Глава 2. Слёт стервятников
Ночь опустилась на Владимир, укрыв древний город синим бархатом темноты. Золотые купола соборов потускнели, растворившись во мраке, а пьяненький охранник в сувенирном магазине напротив наконец-то выключил раздражающую рождественскую гирлянду. Свежевыпавший снег поблёскивал в свете фонарей, оживляя улицу.
Я бродил… или, правильнее сказать, парил внутри своей квартиры, пытаясь сообразить, что делать дальше. Оказывается, призраки не нуждаются во сне, что довольно удобно для расследования, но крайне скучно, если это расследование стоит на месте.
Галина Львовна куда-то исчезла, чему я был несказанно рад. Видимо, направилась инспектировать другие несчастные души на предмет лексики.
Снова и снова я пытался вспомнить, что же произошло в последние минуты моей жизни, но память, словно стёрлась. Всплывали лишь отрывочные образы: я работал за секретером, просматривал каталог антикварных изданий XVIII века... Потом какая-то тень за спиной... И всё, темнота.
Мои рассуждения прервал звонок телефона. Кто это мог быть? Попытки снять трубку ни к чему не привели, отчего мне только оставалось кружиться вокруг аппарата хищной акулой. Несколько протяжных звонков и всё стихло. Внезапно во входной двери щёлкнул замок, и в квартиру вошла Зина, а за ней, грузно покачиваясь, шагнул мой партнёр Виктор Палыч — мужчина с залысинами и вечно потеющим лбом.
— Да, тяжело всё это, Зиночка, — вздохнул Виктор осматриваясь. — Нам обоим теперь можно соболезновать. Пожалуй, мы самыми близкими были для Сени. Всегда рядом, всегда на подхвате. Я уже разговаривал с Людмилой и был в ритуальном агентстве. Похороним красиво, не сомневайтесь… Кстати а она не приходила?
Зина отрицательно замотала головой.
— Она звонила. Сказала, что через пару дней, после похорон, хотела бы заглянуть. Осмотреться, свои вещи забрать. Сказала, что кое-что оставила.
Я аж подпрыгнул (насколько это возможно для бестелесной субстанции). Так-так, а вот это уже интересно! Это ж какие такие вещи? Всё, что можно было мы давно поделили. Людка уже даже не Трофимова, а Пуйкконен. К слову, этот короткий узаконенный роман с финским бизнесменом, закончился так же стремительно, как и начался, хотя и оставил ей на память звучную фамилию и небольшой стартовый капитал.
— Странно, - прищурился Виктор. – Я, в общем то, по такому же вопросу заглянул. Мы на прошлой неделе договорились одну сделку провернуть. Крупную. Уже и коллекционер из Москвы приехал… Мне надо бы «Мастера и Маргариту» забрать. У него тут много чего нашего общего хранится… Должны были вместе все увидеться, а тут вдруг — бац, и нету Арсения.
— Это того Булгакова, в котором закладка ещё лежит? То ли схема, то ли карта... Ну, вы понимаете, — почесала лоб Зина.
— Ага, вот она мне и нужна, — настороженно кивнул Виктор. — Сеня держал самые ценные экземпляры в тайнике. А где этот тайник — никому не говорил, даже мне. А вы, вероятно знаете?
«Ещё бы я тебе сказал, старый прохиндей», — подумал я, наблюдая, как Виктор потеет всё сильнее.
В выражении сморщенного лица Зины неожиданно промелькнула не свойственное ей злорадство. Её маленькие глазки прищурились, а уголки рта приподнялись в улыбке, от которой я бы вздрогнул при жизни. Эта благочестивая женщина, которая постоянно проявляла заботу и терпеливо относилась к моему ворчанию, теперь, казалось, была почти довольна моей безвременной кончине. Теперь её ангельское морщинистое лицо больше напоминало стервятника, усмотревшего мясистый кусок добычи.
— Знаете что, Виктор Палыч, я за Арсением уже второй год хожу. То прибираюсь, то продукты закупаю. Наслушалась про все эти книжки, выше крыши. Но про тайник... — она задумчиво потёрла подбородок. — Может, и знаю, а может, и нет. Поди разберись в его хламе. Вы ж сами видите. Тут учёт каждой вещи делать надо. Что в мозгах у него был, что в доме – везде сплошной беспорядок. Ревизия нужна.
