Это мой первый год в роли классного руководителя. Казалось бы, 3 класс, всего 12 человек, сельская школа — тишина, порядок, спокойствие. А на деле — ощущение, будто ты с первого дня балансируешь на тонкой нитке.
Каждое утро — как экзамен. И не ты его принимаешь, а тебе его устраивают: дети, родители, коллеги, и даже ты сам.
Когда я пришла в эту школу, знала: место непростое. До меня был педагог, к которому у родителей накопилось много вопросов. Кто-то жаловался на задания, кто-то — на стиль общения. Поэтому я решила: начну с чистого листа. И если уж буду ошибаться — то по неопытности, а не из-за равнодушия
Ошибки — были. Я этого не скрываю. Где-то с темпом не угадала, где-то с домашкой переборщила. Иногда, скажу честно, просто не рассчитала силы. Но я всегда писала в родительский чат: «Простите, перегнула. Поправлюсь». И чаще всего получала в ответ понимание.
Но сегодня я поняла, что не всё так просто…
Я узнала о претензиях родителей не от них — а от чужих людей
Если честно, я бы и не узнала ничего. Жила бы дальше в уверенности, что всё спокойно. Уроки идут, дети улыбаются, домашние задания сдают — пусть не все, пусть не всегда, но я-то вижу: стараются. Родители не пишут, не звонят, не возмущаются. Значит, наверное, всё хорошо?
Как же я ошибалась.
Всё началось с короткого разговора в учительской. Обычная перемена, я стою у кулера с чашкой чая, и тут ко мне подходит одна из предметниц — старший педагог, женщина с опытом и уважаемая в школе.
— Слушай, — говорит, — ты в курсе, что у родителей третьего класса на тебя уже зуб?
Я аж застыла.
— В смысле? — спрашиваю. — Что-то случилось?
И вот тут, за две минуты, я узнала о себе многое. Что у меня «грубые речевые ошибки», что я «не объясняю материал», а просто «даю гору домашки» — и всё это обсуждается в семьях моих учеников. Причём так обсуждается, что старшие братья и сёстры приходят на свои уроки и повторяют всё это вслух. А дальше — как по цепочке: от одного ученика к другому, от класса к предметнику, а от неё — ко мне.
И всё это — за моей спиной.
Я даже не знаю, что было обиднее: услышать, что тебя критикуют, или понять, что тебе не дали ни шанса услышать это лично.
Понимаете, у нас маленькая школа. Маленькая — в самом прямом смысле. Всех видно, все друг друга знают. И когда родитель обсуждает учителя дома — ребёнок слышит. А когда ребёнок приходит с этим в школу — слышу уже я. Через третьи руки, через чужие слова.
И вот ты стоишь с этой чашкой чая, с улыбкой, которую уже не удержать на лице, и думаешь: "Как же так? Почему не написать напрямую? Почему обсуждать не в чате, а дома — через детей?"
Я не безгрешна. Да, я могу перегрузить. Могу дать чуть больше, чем надо. Могу не идеально объяснить. Это правда. Но у меня есть Ватсап, у меня есть голос, у меня есть желание работать над собой. Зачем же идти окольными путями?
После этой новости я посмотрела на своих учеников совсем другими глазами. Не потому что они виноваты. А потому что я поняла: то, что происходит дома, влияет на них сильнее, чем я думала.
Вижу, как Серёжа стал молчаливым. Как Маша — той, что всегда первой тянула руку — вдруг перестало хотеться участвовать. Они ничего не говорят. Но между нами появилась невидимая преграда. Как будто я стою по ту сторону стекла, и не могу до них дотянуться.
И всё из-за того, что кто-то из взрослых решил, что проще обсудить учителя за ужином, чем задать вопрос в чате. Проще — но не честнее. И, уж точно, не по-взрослому.
Я не считаю себя пострадавшей стороной. Я не драматизирую. Но я хочу понимать: если я делаю что-то не так — скажите. Прямо. Без оскорблений, без обвинений, но с уважением. Так, как мы хотим, чтобы дети разговаривали друг с другом.
Если вы — родители — обсуждаете учителя при ребёнке, вы не просто разрушаете мой авторитет. Вы лишаете своего ребёнка возможности учиться с доверием. Он будет сидеть на уроке с мыслью: «А мама сказала, что она плохо объясняет». И дальше — стена. Не между нами, а внутри него.
