Подходил к концу сентябрь, на дворе по ночам уже обозначились первые морозы. Листья на берёзах и клёнах окрасились позолотой. Осины наоборот, накинули на плечи багряные наряды. Воздух стал прозрачным и хрустальным, наполненным запахом увядающей листвы и дымком от печей. Солнце уже не грело так жарко, как летом, его лучи скользили по земле, даря ей последние тёплые объятия. Дни становились короче, а ночи длиннее, напоминая о скором приходе зимы. В садах дозревали поздние яблоки, румяные бока которых манили сочной сладостью. Птицы готовились к отлету в теплые края, собираясь в стаи и кружа над полями, словно прощаясь с родными местами.
Вечерами над округой стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь редким криком пролетающей мимо вороны, да лаем собак во дворах.
За несколько таких тихих вечеров, Алексей после работы, выкосил бурьян во дворе бывшей тёщи. Подправил крылечко, вставил окна, подлатал крышу, проверил дымоход у печки.
— Ну вот и всё, — сказал он Марии, заехав на свиноферму, чтобы отдать ключи от дома, — что от меня зависло, я сделал, дальше сама. Стены побелить, вымыть всё. Да что я тебя учу, ты баба, сама всё знаешь. И Маш, не затягивай, неделя срока тебе, наводи порядок и перебирайся.
Мария взяла ключи, не глядя на него, и сунула их в карман своего рабочего халата, пропахшего навозом.
— Хорошо, — сухо ответила она, — постараюсь. Вот только как с дровами быть, чем печку топить стану?
— А что с дровами, — хмыкнул Алексей, — в сарае поленница сложена, ещё от матери твоей осталась. Дрова берёзовые, сухие, на первое время хватит. А потом в колхозе выпишешь, магарыч поставишь, мужики из лесничества на тракторе привезут, только свистни.
— Ага, чтобы мне потом ихние бабы окна перебили, — огрызнулась Мария.
— Не перебьют, если будешь правильно вести себя, — бросил Алексей через плечо, уходя к своей машине.
Он сел в свой старенький УАЗик, хлопнул дверью, и, взревев мотором, покатил по ухабистой дороге в сторону села, свиноферма стояла на отшибе, это была самая дальняя постройка. Она смотрела ему вслед, пока машина не скрылась за поворотом, и в душе поднималась злость.
— Правильно вести себя, тоже мне, учитель нашёлся, Варьку свою лучше поучи как вести себя, а меня не надо. Как-нибудь сама с этим разберусь. Она у тебя в тепле да в чистоте сидит, а я тут, на ненавистной ферме. А ещё теперь думать надо как зимовать в старом, полуразвалившемся доме. Сроки он мне устанавливает, когда справлюсь, тогда и перейду.
Она не слишком торопилась выселяться со своей бывшей усадьбы, всё тянула время, пока однажды Алексей при встрече не пригрозил ей вывезти вещи и сгрузить посреди двора материного дома. Пришлось ей отпрашиваться у Косарихи, чтобы привести дом в порядок. Та раскричалась, но всё же отпустила на два дня, сказав что больше не может. На следующий день Мария с головой окунулась в работу. Белила стены, отмывала полы, перебирала старые вещи. Расставляла мебель. Кошка Мурёнка, всё время была с нею, вертелась под ногами. К вечеру второго дня, дом преобразился, стал светлым и кажется даже уютным. Запах свежей побелки смешался с ароматом травы зверобоя, что принесла с луга и повесила в углу. “Пригодиться, буду чай заваривать”, решила она для себя.
Когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, Мария вышла во двор. Она долго сидела на крыльце, глядя на закат. Мысли путались, будущее казалось туманным и неопределенным. Но в глубине души теплилась надежда, что всё наладится. Ведь дом теперь пригоден для жилья, и это уже немало. А там глядишь, и работу сменит, найдётся для неё в колхозе что поприличнее чем свиноферма. Ночь опустилась на село, звезды усыпали темное небо. Мария поднялась и вошла в дом, включила электричество. Свет мягко осветил комнату, выхватывая из темноты знакомые предметы. Она достала из старого сундука вышитую рубаху матери, прижала к себе. Такой родной, до боли знакомый запах. Слезы навернулись на глаза. Как же тяжело без нее, без ее мудрого совета, без ее поддержки. Сегодня ночевать она осталась здесь, у себя. Завтра заберёт свои вещи из дома Алексея, и всё, больше их уже ничего связывать не будет, кроме Катюши. Она решила что дочь пока останется с ним, до того времени, как она окончательно обживётся.
Мария легла на кровать, укрылась старым одеялом. Мурёнка свернулась калачиком у её ног, тихонько мурлыкая. Сон долго не приходил. В голове крутились мысли о прошлом, о настоящем, о будущем. А что если и правда поискать другую работу? Может, пойти дояркой на ферму? Или в поле на прополку? Главное, не оставаться на свиноферме, не видеть Косариху, не чувствовать этот отвратительный запах. Под утро она проснулась от пения петухов. Встала, умылась холодной водой из ведра, оделась, вышла во двор. Солнце только вставало, окрашивая небо в нежные розовые тона. Она глубоко вздохнула свежий утренний воздух. “Ничего, всё наладится, — успокоила она себя, — главное что я дома, и что Сашка сюда навряд ли явится. Может уже посадили. Если учесть как он живёт, то это рано или поздно случится”. Она затопила печь, приготовила завтрак. Надела старую видавшую виды фуфайку, резиновые сапоги, и отправилась на работу. Вечером зашла к Алексею с Варей, принесла ключи от летней кухни, где жила всё это время. Катюша и Мила играли во дворе, сгребали в кучу опавшие листья я под яблоней, и устраивали из них постель для медвежонка. Она позвала дочь, но девочка не подошла, по-прежнему дичилась её. На шум из дома вышел Алексей.
