Я не люблю его так, как описывают в книжках. Никогда не было у нас перехватывающих дыхание поцелуев под дождём, ночных признаний, пропитанной слезами ревности или мучительных расставаний, которые заканчиваются слёзным воссоединением. Но я выбрала его — а он выбрал меня. И до сих пор я не жалею. Хотя иногда, в глубине души, шевелится старый страх: «А если однажды любовь всё же придёт? Не к нему, а к кому-то ещё… Сможет ли она уничтожить то, что мы аккуратно построили?»
Я замечаю, что, говоря «любовь», имею в виду скорее страсть, те бабочки в животе, что когда-то знала в юности. Тогда меня увлекали громкие истории, романтические обеты, обещания жить ради друг друга. Но теперь, пережив горький опыт и получив от судьбы поддержку, я вижу, что любовь (в привычном понимании) — это, возможно, самый непредсказуемый и опасный риск. И я не хочу рисковать больше. Я хочу, чтобы всё шло ровно, без надрывов.
Насколько помню себя в юности, я была девчонкой с пёстрыми мечтами. Грезила, что встретится мой «принц», что мы будем обниматься под ворохом звёзд, что, как в латиноамериканских сериалах, любые проблемы будут преодолены силой чувств. И, разумеется, по сценарию, нас свяжет пламенная страсть, и мы будем дарить друг другу тысячи поцелуев. Я верила, что это — единственный путь к настоящему счастью.
Но жизнь оказалась гораздо прозаичней. В двадцать с небольшим я увлеклась парнем — мы были без ума друг от друга первые несколько месяцев: цветы, признания, совместные поездки. Я уже воображала пышную свадьбу. Но через год я нашла его вещи у другой девушки. Вместо раскаяния он обвинил меня, что я «слишком требовательна», «слишком ревнива», что «любовь — это не клетка». И я осталась с разбитым сердцем.
Потом был ещё один роман — и снова неудачный, в другом ключе: партнёр оказался сильно закомплексованным, меня подавлял, ревновал ко всем, хотел, чтобы я бросила учёбу. И я, устав бороться, ушла. К двадцати пяти годам романтика во мне подувяла. Оставалась смутная надежда, что кто-то появится, «как в сказке», но уже без пыла.
В двадцать восемь я попала в чёрную полосу жизни: потеряла работу, заболела мать, а мои небольшие сбережения таяли на её лечение. Я металась между несколькими подработками, едва сдерживаясь на плаву. Подруги кое-как помогали, но у всех своя жизнь: у кого-то муж, дети, ипотека. Я не хотела быть обузой, хотя и приняла бы поддержку. Но, похоже, меня стороной обходила удача.
И вот в этот период я познакомилась с Олегом. Всё банально: он был руководителем одного из мелких проектов, где я нанималась фрилансером. Мы сотрудничали дистанционно, потом встретились для отчётности, разговорились. Оказался приятным собеседником, без намёка на романтику: всё — по деловым нотам. Но, узнав о моей непростой ситуации (я сама проболталась, пожаловалась, что не сплю, ищу деньги для мамы), он предложил помощь: подсказал нужные контакты, помог устроиться в свою компанию на более стабильную должность.
Я поначалу сопротивлялась: «Я не из тех, кто принимает подачки.» Но он, без лишней патетики, сказал: «Это не подачка, а совместная выгода. Ты хороший специалист, мне нужны такие люди, и… не стесняйся.»
За полгода работы у него мы сблизились, хотя странным образом: не через флирт и ухаживания. Он проявлял заботу — интересовался, как здоровье мамы, помог пару раз оплатить дорогие лекарства (я потом вернула ему всё до копейки, но сама бы искала эти деньги неизвестно где). Он не навязывал мне никаких отношений, скорее, воспринимал мою ситуацию с пониманием. Вдруг оказалось, что я могу ему доверять; не как влюблённая женщина, а как человек, которому не всё равно.
А потом, через какое-то время, он сделал неожиданное предложение: «Зачем тебе скитаться и снимать комнату? Мы можем жить вместе. Мне не хватает хозяйки в доме, не в смысле — уборщицы, а надёжного человека рядом. Я уважаю тебя, и мне хотелось бы…» Я была ошарашена. Ведь между нами не было любовной истории. Да, я чувствовала к нему огромную признательность, и, надо признать, физически он меня не отталкивал, просто он был другой — спокойный, практичный, не тот страстный герой, которого я когда-то мечтала встретить.
