Горькая ягода 62
Первые признаки перемен были едва уловимы. На первый взгляд всё оставалось по-прежнему: каждое воскресенье Матвей, как обычно, приходил к Галке. Они бродили по городским улицам, петляя между старинными домами, чьи стены хранили истории десятков поколений. Заходили в парк, сидели на скамейке. Иногда они шли молча, прислушиваясь к дыханию города, иногда — вели неторопливые беседы о жизни и надеждах. Для случайного прохожего они были образцом юношеской идиллии — красивая пара, в которой угадывалось светлое будущее.
Но Галка ощущала перемены. Что-то неуловимое, но существенное изменилось в их отношениях. Она увлечённо рассказывала о фабрике, о том, как мастер перевела её на другую операцию, как Маргарита Андреевна — строгий, но справедливый бригадир — помогала эту операцию освоить, а глаза Матвея вдруг становились пустыми. Его взгляд блуждал где-то над её головой, рассеянно скользил по фигурам проходящих мимо девушек, задерживаясь на их нарядах и манерах. И было в этом взгляде что-то такое, что резало Галку по живому.
— Матвей, ты вообще меня слышишь? — спрашивала она, прерывая свой рассказ.
— А? Да, конечно, продолжай, — ответил он с рассеянной улыбкой.
Перемены в Матвее были неуловимыми. Он не грубил, не спорил, не избегал встреч, но постепенно становился чужим. Словно часть его души перемещалась в иную жизнь, где было место университетским аудиториям, интеллектуальным беседам и городским девушкам. В той жизни Галке с её прямолинейностью, простой речью и обветренными руками места не было. Она чувствовала это.
В душе девушки назревали перемены. Обида, подобно горькому сорняку, пускала корни в самую глубину сердца. Поначалу эта обида была тихой, притаившейся, но каждый раз, когда Матвей становился безразличным, эта обида поднималась, выпрямлялась, расправляла плечи. Галке уже не хотелось делиться сокровенным, внимательнее прислушиваться к его словам, взвешивать их, оценивать. И всё же она цеплялась за эти отношения, наивно полагая, что чувства оживут. Она по прежнему ждала встреч и готовилась к ним.
Однажды Матвей постучал в дверь ранним утром. Галка, увидев его на крыльце, даже растерялась.
— Я только на минутку, — его улыбка была больше извиняющейся. — Очень занят. Скоро экзамены, курсовая не дописана. Прости, но нашу прогулку придётся отложить.
Галка растерянно смотрела на него, чувствуя, что что-то не сходится в этой картине. Он был слишком весёлым, слишком живым для человека, измученного учёбой. Его лицо светилось какой-то скрытой радостью, движения были быстрыми и порывистыми, голос звенел бодростью
Матвей чмокнул её в щёчку и развернулся.
— Встретимся в другой раз.
И пошёл бодрым, пружинящим шагом в сторону остановки, словно сбросив с плеч тяжёлый груз.
Галка, повинуясь какому-то инстинкту, даже не успев осознать, что делает, бросилась за ним. Не догоняя, не окликая — просто наблюдая. Она шла на некотором расстоянии, стараясь оставаться незамеченной, прячась за деревьями и углами домов. Она сама не понимала, зачем это делает, но она продолжала наблюдать.
На трамвайной остановки, залитой ярким утренним солнцем, шумела весёлая компания молодых людей. Громкий смех, оживлённые разговоры привлекали внимание. Среди них Матвей казался своим. Он присоединился к ним, встраиваясь в разговор.
— Ну как там бабуля? Передал ей от нас привет? — спросил долговязый парень в модных очках с тонкой оправой, дружески похлопав Матвея по плечу.
Галка не разобрала ответа, но вся компания разразилась дружным смехом, и гомон стал ещё громче, заглушая звуки просыпающегося города.
Она заметила, что компания не спешила на другую сторону улицы — значит, они не собирались ехать в центр города. Наоборот, молодые люди сели в трамвай, который направлялся к конечной остановке. У всех с собой были сумки, рюкзаки, какие-то свёртки. В их движениях была лёгкость, радость, предвкушение приключений.
Галка стояла как вкопанная. Трамвай, скрипя и звеня, проплыл мимо неё, увозя с собой Матвея и его друзей. Она силилась разгадать, что происходит, и, кажется, нашла ответ.
Несколько лет назад Матвей, будучи студентом пединститута, Брал ее с собой встречать весну. Скорее всего, эту традицию он решил повторить. Поход, костры, песни под гитару, разговоры... Вот только Галку он с собой не позвал.
Галка стояла посреди улицы с пронзительным ощущением пустоты и отчаяния.
Возвращаться домой не хотелось. Она шла, не разбирая дороги, слёзы катились по щекам.
Всё, что казалось незыблемым, вдруг рухнуло. Планы, надежды, мечты о будущем — всё, что она выстраивала и лелеяла. Всё, ради чего она оставалась в этом шумном, равнодушном городе, — всё вдруг рассыпалось, как карточный домик от порыва ветра.
Зачем теперь сидеть, согнувшись, за швейной машинкой и глотать пыль в душном цехе, где каждый день похож на предыдущий? Зачем ютиться в маленькой каморке-комнатке? Выполнять капризы тети Жени? Раньше на все эти вопросы у Галки был один ответ, простой и ясный: ради Матвея. Ради будущего с ним. Ради той жизни, которую они когда-нибудь построят вместе. А теперь? Теперь этот ответ потерял всякий смысл. Превратился в пустой звук.
Она вернулась домой, когда солнце стало склоняться к горизонту. Тётя Женя, услышав скрип входной двери, выглянула из кухни, вытирая красные от горячей воды, руки о выцветший ситцевый фартук.
— Ты чего, девка? Что случилось? — спросила она с неожиданной для неё обеспокоенностью, заметив что-то новое в лице Галки.
Галка не ответила. Просто прошла мимо, в свою маленькую комнатку, где стены, казалось, стояли слишком близко друг к другу, а потолок нависал слишком низко.
Наутро в цехе она подошла к бригадиру.
— Маргарита Андреевна, можно вас на минутку? — произнесла она тихо, но твёрдо.
Бригадирша подняла голову, близоруко щурясь — очки лежали рядом на столе, — и удивлённо посмотрела на неё:
— Чего это вдруг?
— Я хочу взять отпуск. Съездить домой, — Галка старалась говорить ровно, чтобы голос не дрожал, выдавая бурю, бушевавшую внутри.
— Домой? — переспросила Маргарита с лёгким удивлением. — А что, что-то случилось? Родители болеют?
— Да нет... — Галка покачала головой. — Просто я не была там много лет. Соскучилась.
Маргарита Андреевна внимательно посмотрела на неё, словно пытаясь разглядеть истинную причину этой внезапной просьбы. В её взгляде читалось понимание — она и сама когда-то была молодой, приехала в город из далёкой деревни.
— Отпуск будет, — кивнула она. — Только пойдем всем участком. Сейчас я не могу снять тебя с конвейера. Работы много, сама видишь. В этом году мы по графику отдыхаем летом.
— Хорошо... — кивнула Галка. — Подожду.
