Эта история началась в начале марта, когда в 9 «В» проводили пробный экзамен по математике. ОГЭ — один из самых важных рубежей, особенно в таких городских школах, как наша. На бумаге — обычный пробник. На деле — генеральная репетиция. И, как оказалось, не только для учеников, но и для администрации.
В тот день Вера Михайловна, опытный учитель математики с 30-летним стажем, пришла на урок с привычной папкой, где аккуратно лежали распечатанные варианты. В классе было тихо — даже те, кто обычно шумит, чувствовали важность момента.
Через полтора часа прозвенел звонок, и уже к обеду в учительской начали обсуждать: «Ну, кто справился, а кто провалил?». Разговор, как это часто бывает, быстро перешёл на Валерия — парень из неприметных. Средние оценки, тихий, старательный, но не выдающийся. Особенно — по математике.
— Он не решил ни одной задачи по геометрии, — строго сказала Вера Михайловна, — А без этого даже троечку не поставишь. Это два. И в журнал пойдёт «два».
— Но это же пробный, — заметила молодая учительница истории. — Разве мы ставим за пробник?
— А почему нет? — ответила Вера Михайловна. — Это сигнал. И для него, и для родителей. Пусть знают, что с такими результатами ему нечего делать на экзамене.
В коридоре в это время стояли Валера с двумя одноклассниками. Он уже знал свою оценку. И, кажется, знал, что за ней может последовать.
Но не знал, что вечером учительница будет говорить директору:
— Такие как он — риски. ОГЭ завалит — и нам «прилетит» от управления. А нам сейчас важна стабильность. Возможно, не стоит его допускать вовсе...
"Сын — не статистика": что делать родителям, если школа отказывается бороться
Утро следующего дня началось с телефонного звонка. Марина Викторовна, мама Валеры, звонила в школу уже не в первый раз.
— Алло, Вера Михайловна? Это мама Валеры. Я хотела бы узнать, почему вы поставили двойку за пробный? Ведь это не настоящий экзамен?
— Доброе утро. Марина Викторовна, двойка — не наказание. Это объективная оценка. Ваш сын не справился. И если так будет на настоящем экзамене, он его просто завалит. Понимаете?
— Но он готовится! У него всё получается на уроках! Разве нельзя было просто объяснить, дать время?
— Я объясняла. Не первый год работаю. Если бы вы видели его бланк — всё чисто по геометрии. А это — обязательная часть. Без неё нет даже тройки. Мне очень жаль, но я не могу закрывать глаза.
Разговор закончился быстро, но неприятный осадок остался у обеих. Марина Викторовна чувствовала: школу больше волнует статистика, чем ребёнок. А Вера Михайловна — что родителям проще искать виноватого, чем разобраться.
В учительской тем временем разговор пошёл дальше.
— Ты серьёзно собираешься не допускать его до ОГЭ? — спросила классная руководительница Наталья Юрьевна.
— А ты не знаешь, как сейчас работает система? — Вера Михайловна налила себе чай. — Один не сдал — минус школе. Проверки. Выговоры. Разборы. А потом нас же и винят: «Почему не отсеяли заранее?»
— А с другой стороны, — тихо вмешалась молодая учительница русского, — не мы ли должны бороться за каждого? Ну, помочь ему, объяснить, подтянуть?
— У меня 26 человек в параллели. И все хотят сдать. Почему я должна тратить силы на того, кто не может даже теорему доказать?
Валера в это время сидел дома. Родители отменили кружки и занятия, чтобы «разобраться с математикой». Вечером они всей семьёй сели за стол.
— Сынок, — начал отец, — ты же понимаешь, что дальше будет только сложнее? Мы можем найти репетитора. Или… попробовать перевести тебя в другую школу. Где попроще.
— Я не хочу никуда переводиться, — хрипло ответил Валера. — Я понимаю, что сам виноват. Но разве мне никто не может объяснить?
Мать сжала губы.
— А что скажут в школе? Поздно уже, Валь. Они же говорят, ты «портить будешь рейтинг». Представляешь?
