Никто не знал, откуда она взялась. Может быть, сбежала. Может, потеряли. Может, и вовсе выбросили.
Сиамская, хрупкая, как фарфоровая фигурка, она сидела у подъезда. Молчала. Смотрела.
Это был такой вид одиночества — когда даже не надеешься.
Иногда ей бросали еду. Чаще — взгляд. Редко — добрый. Она голодала, но с достоинством. Мышей гоняла — не из зверства, а по нужде.
Люди ходили мимо. Суетились. Она оставалась.
Когда наступила зима, добровольцы отнесли ее в приют. Там лечили, там было тепло и сытно, больше не нужно было гонять мышей.
Но и там она сидела в углу. Не потому что злилась. Просто не хотела ошибиться ещё раз.
Я увидела её на фотографии. И вдруг — щёлкнуло. Что-то дрогнуло.
Потому что если ты сам когда-то сидел на внутреннем холодном полу и ждал, не зная чего — ты узнаешь это в других. Даже если это кошка. Даже если — по фото.
Она приехала ко мне. Вышла не сразу. На третий день забралась на шкаф и наблюдала за мной, как за слегка глупым, но вполне приемлемым явлением.
Потом — осталась. Стала приходить гладиться. Поверила.
С тех пор мы рядом.
Не знаю, кто кого спас. И не важно.