Лицо Виктора озарилось, как кремлёвская ёлка, на лбу вновь выступил пот. Перемена в эмоциях была почти комичной — от показного горя к едва сдерживаемому предвкушению. Ничто так не мотивирует живых, как запах наживы, исходящий от свежего трупа.
— Зинаидочка Петровна, дорогая. Огромное вам спасибо за ваш труд. Полностью согласен с вами. Сеня, действительно, был тяжёлым и не аккуратным человеком. Уж, сколько я ругался с ним, как ни пытался к порядку приучить… И я вам очень благодарен за вашу работу, — он заговорщически понизил голос. — Ну, теперь он в вас не нуждается. Очень жаль… Вы не могли бы оставить мне ключи от его квартиры? Я уж тут сам порядок наведу, да приберусь как следует.
Зина многозначительно ухмыльнулась.
— Не уверена, что это правильная идея, Виктор Палыч. — Каким бы вы лучшим другом ни были, всё же не родственник. А вдруг кто объявится с претензией на собственность? Дело такое, сами понимаете. Я думаю честнее будет передать ключи в милицию, юристам после похорон. Они там разберутся. А вот в память о покойном я бы сама хотела порядок навести, разобрать тут всё, по полочкам разложить. Пусть смотрит на нас сверху и радуется тому, что о нём думают.
Виктор промокнул пот носовым платком и согласно кивнул.
— Что же, вы совершенно правы. Предлагаю объединить усилия. Не могу же я пройти мимо в такой тяжёлой ситуации.
Зина, умело лавируя пышными бёдрами между стопками книг и тумбочками, нагруженными старыми вещами, подошла к старинному секретеру. Она провела пухлыми пальцами по полированному краю.
— А вы знаете, Виктор Павлыч, что Арсений Андреевич, когда сердился, всегда притопывал левой ногой? Прямо здесь, у этого самого места.
Я с растущим негодованием наблюдал, как моя помощница и компаньон обмениваются многозначительными взглядами. Какая наглость! Они не только проявляли неуважение к моему духу, недавно покинувшему этот мир, но и делали это со всей утончённостью провинциального драматического кружка.
Виктор опустился на колени, натягивая на толстом заду швы брюк, и начал ощупывать деревянные доски в поисках неровностей.
Как раз в тот момент, когда он собирался открыть потайную панель, где я хранил ценные вещи, раздался стук в дверь, нарушив напряжённую атмосферу.
— Кто там ещё? — пробормотала Зина, неохотно направляясь в коридор.
На пороге стоял мой сосед, Геннадий Аркадьевич — сухощавый, вечно насупленный мужчина с козлиной бородкой и в потёртом свитере.
— Я... это... соболезнования выразить, — пробормотал он, нервно теребя бороду. — Я тут звонил. А вы трубку не берёте. Думаю, мало ли что, загляну. Вчера милицейскую машину видел… Сказали – сердце, да?
Зина и Виктор одновременно кивнули.
— Да? А я вот не верю. Тут явно что-то нечисто!
— В каком смысле? — напрягся Виктор.
— В самом прямом! — оживился Геннадий Аркадьевич. — Вы думаете, сердце у него просто так прихватило? А я вам скажу — его отравили! Я слышал, как он кричал вчера вечером, а потом — бах! Грохот такой! Словно тело упало. А вы где были, Зинаида Петровна?
Мужчины разом уставились на домработницу.
Я замер. Отравили? Это что-то новенькое.
— Я уходила в магазин всё хорошо было. А вот вернулась — уже лежал, — нахмурилась Зина. — С чего вы взяли про отравление?
— А с того, что Сенька был здоровым быком, хоть и курил, как чёрт! — выпалил сосед. — У него дед до девяноста лет антиквариатом торговал, прадед музей держал. У нас на этот счёт долгий разговор случился. Если верить словам Сени – у них долгожительство в крови. Какое тут, к лешему, сердце?
— Очень интересное мнение, только если бы что-то подобное произошло, мы бы все уже в милиции на допросе сидели, - выразила своё мнение Зина. – Что же, ваше соболезнование принято. До свидания.