Когда я только стала классным руководителем, я боялась одного — потерять контакт с родителями. Думала, что если буду стараться, быть открытой, реагировать быстро и честно — контакт будет. А теперь понимаю: одного старания мало.
Открытость — это не только моё письмо в чат с извинением. Это и готовность родителей отвечать честно. Не ссориться. А именно говорить. Как взрослые — с уважением. Как союзники — с одной целью: помочь ребёнку.
Но когда тебе дают понять, что говорить с тобой не хотят, а легче «передать через брата в 8 классе» — становится горько.
Я не боюсь критики — но только если она в лицо, а не за спиной
После того разговора в учительской я долго не могла собраться с мыслями. Уроки шли своим чередом, дети как будто ни при чём. Но внутри всё кипело. Не потому что я обиделась. А потому что это было… нечестно. Как будто я стою спиной к людям, которым доверяю, а они в этот момент шепчутся — не между собой, а обо мне.
Мы же одна команда, разве нет?
Сельская школа — не город. Здесь родительский чат — это не чат, а почти семейный круг. Мы видим друг друга в магазине, на автобусной остановке, на утренниках. Мы живём одной жизнью. И потому особенно важно не создавать фальшивой вежливости. Когда улыбаемся при встрече, а дома, за чаем, разбираем «что она там опять намудрила».
Я не требую аплодисментов. Я вообще ничего не требую. Только одного — если у вас есть претензии, скажите мне. Не ребёнку. Не соседке. Не учителю физкультуры. А мне. В личку. В чате. После уроков. На собрании. Хоть шёпотом в коридоре. Я выслушаю. Приму. Подумам. Изменю, если смогу.
И знаете — я не просто готова к этому. Я жду этого.
На одной из перемен ко мне подошла мама Ани. Обычно спокойная, сдержанная. А тут — напряжение в лице.
— Можно на минутку?
— Конечно.
— Слушайте… я, честно, не хотела вмешиваться, но… Дочка говорит, вы слишком много задаёте. Они не успевают. Она иногда плачет.
Я в этот момент, честно, выдохнула. Не потому что «ух, вот и предъявили». А потому что наконец сказали в лицо.
— Спасибо, что подошли, — ответила я. — Я не знала, что так. Правда. Мне казалось, всё в порядке.
— Ну вот… теперь знаете, — сказала она. И, на секунду замявшись, добавила: — Простите, если резко получилось. Просто накипело.
— Лучше резко, чем молча. Спасибо.
И это был самый честный и тёплый диалог за последние недели. Не потому что был лёгким. А потому что он был живым.
Я не святая. У меня есть слабости, усталость, ошибки. Я могу не рассчитать, не доглядеть, перегрузить. Но я учусь. Я живой человек в профессии, которая из живых людей делает иногда призраков — в бумагах, в таблицах, в отчетах.
Мы привыкли к образу педагога-стенки. На неё можно навалить всё: программы, недовольство, дисциплину, общение с трудными родителями, поведение детей, уборку после утренников и даже краску для стен в кабинете. Стенка не ответит. Выдержит. Или треснет.
Я не хочу быть стенкой. Я хочу быть тем, кто ведёт за собой. Не сверху — не командиром. А рядом — взрослым, который тоже учится, ошибается, переживает.
Я думаю, важно говорить это вслух. Не бояться слов: «да, я ошиблась», «да, я перегнула», «да, я не угадала с заданием». И не бояться добавить: «да, мне было больно услышать это не от вас, а от кого-то другого».
Это ведь не слабость. Это честность. А значит — сила.
Я готова слышать критику. Но не шёпотом в спину, а в глаза
У нас в школе двери не скрипят — они знают, что и так всё услышат. Здесь редко что-то остаётся тайной. Иногда кажется, что новости разносятся не по сарафанному радио, а через дыхание стен. Кто во сколько пришёл, кто как посмотрел, кто что не так сказал — всё всплывёт. Не сегодня, так завтра.