— Тебе чего, Маш? — спросил он.
— Ключи принесла, — тихо ответила Мария, протягивая связку.
Алексей взял ключи, внимательно посмотрел на неё, словно хотел что-то сказать, но промолчал.
— Катюша с тобой пока побудет, — продолжила Мария, глядя на дочь, которая все еще играла с Милой, не обращая на нее внимания, — я заберу её немного погодя, как обживусь.
— Катю я тебе не отдам, можешь не рассчитывать, — резко проговорил Истомин.
— Но ведь она не твоя дочь, — попыталась возразить Мария.
— Это не имеет значения, я её растил, поэтому Катя будет жить с нами. Со мной и Варей. Может ты боишься что я на алименты подам? Так можешь не волноваться, нам от тебя ничего не нужно.
Мария почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Слова Алексея прозвучали как удар.
— Ты не можешь так поступить, — прошептала она, стараясь сдержать слезы, — я её мать, я имею право…
— Право? — усмехнулся Алексей, — ты вспомнила о своих правах только сейчас? А почему же ты не помнила о правах, когда, как воровка, забрав деньги сбежала с Чеботарёвым? Ты ведь знала что она не моя, и всё равно бросила ребёнка со мной, потому что родному папаше она оказалась не нужна. А у тебя любовь неземная была, и ты не о чём кроме своего любовника думать не могла. Так что ничего теперь у тебя не выйдет. Дочь ты не получишь. Обживайся в своём доме, налаживай свою жизнь. Может глядишь, и снова неземную любовь повстречаешь, и родить сумеешь, новому ухажёру. А за Катю, забудь.
— Если ты не отдашь мне дочь, — вспылила Мария, — я подам в суд, и всё равно заберу её у тебя.
— Подавай, — уходя бросил Алексей, — посмотрим, на чьей стороне окажется суд.
Мария стояла, как громом пораженная, не в силах вымолвить ни слова. Ярость и отчаяние боролись в ней, ком подкатывал к горлу, душил. “Как он может так поступать? Как может так говорить? Она, конечно, совершила ошибку, уехав тогда, но ведь она вернулась, чтобы все исправить. Разве этого недостаточно?”
С трудом взяв себя в руки, Мария подошла к играющим девочкам. Катюша, увидев ее, нахмурилась и отвернулась. Сердце Марии болезненно сжалось. Она опустилась на колени и тихо позвала дочь по имени. Катюша не ответила. Мария протянула руку, чтобы коснуться ее, но девочка отшатнулась.
— Не трогай меня, — пробурчала Катюша, — ты плохая. Ты бросила нас.
Слезы брызнули из глаз Марии. Она не знала, что сказать, как объяснить ребенку то, чего не могла объяснить даже себе.
— Я люблю тебя, доченька, — прошептала она, — и никогда больше не брошу.
Катюша ничего не ответила, продолжая играть с Милой, словно Марии и не было рядом. Мария поднялась и, не прощаясь, пошла прочь.
— Кто приходил? — спросила у мужа Варя.
— Мария, ключи принесла, — Алексей бросил связку на стол, — всё, съехала к себе, теперь дом наш свободный, можем хоть завтра возвращаться.
Варя опустилась на стул и покачав головой ответила.
— Нет.
— Что нет, — не понял Алексей.
— Я больше туда не вернусь.
— Почему, — Алексей растерялся.
— Потому что это не мой дом.
— Как это не твой, отец строил его для нас.
— Он строил его для тебя и Мария. Я не хочу чтобы по селу говорили, выжила хозяйку, и теперь живёт там словно лиса из сказки.
— Глупости, кто такое скажет, все знают, что она бросила нас с Катей и сбежала. Никто тебя осуждать не станет — Алексей обнял жену.
— Может и так, но жить там, после того как Мария вернулась, я не смогу, каждый угол будет напоминать мне о ней. О том что дом этот изначально был её.
— И что нам теперь делать с этим домом?
— Не знаю, ты хозяин, тебе и решать, — пожала плечами Варя, — Лёш, давай останемся здесь. Ведь нам тут очень хорошо и уютно. А тот дом продай.
— Да тесно тут, домишко совсем крошечный.
— Ничего, в тесноте не в обиде, нам ведь этого пока вполне хватает.
— Ладно, согласился с нею Алексей, сделаю как ты просишь, может найдутся покупатели, а если нет, колхозу предложу, думаю что заберут. Отца вот только жалко, расстроиться как узнает.
Варя подошла и прижалась к Алексею.
— Спасибо Лёша. А Иван Севастьянович, человек мудрый, думаю он нас поймёт.
Алексей вздохнул, приобнимая Варю в ответ. В её глазах он видел искреннюю надежду и какое-то едва уловимое беспокойство.
— Знаешь, Варя, а ведь ты права. Дело не в доме, а в нас. Если нам хорошо здесь, то зачем что-то менять?
Варя улыбнулась, прижавшись к нему щекой. В этот момент она чувствовала, что приняла верное решение, и их маленькое гнездышко, это именно то место, где они должны быть.
(Продолжение следует)