Он не написал ни «привет», ни «как дела» — просто прислал сумму. Это и было первое сообщение за последние четыре года. Когда я, зевая, открыл ВК и увидел в личке это странное число, мне на мгновение показалось, что друг из прошлого отправил некую зашифрованную кодировку.
Тысяча? Сто тысяч? Да нет, там была пятизначная цифра. Стоило мне перечитать несколько раз, чтобы осознать: он просит денег. Точнее, даже не просит — просто называет сумму. Никакого «спасибо» или «извини, что пропал». Сухая арифметика, будто речь идёт об оплате товара. Я невольно поморщился.
Этот человек — Максим — когда-то был моим лучшим другом, мы вместе поступали в университет, делили пакеты дешёвых пельменей, болтали по ночам о будущем бизнесе и полагали, что молодость беспредельна. Но потом его потянуло в азарт, а меня — в спокойную работу. Со временем мы перестали общаться, и вот он объявился столь бесславным образом.
Я отложил телефон и пошёл на кухню варить кофе, чтобы хоть слегка проснуться. Внутри колотилось непонятное раздражение: что за стиль, почему у человека нет приличия хоть пару слов написать? Но потом вспомнил, что слышал от общих знакомых: Максим серьёзно увлёкся игрой, проигрывал крупные суммы в интернете. И ещё были слухи, что он влез в долги. На миг я почувствовал слабое сострадание, но оно быстро уступило место тревоге: меня будто подталкивали к бездумной «помощи», а сам я не имел такого желания. Всё же я решил подождать: может, он ещё напишет что-то, объяснит.
Сварил кофе, глянул в экран — ничего нового. Осталась только эта сумма в чатике, меняя весь фон моего обычного утра. Я стал листать старую переписку: последние сообщения были четырёхлетней давности. «Привет, как дела?» — «Да нормально, работаю в офисе, ты как?» — «Рад за тебя, есть идея: хотим с ребятами открыть автосервис, может, впишешься?» Дальше пустота.
Прошлое. В голову полезли воспоминания о том, как Максим вдохновлённо говорил, что однажды выкупит лицензию на казино, «чтобы быть по другую сторону баррикад», но я тогда воспринимал это как шутку. Видимо, он оказался не по другую, а по ту же, где всегда игроки с горящими глазами и пустыми карманами.
Оставив телефон без внимания, я вышел на улицу — надо было успеть на работу. Однако в метро мысль о Максиме всё же возвращалась: что, если у него действительно совсем беда? Если он в глубокой яме, а я единственный, кто может протянуть руку? Но тут же другой голос возражал: а кто я для него сейчас? Просто старый товарищ, который более не обязан ничего давать. И что это за «сумма» такая, вырванная из контекста?
В офисе меня настиг звонок. Номер был неизвестен. Я взял трубку, стараясь держать спокойный тон:
— Да?
— Это я, — прозвучал низкий хрипловатый голос. Чувствовалось напряжение, будто он курил в спешке или не спал много часов. — Ты видел сообщение?
— Видел, — подтвердил я. — Но что… что происходит?
— Да всё нормально, — ответил он почти машинально. — Послушай, у меня серьёзные проблемы, не могу вдаваться в подробности. Нужна эта сумма, срочно. Ты можешь?
— Макс, — я вздохнул, — четыре года тишины, и вдруг ты появляешься и…
Он оборвал меня:
— Не надо этого. Я знаю, что у тебя есть. Тебе несложно — помоги, прошу. Потом всё верну.
Его голос не звучал умоляюще. Скорее, в нём была примесь презрения и грубой уверенности в том, что я обязан сказать «да». Я почувствовал, как внутри поднимается ком странного неприятия. Но всё же что-то во мне, та часть, что помнила наши дружеские вечеринки, обязывала уточнить:
— Макс, это что, долги? Болезнь? Может, тебе нужна помощь… другая?
— Просто скинь, — бросил он. — Я перезвоню.
