оглавление канала, часть 1-я
Я думала, он разозлится, но недооценила Казимира. Если Волков назвал меня «крепким орешком», то Сташевский был «орешком» прямо-таки бронированным. Да и то… Чего бы ему такому-то не быть, с его-то опытом, навыками, знаниями и прочее, прочее, прочее. Бронислава Сигизмундович посмотрел на меня с любопытством, словно не ожидая услышать подобного вопроса. Мне даже показалось, что он попросту игнорирует его. По большому счету, с какого перепуга ему со мной откровенничать. Но он ответил:
- Вы, наверняка, осведомлены, КАК работают ключи?
Хоть вопрос его и казался риторическим, но я все же осторожно кивнула и сдержанно проговорила:
- Положим, кое-что… - И это была истинная правда, если судить по тому, что отец Андрей не рассказал мне всего.
Казимир удовлетворенно кивнул и чуть скривил губы, надо полагать, изображая улыбку.
- Ключи нельзя отнять силой. Они связаны со своими владельцами кодом крови. Если эту связь разорвать, то ключ утрачивает те качества, которыми обладает, находясь в нужных руках. Ваши предки были очень мудры, и я преклоняюсь перед их знаниями. Но ключ можно подарить, и тогда, со временем, он как бы перенастраивается на нового носителя. И, наверняка, вам говорили, что ключ можно подарить от чистого сердца. Только тогда с ним можно работать, то есть, сам ключ перекодируется на нового носителя. Это я, полагаю, и произошло с вашим ключом. Но это происходит в том случае, если тот, кому был передан в дар ключ, является потомком одного из членов братства. Когда ко мне в руки попал первый ключ, я много работал над исследованием его свойств и качеств. И оказалось, что если ключ отдается добровольно, без обязательных «добрых» намерений, то и с этим ключом тоже можно работать. Не так полноценно, как с тем, который передан в дар с добрым сердцем, так сказать. Новый носитель при кодировке такого ключа уже не будет обладать в полной мере теми способностями, какими обладают истинные носители. Например, нового носителя можно легко убить без восстановления, он уже не будет обладать теми суперспособностями и прочее. Но… - Он поднял указательный палец чуть кверху, заостряя мое внимание на этом его «но», - этими ключами будет возможно открыть ту тайную дверь, за которым хранятся сокровища Журавлиного братства. Как говорится, со скрипом, но можно. А мне этого будет вполне достаточно… То есть, чтобы вам стало еще понятнее, могу сказать проще: если носитель, как говорится, из рук в руки передаст ключ, пусть не с добром, но добровольно, этого мне уже достаточно, чтобы я мог перекодировать ключи. И еще… Предвижу ваш вопрос по поводу всех семи ключей. Это связано с балансом энергии, кажется. То есть, если я перекодирую пять из семи ключей, остальные два теряют свою первоначальную силу. Это я вам сообщаю на всякий случай, чтобы вы, Евдокия, не утешали себя объяснениями на тему «все равно у него нет всех семи ключей». При таких условиях существует множество способов заполучить ключ. И шантаж – только один из них. Вы не поверите сколько всего можно внушить человеку, не прибегая ник каким силовым методам.
Я хмыкнула. Ну да… Мне ли этого не знать. Сколько раз бывало в моей жизни, что при первой встрече, человек и говорить даже не хочет о том, что тебе нужно. А уже в конце, не только дает тебе это, но еще, как говорится, и от себя прибавит. Не скрывая иронии, я вслух проговорила:
- А что же вы со мной прибегли к такому неприкрытому и грубому шантажу, а просто не уговорили меня?
Он задумчиво глянул на меня, словно оценивая, стоит мне отвечать или нет. Потом, видимо, решив, что стоит, произнес:
- Вас трудно в чем-либо убедить, если вы этого не захотите. Я не смог нащупать в вашем характере тех самых «кнопочек», на которые можно было бы нажать и получить результат.
И он опять замолчал, ожидая моих вопросов. И, разумеется, они у меня возникли. Поразмышляв пару минут, я спросила:
- А если, скажем, какой-нибудь ключ будет отнят силой. Хотя, ваш шантаж я не могу назвать словом «добровольный». Но тем не менее. Тогда этот ключ возможно будет перекодировать?
