерью.
Он не держал - понимал, что не имеет права ломать их жизни.
Второй брак с Ниной, школьной учительницей, продлился десять лет.
Хорошая женщина, заботливая, домашняя.
Но что-то надломилось в нём после первого предательства.
Не смог раскрыться, довериться полностью...
Так и жили - как соседи по квартире, вежливые и чужие.
- Папа! - звонкий голос вырвал его из задумчивости. В дверях стояла Вера, осунувшаяся после долгого перелета, с дорожной сумкой в руках. - Господи, как же ты постарел... Совсем седой стал!
- Здравствуй, доченька, - он крепко обнял её, вдыхая знакомый с детства аромат жасминовых духов. - А ты всё такая же красавица.
- Врешь и не краснеешь, старый притворщик, - улыбнулась она сквозь слезы. - Мне уже сорок пять, между прочим! Старая тетка с двумя внуками.
*Сорок пять... Ровно столько лет прошло с того дня, когда он получил то проклятое письмо...*
Похороны прошли тихо, по-домашнему. Старушки-соседки негромко причитали, вспоминая "Анечку", какой она была хорошей, безотказной. Настя держалась из последних сил, но было видно - совсем измучилась за эти годы, ухаживая за больной матерью.
А вечером раздался негромкий стук в калитку.
- К тебе пришли, - как-то странно сказала Настя, и в голосе её промелькнула тревога.
На пороге стояла седая элегантная женщина с прямой, как струна, спиной и всё теми же васильковыми глазами, которые снились ему столько лет.
- Здравствуй, Петя... Не прогонишь?
- Здравствуй... Елена. Проходи.
Они сидели на старой скамейке в саду, под разросшейся яблоней.
Пахло антоновкой и прелой листвой.
В сумерках мерцали первые звезды.
- Я должна тебе рассказать... - её голос дрогнул. - Тот командировочный... Он оказался обычным аферистом. Наплел с три короба - про московскую квартиру, про высокую должность... Представился главным инженером, а сам... В общем, я попала в ловушку, как последняя дура. Гордость не позволила признаться, взять свои слова обратно. А потом - замуж по залету, пятнадцать лет унижений, пьянок, измен... Вот уже пятнадцать лет как вдова.
- Зачем ты мне это рассказываешь? - тихо спросил Петр.
- Чтобы ты знал - я получила сполна за своё предательство. Жизнь всё расставила по своим местам.
Петр долго молчал, глядя на заходящее солнце.
Где-то вдалеке лаяли собаки, с улицы доносились детские голоса - жизнь продолжалась, как и все эти годы.
- Знаешь, - наконец произнес он, - я давно тебя простил. Может, даже благодарен судьбе. Жизнь сложилась так, как должна была. У меня прекрасная дочь, замечательные внуки... И память о двух женщинах, которые любили меня по-своему.
- А у меня - только одиночество и горькие сожаления, - она горько усмехнулась, комкая в руках кружевной платочек. - Каждый день просыпаюсь и думаю - а что, если бы тогда...
- Не надо, Лена. Прошлого не вернешь. Да и нужно ли?
Они проговорили до глубокой ночи.
О юности, о мечтах, о том, как причудливо поворачивается жизнь.
О детях, о внуках, о простых радостях и горестях прожитых лет. Говорили легко, без напряжения - будто и не было этих сорока пяти лет разлуки.
Через неделю Вера улетела домой к своим мальчишкам.
А Петр... Петр остался.
Купил небольшой домик на соседней улице - с видом на речку и старый яблоневый сад.
По вечерам заходил к сестре, помогал по хозяйству. Иногда встречался с Еленой - просто выпить чаю, поговорить о жизни.
В городке его быстро приняли как своего.
Еще бы - сын уважаемой Анны Павловны вернулся!
Соседки зазывали на пироги, местные мужики приглашали на рыбалку.
Жизнь, как река, сделала новый поворот.
Он наконец-то вернулся домой.
Туда, где каждая улочка хранила воспоминания о юности.
Где даже воздух казался другим - особенным, родным.
В палисаднике он посадил куст жасмина - тот самый сорт, что когда-то рос под окнами родительского дома.
По утрам выходил на крыльцо с чашкой кофе, слушал щебет птиц и думал о том, как удивительно устроена жизнь: иногда нужно уехать за тысячи километров, чтобы понять - твое счастье было совсем рядом.
А по ночам ему снилась мама. Живая, молодая, в своем любимом ситцевом платье в мелкий цветочек. Она улыбалась и говорила: "Ну вот, сынок, теперь всё правильно. Теперь всё встало на свои места..."