Связь оборвалась. Мне стало холодно. Этот тон, это «просто скинь»… Как будто я банкомат. Я сел за стол, включил компьютер, попробовал заняться документами, но ничего не лезло в голову. Вспоминалось, как когда-то он выручил меня, помог устроиться на полставки в студенческие годы, когда мне совсем не хватало денег. Память услужливо подсовывала картинки из прошлого: «Макс — парень, который почти всегда делился последними рублями. Разве это не повод вернуть ему услугу?» Но ведь времена меняются, люди меняются тоже…
Ближе к обеду я позвонил своей сестре Насте — она в своё время тоже знала Макса, пересекались на общих посиделках. Спросил, не слышала ли о его делах. Настя тяжело вздохнула и поведала: «Говорят, он в казино угробил огромную сумму. Давно лудоманит. Родители не могут с ним совладать, мать уже заложила дачу, чтобы покрыть часть долгов.
Но Макс продолжает ставить. Наши общие знакомые тоже говорили, что он занимал у них, а потом исчезал. Будь осторожен». Я почувствовал, что меня прошибает дрожь. Вот оно, то, чего я боялся. И сестра добавила: «Приходили даже скрины, где он делает ставки по 10–20 тысяч за раз. Минуты проходят — и деньги сгорают. Это страшно, не вздумай влезать, если хочешь помочь, то лучше отказать».
От разговоров о даче и ставках у меня сдавило в груди. Значит, мой старый друг дошёл до состояния, когда вокруг него лишь сплошные долги. И я, в его голове, — ещё один источник финансов. Вероятно, “последняя станция”, как принято говорить. А ведь он был талантливым парнем, знал всё о машинах, умел ремонтировать двигатели. Где это всё теперь?
Вечером, уже дома, я всё прокручивал в уме. Мог ли я спасти его, дав деньги? Вряд ли. Это было бы не спасение, а продление агонии. Ещё один проваленный шаг. Но какой-то детский голос внутри шептал: «А вдруг он на самом деле болен? Вдруг ему надо на операцию? А вдруг, если ты не поможешь, случится непоправимое?» Я до полуночи листал старые фото: мы с Максом в студенчестве, смеёмся, держим в руках дипломы, строим гримасы. Переписка с какими-то глупыми мемами. Он когда-то говорил: «Друзья на всю жизнь, чего бы ни произошло».
Часам к двенадцати ночи я не выдержал и решил посмотреть, нет ли новых сообщений. В чате по-прежнему лишь висела сумма. Я написал ему: «Макс, что происходит? Ты вляпался в какую-то тёмную историю? Я хочу понять, могу ли я реально помочь…» Никакого ответа. По ходу, он требовал нерассуждающего послушания: «Просто скинь». И мне стало горько. Значит, для него я не человек, а функция. Никаких «спасибо, друг, ты меня спасешь» — только пустая строчка с цифрой.
На следующий день, в обед, мне позвонил наш общий приятель Олег, тот сам по себе личность не из робких. Слышу в трубке:
— Слушай, Макс не выходил с тобой на связь? Он у меня занял триста тысяч, не вернул. Теперь трубку не берёт.
Я прокашлялся и ответил, что да, он появлялся, но странно, попросил сумму и исчез. Олег выругался:
— Вот паразит. И знаешь, как потом выяснилось? Он всё эти деньги залил в онлайн-казино. Ноль результата. Я уж ему звонил, он орёт, что ему просто не везёт, но вот-вот отыграется. Я понял, это конец. Лудомания — дыра без дна.
В груди у меня дрогнуло. Олег раньше довольно спокойно относился к Максовым заморочкам, но теперь явно озлобился. Я повесил трубку и понял, что стою на пороге решения. Если поддамся жалости и дам Максу средства, то стану соучастником его беды. А не дать — означает столкнуться с чувством вины: вдруг из-за моего отказа он упадёт ещё глубже? Но ведь, скорее всего, наоборот: любой заём только продолжит разрушать его жизнь. Я не врач, не психолог, не мог вылечить его зависимостью от игр. Но мог, по крайней мере, не подливать масла в огонь.
Сидя вечером в своей комнате, я долго смотрел на темноту за окном. И вспомнил историю, как Макс в пятом курсе помог мне отстоять сессию, заговорил с профессором, который к нам придирался, чтобы тот дал мне шанс. Тогда я чувствовал благодарность и клялся, что «никогда не забуду его доброту». И вот теперь старая доля долга стоит передо мной, но в извращённой форме: речь не о благодарности, а о вливании денег в его зависимость. Я ловил себя на дилемме: «Долг перед другом или долг перед собой?»