Я долго думала. И вдруг заметила, что не боюсь его. Не жду от него подвоха, не подозреваю, что он сбежит при первой неудаче. В то же время, не чувствовала и «искр», но ощущала спокойную уверенность. Я спросила: «Тебе… нужна жена?» Он ответил: «По сути — да. Мне нужна спутница, партнёр, с которым можно строить жизнь. Не обещаю безумных чувств. Но мы можем построить что-то честное.»
Честное. Мне показалось, что это слово мне куда ближе, чем «страстное». Я вспомнила все свои былые сердечные боли, обманы, ревности, скандалы — и, сопоставив, решила: «Может, это и есть мой путь? Без вспышек, но зато надёжный?» Тогда мне было уже тридцать. Я не чувствовала в нём опасности, не видела алкоголизма или морального давления, наоборот, он говорил: «У нас будет договор: без сцен, без драм, без измен и без лени. Поддерживать форму и моральную, и физическую, не разменивать себя на интрижки. Ты согласна?» И я была согласна. Пускай это звучит не по-книжному, но обещало стабильность.
Мы поженились без пышных мероприятий. Для родителей Олега и моих мамы-папы (которые к тому моменту, к счастью, поправились) мы устроили ужин в ресторане. Никаких фотосессий в парке, никаких воздушных шаров. Только скромная регистрация, кольца, да ещё я в белом платье, но без длинной фаты. Иногда в глубине души щёлкало: «А ведь я когда-то хотела танцевать свадебный вальс на глазах у толпы гостей…» Но затем я спрашивала себя: «Зачем? Я получаю главное: уверенность, что завтра есть кому встретить меня дома.»
В совместной жизни мы оба придерживаемся негласных правил. Он не обнимает меня без повода — и я не требую от него «пылких» поцелуев. Мы занимаемся сексом регулярно, как говорится, чтобы поддерживать близость, но там нет огня, который бы срывал занавески. Скорее, это аккуратное, уважительное взаимодействие. Я знаю: многим это покажется пресным. Но меня это устраивает. После былых драм я устала от эмоциональных качелей. А тут всё понятно: «Мы делаем дело: удовлетворяем потребность, укрепляем контакт.» Нет, я не чувствую при этом душевного подъёма, но и боли тоже нет.
Олег ежедневно ходит в спортзал, я занимаюсь танцами — это тоже часть нашей негласной сделки: мы обещали друг другу следить за физической формой, «не запускать себя». Вечером мы обсуждаем бытовые вопросы, финансовые планы.
Иногда ходим в кино, иногда на прогулку. Не могу сказать, что мы совсем не смеёмся — бывают и лёгкие шутки. Но всё это без той дикой страсти. Я смотрю на его спокойные глаза и понимаю: «Он заботится обо мне, потому что считает меня своей партнёршей, а не потому, что страстно влюблён.» И это меня успокаивает. Мне не нужно переживать, что он вдруг бросится в объятия другой, ведь он человек слова. Так я думаю. По крайней мере, видимых признаков нет. Может, наши узы — это и есть то самое «партнёрство», о котором постоянно говорят коучи?
Иногда по вечерам, когда я сижу с книгой (или он за ноутбуком), вспоминаю себя пятнадцатилетней, где я, перечитывая любовные романы, мечтала о мужчине, который увезёт меня на лошадях в закат. Снова спрашиваю себя: «Что со мной стало? Я разучилась любить?» Но мгновенно отвечаю: «Я не разучилась, я просто не хочу снова получать удары. Мне хватило.» Мой брак не основан на пылких чувствах, зато нет скандалов, нет предательств, нет насилия. Мы оба «с людьми вежливы, друг к другу вежливы» — и этого мне достаточно. Или, по крайней мере, я себя так убеждаю.
Однажды, подруга (одна из немногих, кто ещё присутствует в моей жизни) спросила: «А как ты можешь так жить? Неужели тебе не нужна любовь?» Я улыбнулась и ответила: «Смотря что понимать под любовью. Мне нужна поддержка, уважение, добрые отношения. И я это получаю. Сильная страсть? Её срок годности всё равно небольшой. Потом все пары скатываются к рутине.» Возможно, я выгляжу циничной. Но я не циник, просто практик.