Он вздохнул и картинно развел руками:
- Увы, нет. Скажем, стукни кто-нибудь из моих людей вас по голове и забери ваш ключ, тогда он становился бесполезен. Мало того, что перекодировке подлежали бы все оставшиеся ключи, так еще и саму эту операцию могли провести только члены братства, чья кровь подходила бы под категорию носителей.
Я только собралась задать следующий вопрос, относящийся больше ко мне лично, как из коридора послышался такой родной ворчливый голос моей сестрицы, которая кому-то выговаривала сердито:
- Какого черта?! Ни отдохнуть, ни поспать не дают!!! Уж если я заложник, то будьте добры условия предоставить…
Я улыбнулась и про себя хмыкнула. Эх, ребята, задержись я еще суток на двое, вы бы мне, пожалуй, сами выкуп предлагали, только бы я забрала сестру обратно. А так… Всего-то полночи прошло, Сенька даже развернуться как следует по-настоящему не успела. Я встала с кресла и замерла в ожидании появления сестрицы. Сенька буквально ворвалась в зал, на ходу оборачиваясь и высказывая Волкову, сопровождавшему ее, все, что она думает об их «организации» и о нем персонально. Увидев меня, она, прервав цикл воспитательных бесед, кинулась навстречу с возгласом:
- Дуська!!! Ну наконец-то!!! Представляешь, у них тут приличного кофе даже нет!!! Какие-то пережарки, которые и заваривать -то никто толком не умеет!!!
Я чуть не расхохоталась в голос, а Сташевский, нахмурившись, пробурчал:
- Я думал у вас упрямый характер… Но Августа Николаевна мне наглядно продемонстрировала, что я очень ошибаюсь.
На что я с усмешкой проговорила:
- Так и должно быть. Она ведь старшая сестра…
Мы с Сенькой обнялись, и она тихо меня спросила:
- Как будем выбираться? Я с Волковым одна не справлюсь…
Я чуть в голос не рассмеялась. В этом вся моя сестрица. И пофигу ей, что в доме полно охраны, да и Казимир – это вам не базарный воришка. Но я ответила ей так, чтобы все слышали:
- Потерпи немного, скоро домой поедем… - И, обернувшись к Сташевскому, с нажимом проговорила: - Ведь так? Я надеюсь, вы выполните свое обещание, и мы может быть свободны?
Полноватые губы Казимира раздвинулись в театральной улыбке и он, словно артист на сцене, произнес, картинно разводя руками:
- Ну, разумеется… Я всегда держу свое слово. И Августа Николаевна прямо сейчас может отправляться домой…
При этих словах мы с Сенькой насторожились. А сестрица, чуть прищурив свои зеленые глаза, в которых опасными огоньками отражался свет от горящих в камине дров, протянула с ноткой угрозы:
- Что это значит, «Августа Николаевна»?
Изобразив притворное сожаление, Сташевский ответил:
- Думаю, Евдокии придется у меня задержаться еще немного. Во-первых, она еще не отдала мне свой ключ, а, во-вторых, у меня к ней будет ряд вопросов, на которые я хотел бы получить ответы…
Я повернулась к сестре:
- Сенька, у дверей стоит моя машина. Ты поезжай домой, а я позже приеду. – И уже обращаясь к Казимиру, с ехидной усмешкой наблюдавшему за нами, немного язвительно проговорила: - Надеюсь, Бронислав Сигизмундович не откажет мне в любезности, и доставит меня до дома на своей машине?
Тот, коротко хохотнув, проговорил в том же театрально-клоунском стиле:
- Ну, разумеется… Какой разговор…
Его взгляд был уже победным. Конечно, он своего добился, пускай и этим пресловутым «катаньем». Но тут, что называется, нашла коса на камень. Отлепившись от меня, торжественным шагом, Сенька промаршировала к одному из кресел, стоявших рядом с камином, и тоном, не терпящим возражений, проговорила, с видом королевы, которая изволила облагодетельствовать своих подданых, сообщив им о своем намерении:
- Хорошо… Я остаюсь.
Казимир так на нее глянул, словно собирался закинуть ее вместе с креслом в камин. Ноздри его тонкого точеного носа дрогнули и побелели от напряжения и злости, и ледяным тоном с легкой хрипотцой, он проговорил:
- Михаил, проводи нашу гостью до машины. И проследи, чтобы она выехала за территорию поселка. – А потом, обращаясь к сестрице: - И если вы вздумаете валять дурака, то можете горько пожалеть об этом. И, надеюсь, вам не стоит говорить, что вздумай вы применить силовые методы или, упаси вас Боже, обратиться в любые органы силовых структур, то с сестрой вы больше не увидитесь!