Она хотела было закрыть дверь, но Геннадий Аркадьевич торопливо выставил ногу.
— Погодите. Я, это… Вещицу хотел свою забрать.
— Это какую же?
— Да, книжонку свою оценивать приносил, продать подумывал. «Алиса в стране чудес», - усмехнулся сосед. – Всем известная сказка. Я, конечно, понимаю, что такая вещь на каждом углу продаётся. Но, хоть сколько-то выручить было бы не плохо. На жизнь не хватает.
— Очень интересно, - спрятал носовой платок в карман Виктор, подходя ближе к проёму двери. – Что-то мне Сеня ничего не говорил о вашей вещице. А какого она года издания?
— Да, а чего о ней говорить-то? – стрельнул глазами в него Геннадий Аркадьевич, поглаживая козлиную бороду. – Это ж было, когда вы с Сеней ругались неделю назад. На весь подъезд орали! С тех пор-то я вас тут и не видел. Просто за своим пришёл.
— Ты на что намекаешь, библиотекарь? – сжал здоровый кулак Виктор.
— А ни на что! — отрезал Геннадий Аркадьевич. — Просто странно это всё, вот что я скажу. И смерть эта внезапная, и вы тут как тут... Наследство пилить начали?
История принимала поистине детективный оборот, достойный пера самого Конан Дойля. Не успело моё тело остыть, как мои ближайшие знакомые уже приступили к дележке имущества с энтузиазмом опытных мародеров. Воистину смерть — лучший катализатор человеческой алчности. Что ж, по крайней мере, скучать не приходится.
— Значит так! Мне пора ехать в Вязники, – командным голосом объявила Зина и обратилась к Виктору. – А вы, кажется планировали в ритуальную службу ехать?
На этом все посетители и разошлись. Квартира вновь погрузилась в гробовую тишину, что было весьма символично. Мысли в моей призрачной голове метались стайкой испуганных карасей в мутном пруду. Четыре охотника за моими ценностями и разговоры об отравлении вводили меня в смуту о том, что я доверял людям, совершенно не любивших меня. И если трое выразили явную активность, то четвёртая, на удивление, сохраняла молчание. И в этом ощущалась определённая хитрость. Я чувствовал себя персонажем детектива, где мне выпала сомнительная честь быть одновременно и жертвой, и сыщиком.
Пора было действовать. Необходимо было освоить искусство призрачных перемещений, иначе вечность, проведенная в четырех стенах моей захламленной квартиры, грозила стать невыносимой даже для бестелесной субстанции.
Сосредоточившись, я представил себе Суздаль, а точнее — Людкину сувенирную лавку с претенциозным названием «Матрёшкин дом». Вывеска заведения представляла собой вопиющее надругательство над культурными традициями двух стран одновременно: толстая матрёшка с характерными раскосыми чертами лица держала в руках самурайский меч и бутылку водки. Людка всегда питала слабость к кросс-культурным экспериментам, граничащим с международным скандалом.
Пространство вокруг заколебалось, подобно отражению в стакане компота, который внезапно решили перемешать. Когда вселенская карусель остановилась, я обнаружил себя в знакомом интерьере сувенирной лавки.
Товарный ассортимент «Матрёшкиного дома» представлял собой квинтэссенцию представлений иностранцев о России, создавая атмосферу вечного праздника и какого-то невежества. Матрёшки всех мастей и размеров соседствовали с меховыми шапками-ушанками, на которых красовались звезды, серпы и молоты — символы страны, канувших в лето десятилетие назад. Статуэтки медведей, играющих на балалайках, деревянные ложки, расписные шкатулки с видами московского Кремля... Глядя на этот парад китча, я невольно задумался, действительно ли иностранные туристы верят, что мы все храним рюмки в матрёшках, ходим в валенках и спим в обнимку с балалайками.
За прилавком царствовала сама хозяйка — рыжеволосая особа с деловой хваткой провинциального Наполеона и фантазией профессионального мифотворца. Для пущего колорита Людка облачилась в наряд, который мог бы вызвать культурный шок у любого этнографа: павловопосадский платок, кокошник, отделанный стразами, и джинсы с вышивкой, изображающей хохломскую роспись. Этот невероятный ансамбль дополняли массивные золотые серьги в форме матрёшек — подарок того самого финна в период ухаживаний.