Однако в глубине души живёт слабый страх: «А если когда-то ко мне придут эти чувства — не к мужу, а к другому? Что я тогда буду делать?» Я изо всех сил не хочу этого. Потому что понимаю, что если меня увлечёт страсть, всё, что построено, полетит в тартарары. Он, узнав о моей измене, почувствует себя обманутым — а у нас же договор: «Без измен и без лжи.» Я не могу сделать это, это противоречит нашей честной сделке. Но что, если эмоции окажутся сильнее? В редких снах я вижу образ, как будто меня накрывает волна чьего-то горячего взгляда, и я горю от желания… и боюсь проснуться, чувствуя, как сердце колотится. К счастью, в реальности такого не случалось.
Иногда, встречая знакомых, вижу их отношения и ловлю себя на чувстве зависти: кто-то о жене говорит с блеском в глазах, кто-то активно ревнует. Но чаще замечаю иное: люди ссорятся, кричат, мучаются. Или живут «под одной крышей» без поддержки. Я не хочу такого. У нас тихо, ровно, по расписанию: встаём утром, завтракаем, обсуждаем планы на день, он едет на работу, я — на свою, вечером вместе ужинаем, можешь включить сериал или музыку, а потом, если по графику, то близость — спокойная и короткая. И так проходит время. Может, кому-то покажется это механическим, но ведь так и есть. Мы не притворяемся. Нам удобно. И вроде — никто не страдает.
Всё бы ничего, но изредка ловлю себя на «бабочках», которых вызывает не муж, а какой-нибудь чужой взгляд. Однажды, к примеру, на корпоративе нашей компании, один новый сотрудник, Антон, увлёкся беседой со мной: комплименты, весёлые шутки. Я чувствовала себя польщённой. Внутри всплывали ощущения из далёкой юности. Но я отрезала это на корню: вежливо улыбнулась, удалилась.
Расценив это как «опасный сигнал». Когда я вернулась домой, посмотрела на Олега, который сидел за столом, попивал чай без сахара. Я подумала: «Он не знает, что произошло, и никогда не узнает. Я не переступлю грань. Я не хочу всё ломать.» Но ещё несколько дней меня преследовало воспоминание о той щекотке внутри. И это насторожило меня: «Нужен контроль. Я ведь не хочу этой любви, не хочу страсти, мне она не нужна.»
Он иногда спрашивает, в полу-шутку: «Ну что, может, заведём детей? Вместе же уже третий год. Вроде всё стабильно.» Я отшучиваюсь: «А зачем? У нас и так стабильность. Дети — огромная ответственность. Ты готов вставать по ночам?» Он пожимает плечами: «Буду готов, если мы решим. Но, возможно, ты права, не торопимся.» И я понимаю, что в моём сердце нет острой потребности родить ребёнка «по любви», а лишь холодный расчёт: «А если вдруг мы не потянем? А если…» Он не настаивает, я не настаиваю. Значит, пока так и будет. И меня это устраивает: нехватка страсти = меньше боли, нехватка детей = меньше забот. Да, я, видимо, становлюсь человеком компромиссов. Или уже стала.
Как-то вечером, когда я лежала в ванной, вспоминала себя — девочку, читающую «Джейн Эйр», мечтавшую о всепоглощающей любви. Мне стало почти смешно. Где-то в параллельной вселенной она, та девочка, наверное, рвётся к чувствам, а я, взрослая, наоборот, от них бегу. «Да, я сменяюсь. У меня есть на то причины.» — сказала себе, перешагивая внутреннюю боль, которая на секунду возникла, будто укол совести.
Наутро я просыпаюсь, ощущая рядом ровное тепло Олега. Не жар, не пульсацию страсти, а просто знакомое, надёжное тепло. Он просыпается, легко поцеловывает меня в лоб. Не страстно, а как знак утреннего приветствия. Мне это достаточно. Мы обмениваемся тихими фразами: «Доброе утро, как спалось?» — «Нормально. А тебе?» Я говорю, что нужно купить новые продукты, он соглашается. Потом каждый идёт по своей дорожке. Чувство спокойствия, может, для кого-то обидно, но для меня — почти роскошь. Куда там романтика? Я уже наелась ею когда-то, и она всегда приводила к разбитому состоянию. А здесь, в этой постели, мне не снится буря, зато не болит сердце от обмана.
