Вот это заявочка, — усмехается Волконский. — А осилишь?
— Провалиться не стрёмно? — скалится Седов.
У всех у них такие лица, будто они заранее знают, что я – полный ноль.
Новичок (14)
К пятнице я вымотан так, что скрипят мозги, ломит кости, а челюсть сводит судорогой. Дни здесь летят со сверхзвуковой скоростью. Опаздываю почти что на каждое занятие, потому что приходится носиться из одного корпуса в другой сломя голову: выучить план расположения учебных зданий мне кажется непосильной задачей.
Без Лапкина ориентироваться сложновато. После того, как я сорвал на нем злость у бассейна, Родя избегает моего общества, а я не лезу.
После занятий – библиотека, подготовка домашки к завтрашнему дню в спальне, изредка – прогулка с Эммой и Рыцарем по территории. С общением у меня туговато, но жаловаться не стану. Да, Седов по-прежнему клацает зубами, Волконский косо поглядывает, а Ирэн практикует мистическое иглоукалывание на расстоянии в десяток метров, зато у меня налажен контакт с Эммой. Больше одного друга здесь мне и не надо. Наверное.
Хотя к вечеру пятницы я понимаю, что скоро взорвусь, если не займусь чем-то, что позволит мне выпустить пар и принесет хоть какое-то удовольствие. В старой квартире в моменты перегрузки я брал в руки гитару и бил по струнам, выпуская на волю всё, что сдавливало грудь. Спустя час или полтора возвращался в реальность полностью очищенным, если так можно выразиться.
Кажется, Лапкин говорил, что репетиция их группы начинается в семь вечера. Что ж. Почему бы не попробовать? Даже если участникам группы не понравится вмешательство чужака, они не посмеют меня выгнать – творческие занятия здесь обязательны, и я сделал свой выбор.
Музыкальный класс нахожу далеко не сразу. А когда всё-таки нахожу, любопытство берет своё, и я прижимаюсь ухом к двери. Абсолютная тишина, не единого шороха. Возможно, я что-то перепутал? Время, локацию или день недели? Но, когда открываю дверь, и на уши обрушивается шквал разнообразных звуков, сразу же понимаю, что пришел куда надо. Репетиция давно началась, просто здесь повсюду звукоизолирующие панели.
Это не просто класс со старым пыльным фортепиано, как в старой школе. Это самая настоящая студия, где происходит магия. Как только я оказываюсь внутри, первым делом мои широко распахнутые глаза ловят вовсе не современные, блестящие инструменты, коих тут великое множество. И не дорогую аппаратуру, которой хватило бы для профессиональной студии звукозаписи. Первое, что я замечаю – это Ирэн. Она стоит, сжимая в руках микрофон, с закрытыми глазами и поет так, что по телу идут немыслимые вибрации. В каждое английское слово она вкладывает столько всего, что я не могу описать словами собственные ощущение. Это и восторг, и сопереживание, и что-то первобытное, из-за чего подскакивает пульс, а весь мир перестает существовать.
Ирэн внезапно открывает глаза. Синие. Ледяные. Ее взгляд находит меня, и губы растягиваются в улыбке, от которой кровь стынет в жилах.
— Новиков, — говорит она в микрофон, — ты очень вовремя.
Музыка резко обрывается. Теперь меня замечают и остальные участники группы. Лапкин в углу, с бубном в руках. За синтезатором – Артем Волконский с отсутствующим выражение лица. За барабанами, к моему дикому разочарованию, сидит Седов, буравящий меня ненавистным взглядом.
— Что ты здесь забыл? — рычит он, даже не пытаясь скрыть неприязни.
— Я – ваш новый гитарист, — с ходу решительно заявляю я, хотя где-то на подкорке сознания сомневаюсь в том, обладаю ли я достаточным навыком, чтобы соответствовать этим ребятам.