Он молчал. «Портить рейтинг». В голове эхом крутились эти слова. Не «сдать экзамен», не «помочь ученику». А рейтинг.
На следующий день они с матерью пришли в школу. Директор приняла их сухо.
— Мы ещё не приняли окончательного решения, — сказала она. — Но, учитывая результаты пробного и общую динамику, педагогический совет склоняется к тому, чтобы рекомендовать Валерию прохождение промежуточной аттестации позднее. Или… перевод в другую школу.
— То есть вы просто не допустите его до ОГЭ? — голос Марии Викторовны дрожал.
— Мы никого не выгоняем, — спокойно ответила директор. — Мы просто заботимся о качестве образования. О тех, кто действительно готов. Надеемся на понимание.
Позднее, в коридоре, Вера Михайловна всё же подошла к Валере.
— Если хочешь… приходи после уроков. Покажу, как решать эти задачи. Но работать будем по-серьёзному. Не ради зачёта. Ради того, чтобы понять.
Он кивнул. И впервые за неделю — по-настоящему.
История одного "трудного" допуска
Прошёл месяц. Валера продолжал приходить после уроков. Молчаливый, с измятым черновиком, иногда не успевал даже пообедать. Он сидел в кабинете, где пахло кофе и старыми задачниками, и методично чертил углы. Ошибался. Исправлял. Злился. Но не сдавался.
Вера Михайловна тоже изменилась. Она уже не вздыхала при его появлении, а просто ставила перед ним новую задачу. Без лишних слов. Лишь один раз сказала:
— Ты меня удивил. Я думала, сдашься после второго занятия. А ты всё ходишь.
— Я не для школы стараюсь. Я для себя, — тихо ответил Валера.
В какой-то момент это перестало быть просто «подготовкой к экзамену». Это стало внутренним вызовом. Мальчик, который привык, что его оценивают по отметкам, начал впервые в жизни оценивать сам себя. По усилию. По шагам. По преодолению.
На апрельском педсовете вопрос о Валере всплыл снова.
— Он всё ещё слабо тянет, — начала завуч.
— Но он работает. И работает честно, — отозвалась Вера Михайловна.
— Мы рискуем. Один провал — и проверка. А проверка — это бесконечные бумаги.
Тогда встала Ольга Павловна, учитель биологии.
— Простите, но если ради отчетности мы готовы не допустить ребёнка до экзамена, то это уже не школа, а бюро статистики.
Зависла пауза. Вера Михайловна, не глядя ни на кого, произнесла:
— Я беру ответственность на себя. Пусть сдаёт.
И Валера сдал. На «три». Без феерии. Без медалей. Но он сдал. Он сделал невозможное — поверил, что может.
В сентябре он пришёл в школу с новым рюкзаком и глазами чуть увереннее. Уже не таким настороженным. Уже не тенью, а учеником — пусть не лучшим, но тем, кто не сдался.
Школа — это не про цифры, а про людей. Но не все это помнят
В этой истории нет злодеев. Есть система, которая заточена под результат. Есть учитель, который боится подвести школу. Есть мальчик, у которого не получилось с первого раза. И родители, которые растеряны между требованиями и реальностью.
Но есть и другое. Есть шанс. На понимание. На поддержку. На взрослое решение — не по инструкции, а по совести.
Сегодня всё чаще школы ориентируются на рейтинги. Ученик с «два» — это риск. Это возможная проверка. Это снижение процента успеваемости. Но не получится ли так, что, охраняя эти проценты, мы потеряем живых людей? Тех, кто может стать хорошими специалистами, если им чуть-чуть помочь.
Что бы сделали вы на месте родителей Валеры? Перевели бы его в другую школу, наняли репетитора или пошли бы на конфликт с администрацией?
Пишите в комментариях, сталкивались ли вы с тем, что школе важнее отчёт, чем человек? И правда ли, что учеников слабыми делают не только они сами — но и система, которая не даёт второго шанса?