Подруги, которые ещё есть у меня, время от времени пытаются задеть эту тему: «Ну… а любовь? Ты же заслуживаешь счастья». Я слегка улыбаюсь: «Счастье у меня в другом формате». Они качают головами — кто осуждающе, кто с непониманием. Говорят: «Всё равно найдётся кто-то, кто всколыхнёт твоё сердце». Я, сквозь лёгкую улыбку, отвечаю: «Надеюсь, что нет. Или, точнее, я не хочу этого.» Мне достаточно того, что Олег меня не предаст (по крайней мере, я уверена) и не заставит ревновать, не будет меня мучить. Да, мы не бегаем в экстазе, но зато не проливаем слёз. Разве это плохо?
Меня порой спрашивают: «А тебе нравится, как он выглядит? Ты чувствуешь влечение?» Я чётко объясняю, что у нас вполне нормальные интимные отношения, просто без особых фейерверков. Мы оба договорились, что следим за собой, ходим в спортзал: он — силовые упражнения, я — йога и фитнес. Это больше похоже на поддержание товара в хорошем состоянии. Он мне не противен, даже порой я любуюсь его накачанными руками. Но назвать это «безумным желанием» не могу. И он, похоже, тоже. Но мы оба довольны. Это похоже на партнёрскую сделку: «Удовлетворение есть, чудес не жди, но проблем тоже не будет.» Знаете, это как спокойное течение реки. Да, иногда хочется стремительных порогов, но страшно, что там можно разбиться о камни.
Тем не менее, когда я читаю или слышу про чью-то любовную драму, внутри поднимается болезненная вибрация: «А вдруг я однажды потеряю голову? Не удержусь, не смогу соблюсти наш договор?» Потому что я же живая, у меня есть чувства, хоть и глубоко зарытые. «Если появится кто-то, кто зацепит струнку моей старой романтической натуры… смогу ли я устоять?» И этот вопрос, как заноза, не даёт мне покоя. Ведь, если я изменю мужу, всё разрушится. Я лишусь его доверия, спокойной гавани, которую он даёт. А не изменить — значит продолжать жить без высокого накала, словно в тени. Но я выбрала эту тень сознательно, потому что свет солнца обжигал меня в прошлом.
Есть вечера, когда я смотрю на фото со своей свадьбы. Мы стоим на крыльце ЗАГСа, он в костюме, я в скромном белом платье. Вид у нас оба спокойный, ни сверхэмоций, ни широкой улыбки. Просто будто один из деловых шагов. И всё-таки я не жалею. «Нет, — говорю себе, — это лучше, чем метаться от боли к боли.» Думать, что я всё упрощаю? Возможно. Но я защищаю себя и, надеюсь, его — ведь он тоже не любитель риска. Нас вполне устраивает, что мы — не страстные любовники, а партнёры и друзья в одном лице. И если он не влюбится в другую (а это мало вероятно, учитывая его характер), то мы продолжим так жить.
«И всё же…» — шепчет иногда внутренняя девочка — «А как же бабочки?» Я отвечаю ей: «Бабочки привели меня к разбитым крыльям. Я больше не хочу падать.» И завершаю внутренний диалог на этом. Надеюсь, что такая логика останется нерушимой. Иногда шутливо прошу мужа: «Если вдруг встретишь пылкую страсть, скажи сразу, чтобы я не тратила силы на продолжение фикции.» Он улыбается: «Я не тот, кто гоняется за страстью. А ты? Смотри, не убегай в погоне за принцем.» Я шучу в ответ: «Принц, по слухам, увлёкся какой-то бунтаркой, так что мне не светит.» И мы оба смеёмся, хоть и без искр. Но это хороший смех — он не злой, не насмешливый.
Наш брак — как ровная дорога без выбоин, но и без живописных пейзажей. Мы едем по ней, не переворачиваясь, не тормозя резко. В этом, пожалуй, и есть наша формула стабильности. Да, на обочине растут цветы, которые могли бы напомнить о романтике, но мы не останавливаемся, чтобы их нюхать. И меня это не печалит, может, только чуть-чуть, как лёгкая грусть: «Вот там, вдалеке, есть мир страстей, а я выбрала другой маршрут.»