Утром в кабинете забежала Маша — моя спокойная, внимательная Маша, которая всегда пишет с подчёркнутой аккуратностью. Села на первую парту, долго молчала. А потом вдруг тихо бросила:
— Знаете… мама говорит, вы слова неправильно пишете.
— А ты сама замечала? — спрашиваю спокойно.
— Нет… — помолчала. — Но я теперь думаю, может, и правда…
И это «может» ударило сильнее любой родительской претензии. Потому что оно — изнутри. Из дома. Из кухни, где обсуждают не просто ошибки, а меня.
В тот день я узнала: старшие братья и сёстры моих учеников обсуждали меня с учителями-предметниками. А значит, обсуждают дома. И если ребёнок слышит критику учителя от своих родных, у него рушится опора. Он уже не слушает, он сомневается. Это как трещина в стекле: сначала незаметна, потом — всё.
Но самое странное — мне никто не написал. Ни одна мама. Ни один папа. Ни вопроса, ни замечания. Только шепот, только тень за углом.
А ведь у нас есть родительский чат. Есть я — человек, у которого всегда можно спросить, уточнить, предложить. Я же не сторожевой пёс. Я учитель. Живой. С волнением, с переживаниями, с желанием делать лучше. И если я ошибаюсь — скажите. Только скажите мне, а не соседке.
Всё можно обсудить. Правда. Даже если это звучит остро, даже если в этом будет критика — конструктивная критика, сказанная в глаза, а не в затылок. У меня хватит сил выслушать. Но не хватит, чтобы угадывать, что происходит за спиной.
И знаете, самое болезненное в этой ситуации даже не сами слова, а форма. Не спросили. Не уточнили. Просто осудили. И всё.
Но я не обижаюсь. Я просто прошу.
Если вдруг вы услышите, что ваш ребёнок пришёл из школы с недоверием — давайте разберёмся. Вместе. Спокойно. В диалоге, а не в догадках. Потому что за каждым нашим словом — чьи-то чувства. И мне бы очень хотелось, чтобы дети слышали от нас не только усталость и критику, а честность и уважение. Даже когда говорить сложно.
Я не идеальна — но открыта к разговору. А вы?
Когда я впервые зашла в этот класс, в глаза мне смотрели двенадцать человек. Разных. Со своими характерами, привычками, страхами и ожиданиями. Кто-то сразу принял, кто-то долго присматривался. Но я тогда пообещала себе одну вещь: не играть в идеального учителя, а быть настоящим.
Прошло несколько месяцев. Я многое узнала. Где у кого слабое место, кто как реагирует на усталость, кто нуждается в лишнем «молодец», а кто — в чётких рамках. И да, я ошибалась. Иногда задавала слишком много, иногда не успевала объяснить достаточно ясно. Но всё это было не из равнодушия, не из лени — а из желания успеть, охватить, не упустить никого.
У меня нет цели никого упрекать. Но когда разговоры о моей работе проходят не со мной, а «по касательной» — это больно. Потому что я каждый день выкладываюсь. Потому что каждый день думаю о том, как сделать лучше. А в ответ — не вопрос, не письмо, не звонок. Только тень недоверия, подслушанная от третьих лиц.
Если есть претензии — скажите мне. Если сомневаетесь — спросите у меня. Если что-то не так — давайте разберёмся вместе. Ведь я не чужой человек. Я тот взрослый, который пять дней в неделю проводит с вашими детьми по несколько часов. Который знает, кто чем увлекается, кто обижается молча, кто любит, когда его хвалят, а кто наоборот — теряется от лишнего внимания.
Возможно, я говорю сейчас слишком откровенно. Но мне кажется, по-другому нельзя. Особенно в сельской школе. Особенно, когда мы — одна общая история.
Я не стану доказывать свою правоту громкими словами. Я просто напомню: учитель — тоже человек. Особенно в начале пути. Особенно, когда он старается изо всех сил.
Пусть лучше я сто раз задам лишний вопрос в чате, чем услышу один упрёк через спину. Пусть лучше вы выскажете прямо, что не так, чем ребёнок будет молча наблюдать, как родители теряют уважение к его учителю.
Я готова к разговору. Но только к открытому.
Пишите в комментариях, как у вас в школе решаются такие ситуации? Что, по-вашему, помогает наладить диалог между родителями и классным руководителем?