Чтобы расставить все точки, я набрал Макса сам. Трубку он взял с третьего гудка, голос сонный, раздражённый:
— Чего тебе?
— Макс, послушай, я не могу дать тебе деньги. Я узнал, что у тебя лудомания. С этим не шутят. Надо лечиться, а не клянчить.
Тишина повисла на несколько секунд, а потом он резанул:
— В самом деле? Ты тоже поверил этим слухам? Это просто время сложное. Все вокруг предатели. Ещё скажи, что и ты не хочешь помочь.
Я криво усмехнулся, хотя он не мог этого видеть:
— Я не эксперт, но… я уже понял, что деньги сейчас не спасут. Лучше подумай о профессиональной поддержке.
— Да пошёл ты, — прошипел он. — Знал я, что ты такой.
Связь оборвалась. Я прижал телефон к груди, голова пошла кругом. Почему меня так цепляет эта фраза «Знал, что ты такой»? Был ли я когда-то «другим»? Может, в далёкой юности, когда мы были беззаботны, он видел во мне некую незаменимую опору. Но времена ушли. Держать удар было непросто — всё же от близкого человека ожидать не матов, а хотя бы попытки разговора. Я медленно выдохнул и перевёл взгляд на наши общие фото, лежавшие всё на том же столе. Там мы вдвоём, молодые, счастливые, собираемся покорить мир. В этот миг я будто понял, что парень на фото и нынешний Макс — разные люди. Прошлое не вернёшь. И возможно, это больнее всего: сознавать, как когда-то близкий друг становится чужим.
Чтобы окончательно убедиться в правильности отказа, я позвонил Насте и рассказал о последнем разговоре. Она только подтвердила, что правильно сделал. «Некоторые в таких ситуациях игнорируют всю реальность, — сказала она, — и продолжают раздавать деньги, потому что не могут вынести чувства вины. Но твой отказ, может, и жесток снаружи, а на деле это единственный способ не дать ему тонуть дальше. Лудоман только получит очередной повод сыграть и проиграть, а выгоришь потом ты». Я кивнул в телефон, понимая, что сестра говорит правду.
Оставался один шаг: отпустить этот контакт, который превратился в мучительное напоминание. Я открыл ВК, открыл переписку с Максом. Там теперь появилось ещё сообщение, короткое: «Никто не хочет помочь, НИ-КТО.» Прочитав это, я ощутил, как замирает сердце. В голове всплыли образы: мать Макса, которая, возможно, вынуждена была продать дачу, чтобы прикрыть его долги. Родственники, знакомые, сам Олег, что уже стал «обманутым» кредитором. И теперь я, последний в этом ряду. Он бросал обвинение всему миру, мол, «никто не хочет». На самом деле, все уже сделали более чем достаточно, но у зависимости нет дна: каждый раз нужно больше.
Я не ответил. Не было смысла оправдываться или спорить. Выбрал в настройках «архивировать диалог». И, чтобы больше не терзаться, отключил уведомления. Тяжесть в груди не исчезла сразу. Вечером я перебирал мысли: могла ли наша дружба оборваться иначе? Что, если бы я в какой-то момент отговорил его от первой ставки? Может, это был неизбежный путь? Я прокручивал в уме наш последний год учёбы: Макс часто забегал в букмекерские конторы, смеясь, что «ставит мелочь». Со временем «мелочь» росла, потом он рассказывал басни о быстрых заработках, уверяя, что вот-вот сорвёт куш. Но вместо выигрыша шли новые и новые сливы. Он всё равно не признавал проблемы, отнекивался.
К полуночи я устал. Вместо попыток разгадать, где же точка невозврата, решил потушить свет. Прежде чем лечь, снова наткнулся взглядом на старое фото: два парня с дипломами, улыбки на всё лицо, готовность свернуть горы. Я протянул к снимку руку, провёл пальцем по нашим радостным лицам. Затем слабо улыбнулся и убрал фотографию в ящик. Этой истории пришёл конец: человек, которого я знал, теперь ушёл в тень зависимости. Оставался лишь «игрок», смотревший на меня как на потенциальный выигрыш.