Бывает, я размышляю: «Ведь многим людям нужна любовь, чтобы жить. А мне? Почему я согласилась на такой вариант?» Но ответ приходит незамедлительно: «Потому что мне слишком больно было раньше, и теперь я дорожу покоем.» Олег тоже из тех, кто ценит покой — у него были какие-то старые травмы, о которых он не говорит подробно. Возможно, мы встретились, чтобы помочь друг другу убедиться, что жизнь может быть без скандалов и бьющихся стекол.
В конце концов, если у меня всё же когда-нибудь случится вспышка чувств к другому… я надеюсь, что смогу остановиться до точки невозврата. Если не смогу — значит, разорву всё, и это будет цена новой любви. Но пока эта перспектива пугает меня больше, чем завораживает.
Поэтому, если кто спросит, счастлива ли я? Я, пожалуй, скажу: «Я довольна.» Может, это не яркое счастье, но я спокойна. А любовь? Я тихо повторю: «Я надеюсь, что не влюблюсь.» И в этих словах будет сквозить не боль, а осознанность: страсть — слишком дорогая роскошь, я не хочу снова испытывать её разрушительный потенциал. Мне куда приятнее ощущать уверенность, что, вернувшись домой, я увижу спокойную улыбку мужа и не услышу взрывов эмоций, положительных или отрицательных. Лишь ровный, доброжелательный тон. И этого мне на сегодняшний день достаточно.
Я гляжу на него сейчас, когда он, сняв пиджак, тренируется с гантелями в комнате, поддерживая форму, как мы обещали. Он замечает мой взгляд, останавливается:
— Всё хорошо?
— Да, просто любуюсь, как ты занимаешься, — отвечаю с улыбкой.
Он понимает мою иронию, говорит: «Ты тоже не забывай о своих тренировках.» Я качаю головой, мол, «Да-да, сегодня у меня йога». Мы обмениваемся спокойными улыбками. Вот наша жизнь: мы соблюдаем договор, поддерживаем порядок и не вторгаемся в души друг друга с допросами «Где твои чувства?!»
Может, кто-то найдёт это «не по-настоящему». Но я думаю: «Это наш путь, и он честен с самого начала.» Я не обманываю ни себя, ни его, говоря, что безумно люблю. И он не обещает что-то вроде «умру без тебя». Зато мы движемся в одной связке. И пускай моя внутренняя девочка иногда шепчет, что однажды страсть может ворваться, — я отвечаю: «Я не хочу этого.» Я надеюсь, что не влюблюсь больше. Ведь мне и так хорошо. Или, правильнее, достаточно.
Вот так и живу. Сажусь пить вечерний чай без сахара (тоже условие: мы помогаем друг другу держать себя в форме). Слышу, как он после душа идёт в спальню. Мы коротко обмениваемся новостями: «Завтра у меня совещание, у тебя что?» — «У меня встреча с клиентами.» Потом можем посмотреть фильм, а потом спим, не обнимаясь, но и не отворачиваясь с раздражением. Вполне сносный компромисс. И по сравнению с адом, который я проходила прежде, это почти рай — только тихий и без праздников.
Иногда мне снятся сны, в которых я лечу в какой-то вихрь чувств, но я просыпаюсь и думаю: «Сон остаётся во сне.» Открываю глаза, смотрю на серые сумерки за окном, и внутри рождается спокойное облегчение: «Здесь никому не нужно демонстрировать страсть. Здесь можно быть собой, которая уже не ищет очередного разрыва.»
И всё же под конец, аккуратно закрывая ноутбук или откладывая книгу, я повторяю свою мантру: «Надеюсь, я не влюблюсь.» Иногда даже вслух, тихонько. Знаю, звучит странно, но именно так я хочу сохранить то, что у нас есть. Если кто-то спросит: «А где чувства?» — я отвечу: «Чувства были, у меня хватило. Теперь у меня есть то, что мне нужно.» И, может, это и есть взрослая жизнь: отказываться от бабочек ради стабильности. Или это бегство? В любом случае, я выбрала эту дорожку, и я не жалею… пока.
Пусть так и останется.
Конец