— Я могу уйти.
— Нет-нет. Я не к этому! Мне нравится, что ты здесь со мной. Просто… это немного неловко. Как будто я пытаюсь насильно втянуть тебя в свой пузырь.
Новичок (13)
Ничего особенного от тайного убежища Эммы я не жду. А зря. Потому что выясняется, что в обители знаний богатеньких детишек есть закуток, где не только время течет иначе, но и в целом атмосфера полностью противоположна той показушной роскоши, которую я привык наблюдать. В то время, как интернат – вылизанный стерильный мир, это место – творческая отдушина, где всё вверх дном, но именно поэтому – по-настоящему живо.
Пахнет здесь стариной, пылью и чем-то ностальгическим. Всё помещение завалено разными предметами, к стене справа прислонены несколько манекенов без лиц в выцветших пышных нарядах, слева – покосившийся туалетный столик с овальным зеркалом, блестящую поверхность которого пересекает кривая толстая трещина. Фантазия тут же рисует призраков, которые просто обязаны объявляться здесь по ночам, завывать под потолком и… что еще обычно делают призраки?
Эмма на эту мою мысль реагирует негромким смешком и проходит вперед, нежно касаясь кончиками пальцев одной из стен с ободранными в нескольких местах обоями в цветочек.
— Это старая гримерка, — объясняет она. — У администрации как-то руки не доходят разобрать здесь всё. А может, о ней вообще никто не знает. И хорошо. Мысленно я называю это место своим. Часто репетирую здесь монологи. Не знаю как насчет призраков, но вдохновение тут повсюду, руками можно потрогать.
Эмма выставляет руку вперед, демонстрируя мне правдивость своих слов, при этом ее лицо выглядит таким одухотворенным и сосредоточенным, что я беспрекословно верю, что она действительно прикасается к чему-то невидимому человеческому глазу.
— Так ты – актриса? — спрашиваю тихо, боясь одним своим присутствием прогнать это самое вдохновение.
Эмма переводит на меня игривый взгляд.
— Именно так. Это то, чем я живу. Приходи как-нибудь на представление. Я буду рада.
Она проходит к софе с красным бархатным покрытием, стоящей возле круглого окошка, и опускается на нее, взглядом приглашая меня присоединиться. Осторожно ступаю по скрипучим половицам и сажусь рядом.
— Знаешь, я никогда никого сюда не приводила, — говорит Эмма, теребя тонкий кожаный браслетик на запястье. — Так непривычно.
— Я могу уйти.
— Нет-нет. Я не к этому! Мне нравится, что ты здесь со мной. Просто… это немного неловко. Как будто я пытаюсь насильно втянуть тебя в свой пузырь.
Я смотрю, как свет растущей луны падает на девичью щеку, делая ее лицо практически белым. Она так открыто показывает свою неуверенность, что моё уважение к ней волей-неволей приумножается в разы. Это выглядит не как слабость, а как смелость. И я тотчас поддаюсь порыву заверить ее, что рад быть здесь.
— Разве похоже, что я сопротивляюсь? — спрашиваю с улыбкой.
— Брат любил часто повторять, что нельзя доверять людям слишком быстро. Но ты… Тебе мне хочется доверять. Я совершаю ошибку?
Эмма заглядывает мне в глаза, отчаянно желая получить ответ. Могу ли я это знать? Эмма мне нравится, более того, рядом с ней я чувствую что-то сродни безопасности (что в этих стенах – большая редкость, почти волшебство!), но могу ли я гарантировать, что способен стать тем, кем хочет меня видеть она?
Я растерял все близкие связи с людьми. Иногда мне кажется, что это к лучшему, и других мне не надо.
— Не знаю, — честно отвечаю я, и, похоже, такой ответ, по какой-то причине, ее устраивает.
— Из всей своей семьи я искренне обожала только одного человека, — произносит Эмма, глядя перед собой. — Брата. Но его больше нет. И… мне не с кем даже поговорить. Разве что с Рыцарем.
На последней фразе она начинает улыбаться, а вот я, наоборот, выгляжу ошарашенным. Эта милая девочка пережила страшную потерю? Как я? Невозможно поверить!
— А… родители? — спрашиваю, прочистив горло.
— А что родители? — пожимает плечами Эмма. — Ты, наверное, уже догадался, что родители здешних обитателей не слишком-то интересуются своими отпрысками. Мои – не исключение. Ну ладно, не буду тебя больше грузить.
— Меня сюда отослали после смерти отца. Мама выходит замуж за нового богатенького ухажера, и в ее новой жизни для меня нет места. Я ненавижу… ненавижу их обоих.
Я говорю всё это не потому, что мне кажется обязательным открыть в ответ и свое сердце. Нет. Просто говорю и всё. Мне, оказывается, тоже невыносимо хочется поделиться своим грузом хоть с кем-то.
Эмма внимательно слушает мою долгую исповедь, не перебивая. А, когда у меня заканчиваются слова, просто берет меня за руку. Мы так сидим целую вечность, и, то ли под действием этой волшебной комнаты, то ли от безмолвного понимания Эммы, с каждым выдохом я позволяю своей боли уйти.