Наутро, просыпаясь, я чувствовал себя будто после тяжёлой болезни. Открыл ноутбук: хотел проверить почту, но машинально заглянул в социальную сеть. Увидел, что Макс больше не писал. Никаких угроз, никаких упрёков. Возможно, он уже переключился на кого-то ещё. Вдохнул с облегчением. Наверное, так и надо: у него своя игра, у меня — своя жизнь.
По дороге в офис я размышлял о том, как несправедлива иногда судьба. Кто-то в юности мечтал стать бизнесменом, жить круто, но поддался соблазнам быстрого заработка, и в итоге всё пошло под откос. И теперь его семья страдает, друзья отворачиваются, а он сам продолжает искать легких денег, не желая признать проблему. Где-то внутри у меня всё же была обида: я ведь не хотел потерять его как друга, но он сам вытолкнул меня прочь, потому что видел во мне не человека, а «кошелёк».
После работы в тот день я вернулся домой, зажёг настольную лампу, чтобы в спокойной обстановке окончательно закрыть эту страницу. Достал папку с фотографиями, сделал небольшую уборку — складывал в коробку разные старые мелочи, которые хранил как воспоминания. И в голову пришла финальная мысль: «Да, мне грустно. Но так будет лучше. Мы не можем заставлять себя спасать тех, кто не хочет спасаться. У каждого своя ставка. И у Макса она не на деньги, а на людей. Он верит, что люди не откажут. А если откажут — значит, они “предатели”. И он снова видит причину играть, отыгрываться…»
И тут я уловил странную аналогию: лудоман вечно делает новые ставки в надежде, что судьба повернётся лицом. То же самое он делает с людьми, как если бы мы были фишками в казино. Расчёт: «Кто-то точно даст, нужно лишь нажать на жалость». Но и здесь «система» обыгрывает его.
Надел наушники, включил негромкую музыку, откинулся на спинку кресла. Всё решено: я не буду заглядывать в чат, не буду корить себя за бессердечность. Это не бессердечность, а разум. Лудоманию деньгами не лечат, а дружба на принуждении — не дружба. Пусть он ищет другой путь.
Сверху на стопке фотографий я заметил одну: там мы с Максом в длинных манто выпускников, дипломы в руках, вокруг нас счастливые лица однокурсников. Сколько надежд было тогда! «Открыть своё дело, зарабатывать честно, двигаться к цели». Всё, что осталось, — эта улыбка прошлого. Я закрыл глаза. Словно в замедленном ролике: наши вечерние разговоры о жизни, планы снять гараж и переоборудовать под сервис, как мы смеялись, что через пару лет будем богаты. Но один из нас стал заложником ставки, другой — задумался о стабильной офисной работе.
Я дотронулся до изображения, будто пытаясь мысленно заговорить с тем человеком из прошлого. «Прости, Макс, но мы пошли разными дорогами. И твой путь ведёт туда, где я больше не могу быть рядом». В тот миг всё встало на свои места. Мы, бывшие друзья, были уже давно не теми парнями из снимка.
Прикрыв фото, я понял, что даже если сегодня он снова напишет, я всё равно не изменю решения. Оставалось лишь сказать себе: «Ты сделал правильно». Тяжесть от этого осознания была знаком того, что решение нелёгкое, но правильное.
Закончив с фото, я аккуратно сложил их в старый альбом. Вспомнив Максовы слова: «Никто не хочет помочь. НИ-КТО», я вдруг ощутил странное спокойствие: да, помогать иногда означает отказывать. Помогать — это не потакать, а позволять человеку столкнуться с реальностью, чтобы, возможно, он понял, что пора обратиться к специалистам, а не к друзьям за очередной порцией денег.
У меня больше не было вопросов. Открыл в соцсети настройки, переместил Максов профиль в раздел «Архив» — так называемая электронная пометка «был друг и нету». Мелькнула мысль о цинизме, но я прикусил губу: иначе он будет маячить перед глазами, выбрасывая колкости, давя на жалость. Закрыв ноутбук, я на минуту остался в молчании.
«Игрок сделал свою последнюю ставку. Но не на деньги. На людей. И снова проиграл.»
Конец