Перед ней благоговейно внимали трое японских туристов, вооруженных фотоаппаратами размером с небольшую микроволновку. Они щелкали всё подряд с тем особым энтузиазмом, который присущ только японцам и немецким пенсионерам.
Людка с серьезностью университетского профессора вещала о матрёшке, которую держала в руках. Если верить её рассказу, эта деревянная барышня была практически членом императорской семьи, что, конечно же, являлось наглой ложью. Партию этих самых игрушек я лично приобрёл на рынке в спальном районе Владимира за мелочёвку, причём продавец — мужчина с явным южным акцентом — уверял, что она прибыла прямиком из Палеха. Учитывая, что традиционные палехские изделия — это шкатулки с росписью, а не матрёшки, эта легенда была столь же правдоподобна, как и Людкина история про Николая II.
Японцы, впрочем, глотали эту информационную наживку с энтузиазмом голодных карпов. Их восторженные возгласы напоминали звуки, издаваемые чайником перед закипанием, а фотовспышки сверкали так, словно в лавке проходила импровизированная дискотека.
Я с некоторой ностальгией наблюдал, как Людка ловко управляется с туристами. Что ни говори, а талант к коммерции у нее всегда был. Недаром в школе она умудрялась продавать одноклассникам жвачки «Турбо» по тройной цене, убеждая, что именно в них попадаются самые редкие вкладыши.
После ухода японцев, ставших обладателями "царской" матрешки и нескольких других сувениров, обогативших культурное наследие страны восходящего солнца, Людка плюхнулась на табурет с видом полководца после выигранной битвы. Она сняла свой нелепый кокошник и с явным облегчением помассировала виски, бормоча что-то о тяжёлом дне и моей несвоевременной кончине.
Затем последовал телефонный разговор, из которого я узнал, что Людка, как и все остальные, сомневается в естественности моей смерти.
— Что же, Геннадий Аркадьевич, спасибо за звонок. Завтра я буду в городе к часу дня. Я могла бы заехать к вам. Зине я наберу чуть позже, - на этой фразе Людка закончила разговор и отложила в сторону свою пятисотграммовую трубку "Нокия" — аппарат, способный, помимо звонков, исполнять функции пресс-папье и средства самообороны.
Не успел я как следует обработать эту информацию, как пространство вокруг снова заколебалось, словно кто-то дёрнул за невидимую леску, и я почувствовал, что меня с силой затягивает обратно во Владимир. Оказывается, и в потустороннем мире действовали свои правила и ограничения. Билет в загробный мир явно не предусматривал опцию «безлимитные переезды».
По возвращении в свою квартиру я обнаружил, что у меня появилась компания. На моём любимом кресле, том самом, с продавленным сиденьем и потёртыми подлокотниками, восседала Галина Львовна — собственной призрачной персоной. И — о, чудо из чудес! Она листала мой ежедневник! Её полупрозрачные пальцы вполне материально переворачивали страницы дневника, который я при жизни прятал от посторонних глаз с тщательностью параноика.
Моё изумление было сродни ощущениям неандертальца, впервые увидевшего зажигалку. Выяснилось, что опытные призраки со стажем способны осваивать определенные «профессиональные навыки», включая манипуляции с материальными предметами. Эта новость воодушевила меня не меньше, чем открытие электричества для человечества. Овладеть этой техникой позволило бы мне очень многое — как минимум, разгадать тайну моей смерти!
Но Галина Львовна, как истинный педагог, не спешила делиться своими знаниями. Вместо этого она принялась расспрашивать меня о «сюжетном развитии» и «системе образов» моего расследования, словно моя загробная жизнь была литературным произведением, которое она собиралась разобрать на школьном уроке.
Общение с преподавателем после смерти — это, надо сказать, особая форма наказания, не предусмотренная ни в одном религиозном учении. Данте определенно упустил эту возможность в своей «Божественной комедии».
____________________
Продолжение тут. Очень скоро, ожидайте....