Очень не хочется этого признавать, но поразил меня не только вокал Ирэн. Играют они слаженно и очень профессионально, хотя слышал я лишь малую часть.
— Вот это заявочка, — усмехается Волконский. — А осилишь?
— Провалиться не стрёмно? — скалится Седов.
У всех у них такие лица, будто они заранее знают, что я – полный ноль. Внутри сжимается тугой комок.
— Дайте ему шанс, — вдруг говорит Лапкин, делая шаг вперед.
Я посылаю ему благодарный взгляд, но Родя на меня не смотрит. Тогда я подхожу к электрогитаре, прислоненной к усилителю, поднимаю ее и не могу сдержать улыбки – такой инструмент держать в руках мне еще не доводилось.
— Ну, сыграй нам что-нибудь, — предлагает Ирэн, поднимая одну бровь. — Если осмелишься.
А я осмелюсь. Пусть даже накосячу. Одна песня – и та поможет пережить эту тяжелую неделю. Чуть подкрутив колки и быстро настроив гитару, делаю глубокий вдох и начинаю играть вступление известной песни Виктора Цоя под названием «Спокойная ночь».
Почти сразу же подключается и Лапкин со своим бубном. А к началу первого куплета, к моему удивлению, Седов начинает легонько отбивать ритм. Ирэн знает слова наизусть, что впечатляет, и к припеву я чувствую себя так, будто играл с ними всю жизнь.
Когда последняя взятая мной нота растворяется в воздухе, я блаженно прикрываю глаза и широко улыбаюсь. Ирэн удостаивает меня легкими аплодисментами. Да и остальные выглядят вполне себе довольными. Даже физиономия Седова перестает казаться такой уж враждебной.
— Неплохо, Новиков, — говорит Волконский. — Очень неплохо.
Мы играем еще несколько песен, и на этот раз я часто сбиваюсь. Оказывается, что музицировать вместе с кем-то гораздо сложнее, чем одному. Но сколько же удовольствия мне приносят те моменты, когда у меня получается отыграть свою партию безупречно!
После репетиции все разбегаются, не прощаясь. Ну, я и не думал, что мы вдруг дружно пойдем отмечать мое присоединение к их группе.
Бегло взглянув на часы, вдруг понимаю, что опоздал. Обещал Эмме посмотреть на ее новый сценический образ, но, похоже, уже не успеваю. Сталкиваюсь с ней на улице и стараюсь нацепить на лицо извиняющуюся маску, но, получается, похоже не слишком-то успешно, потому что она мне улыбается и говорит:
— Выглядишь довольным, как слон.
— Я теперь в группе! — в моем голосе проскальзывают хвастливые нотки. — Они так играют, боже… Не думал, что когда-нибудь буду так радоваться тому, что меня сюда запихнули!
— Очень за тебя рада, — искренне говорит Эмма, и я заключаю ее в крепкие объятия и даже приподнимаю над землей, поддавшись какому-то сумасшедшему порыву.
Она смеется, цепляясь за мои плечи, а я тараторю:
— Прости, что обещал и не пришел. Больше такого не повторится. Я очень хочу посмотреть, как ты играешь роли там, на сцене. Честное слово!
— Да я верю, верю. Перестань, Саш, поставь меня. Я не в обиде.
Какое-то время мы обсуждаем мою сегодняшнюю маленькую победу, а затем я шагаю в свою комнату, растягивая губы в счастливой улыбке. Мне приходит в голову неожиданная мысль – а не связана ли моя эйфория с тем, что мне удалось впечатлить Ирэн?
Сворачивая в коридор с мужскими спальнями, я решаю, что всё-таки нет. Дело исключительно в музыке. Хотя от воспоминания о том, как Ирэн поет, дух по-прежнему захватывает.
Предвкушая то, как сладко сегодня буду спать, на ходу разминаю ноющие от долгой игры на гитаре пальцы, как вдруг перед глазами резко чернеет. Мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что мне на голову кто-то набросил мешок.