Вся эта впечатляющая речь была произнесена таким тоном и сопровождалась таким взглядом, что любой человек, находись он на месте Сеньки, тут же упал в обморок, а придя в себя, с максимальной скоростью стал бы отползать к выходу, шепча про себя охранительные молитвы (если бы, конечно, их знал). Но, так то любой, а не моя сестра. Она с усмешкой смерила взглядом Сташевского с ног до головы (что скажешь, королева и есть) и пропела, сверкая очами:
- Ты, дядя, своим «шестеркам» грози, а мне не стоит. Я сказала, без Дуськи - с места не сдвинусь! – И покрепче ухватилась руками за подлокотники, тем самым, демонстрируя всем свою решимость умереть в этом кресле, но от своих слов не отступить.
Казимир, было набрал в грудь воздуха, собираясь поставить наглую девицу на место, но тут влез Волков, про которого я, в пылу нашей «милой» беседы, как-то успела уже позабыть. Сделав несколько шагов к своему хозяину (или не хозяину, поди разберись тут в их отношениях) и проговорил, чуть растягивая слова, словно ему вообще было лень открывать рот:
- Бронислав Сигизмундович, я думаю, нам лучше в этом вопросе довериться Евдокии. Сестры между собой сумеют лучше договориться… - Казимир сердито нахмурился, но, кажется, внял «голосу разума» в лице своего консультанта. А Волков, обернувшись ко мне, насмешливо спросил: - Ваши деды, случайно, под Сталинградом не воевали?
«Ласково» ему оскалившись, я, подстраиваясь под его интонацию, пропела:
- И под Сталинградом воевали, и рейхстаг брали…
И больше не обращая на мужчин внимания, подошла к Сеньке. Присев рядом с ее креслом на корточки, я проговорила умоляюще:
- Сенька, не дури… Езжай домой, очень тебя прошу. – И зашипела сквозь зубы, глядя на нее со значением: - Не усложняй ситуацию… Езжай. Он ничего мне не сделает…. – И опять посмотрела на нее так… Словом, посмотрела.
Сестрица еще крепче сжала подлокотники кресла, так что побелели костяшки на пальцах, и сквозь зубы проговорила, упрямо стискивая челюсти:
- Сказала же… без тебя не поеду…
Мне стало очень близко то состояние Казимира, когда он хотел зашвырнуть ее в камин. Понятное дело, я сдержалась. Все ж таки, сестра, родная кровь. И я предприняла еще одну попытку. Состроив многозначительный взгляд, я прошептала:
- Сенька, езжай… Ты мне всю игру своим упрямством поломаешь.
Сестрица подалась ближе ко мне, и косясь на наших врагов, прошептала возбужденно:
- У тебя есть план?
Я только согласно моргнула, мол есть, как не быть. Не любила я врать, особенно сестре, но другого выхода я сейчас не видела. Плана, разумеется, у меня никакого не было, а была просто цель. Как только я увидела коробочку на столике, которую Сташевский нежно поглаживал пальцами, так сразу все и поняла. Наверняка, там хранятся все четыре ключа, о которых он говорил. И я понимала, что должна была забрать все эти ключи у Сташевского и смыться отсюда, желательно с головой на плечах и целыми конечностями. Правда, как это сделать, я пока не знала. Другими словами, пресловутого плана у меня как раз-таки и не было. Но знать об этом сестре было совсем не нужно, иначе… В общем, было и так понятно, что означало это самое «иначе». Сенька еще посверлила меня немного испытывающим взглядом, но я (не зря я упомянула, что наш дед воевал под Сталинградом) смотрела ей в глаза открыто и честно. Она тяжело вздохнула, и поднявшись с кресла, проговорила, словно сообщала о великой милости своей:
- Ладно… Давай ключи. – И бросив суровый взгляд на группу «Сташевский-Волков», замершую в ожидании, проговорила, как топором рубанула: - И что бы не позднее утра моя сестра была дома, живая и здоровая. А то я не посмотрю на ваши заборы, разнесу по кирпичикам. У меня ребята знакомые в саперной части служат. Надеюсь, не откажут девушке в помощи… - И гордо поплыла к выходу.
