Это ж мерзко! Во всех смыслах.
— Ты чего матери наговорил? — щекастый заводит мотор, разворачивается и медленно отъезжает от интерната. — На ней весь день лица нет.
Новичок (9)
Ближе к вечеру выхожу на улицу, чтобы встретить курьера у ворот интерната. Чипсами и сухариками из автомата надолго утолить голод не вышло, а возвращаться в столовую я пока не готов, так что заказал еду через приложение.
Замечаю, что некоторые учащиеся домой не поехали – слоняются по периметру, общаются между собой, сидят в телефонах, наслаждаясь пока еще теплой погодой. К счастью, Волконского не было в комнате весь день. Наверное, уехал домой, и сегодня я буду ночевать один. Побыть в одиночестве – то, что мне сейчас надо, так что я благодарен судьбе за такое стечение обстоятельств.
Выхожу за ворота и забираю пакет с едой у курьера. Расплачиваюсь карточкой и наблюдаю, как он взбирается на свой электросамокат с лучезарной улыбкой и трогается с места. Блин, везет вот человеку. Катается целый день на своем драндулете и везде-то ему рады – ведь он с долгожданной едой. Кривясь своим неожиданно завистливым мыслям, иду обратно к воротам и слышу, как за спиной с шуршанием паркуется чей-то автомобиль. Кто-то уже наигрался в родителя и вернул дитятко раньше положенного? Ха.
Я сегодня – сгусток грязи, злости и яда. Даже пакет с горячей едой не слишком-то радует – просто топливо, чтобы не сдохнуть.
— Новиков! — тонированное окно черного Мерседеса ползет вниз.
Да ну на фиг! Быстро он. Не ожидал.
Подхожу к автомобилю и заглядываю в ненавистные глаза.
— Залезай.
Когда он говорит, его щеки колышутся из стороны в сторону. Собаку напоминает. Слюнявую такую, не помню, как порода называется.
— Не хочу.
— Залезай, я сказал.
Ну, раз сказал… Падаю на пассажирское сиденье, закрываю дверь и поворачиваюсь к нему. Неужели мать, действительно, выйдет замуж за такого типа? Это ж мерзко! Во всех смыслах.
— Ты чего матери наговорил? — щекастый заводит мотор, разворачивается и медленно отъезжает от интерната. — На ней весь день лица нет.
«Зато на тебе слишком много этого лица», — думаю ехидно.
— Тебя не касается, — говорю вслух.
— Слушай, ты, — он резко давит на тормоз и разворачивает корпус тела ко мне, — я с тобой, как с человеком, пытаюсь разговаривать, а ты строишь из себя дурика. Мать не доводить, уяснил?
— А то что? Ты вообще кто такой, чтобы лезть? — кровь разгоняется и стучит в ушах.
Вцепляюсь в горячий пакет обеими руками. От запаха лапши становится нехорошо.
— Я – тот, кто научит тебя уму-разуму, щенок.
Ха! Ну раз я щенок, у нас тут, получается, не машина, а собачья конура на колесах.
— Удачи тебе в этом. Чудно покатались, я пойду.
Блокирует двери, смотрит на меня в упор, ноздри раздувает. Ну, не страшно мне, мужик, отвали уже.
Собирается с мыслями, глубоко вдыхает.
— Твоей маме нужно, чтобы мы поладили, — проговаривает на удивление ровно. — Тебе придется смириться с тем, что ей нужна моя любовь точно так же, как и твоя. Не мешай ей быть счастливой.
— Жаль тебя огорчать, но ей нужны только твои бабки. И ты нереально туп, если не понимаешь этого.
Не успеваю договорить, как в глазах темнеет, дыхание прерывается, а живот пронзает дикой болью. Сгибаюсь пополам, ощутимо приложившись лбом о приборную панель. Черт. Не думал, что он на такое пойдет.
— За словами следи, — чеканит щекастый, пока я корчусь от боли. — Ты о своей матери говоришь.
— Да мне и о тебе есть, что сказать, — хрипло говорю, кое-как восстанавливая дыхание. — Ты и в подметки моему отцу не годишься. Она тебя никогда не полюбит. Ты ж старый уже, время только теряешь. Нашел бы себе кого-то…
На этот раз мне прилетает в лицо, и на мгновение меня ослепляет вспышка яркого белого света. Рука щекастого открывает дверь с моей стороны, он выталкивает меня на асфальт. Сверху на меня летят какие-то горячие червяки. А. Лапша. Улыбаться больно, но я все равно это делаю, будто обезумел. Потому что у меня появляется надежда, что он свалит из нашей жизни после моих слов.
— Что, правда не понравилась? — ору я, когда он бьет по газам. — Думаешь она за это тебя полюбит?
Шум колес затихает вдали, а я так и лежу на асфальте, глядя в чистое небо. Блин, кажется, он мне губу разбил.
На лицо падает свет фар, и я жмурю глаза. Уже решаю, что щекастый вернулся, чтобы продолжить, но нет, это такси. Останавливается рядом, и оттуда вылетает Волконский собственной персоной и таращится на меня.
— Новичок? Ты, что ли?
— Лапши? — я указываю на перевернутый контейнер, лежащий на моем животе. А что? Не такой уж я и невоспитанный.
— Тьфу ты, я думал, сбили кого-то!
Волконский поворачивается обратно к машине, но медлит, не садится. Что-то заставляет его передумать, он машет рукой таксисту, ждет, пока авто отъедет и зачем-то протягивает мне руку.
— Ужрался? — интересуется он, рывком поднимая меня на ноги. В воздухе, действительно, витает запах алкоголя, только это не от меня.
— А, — протягивает он, замечая мою потрепанную физиономию, достает из кармана платок и вручает мне, — я понял.
Ну да, какой аристократ ходит без платочка в кармане?..
До ворот интерната идем молча. Причем оба по кривой траектории. Несколько раз я бросаю на Артема косые взгляды, но так и не решаюсь спросить, на кой фиг он тут геройствует.
— Закат сегодня красивый, — зачем-то говорит Волконский, когда мы оказываемся на территории интерната.
Солнце, действительно, почти село и превратило небо в холст со всеми возможными оттенками красного.
— Ты че, меня клеишь?
— Я похож на Ирэн?
Мгновенно отвожу глаза и снимаю очередную прилипшую макаронину с куртки. Это еще как понимать?
Волконский посмеивается и задерживает на мне взгляд. А потом вдруг говорит:
— Хочешь выпить?
Этим вечером мы с Артемом много говорим о своих семьях. Мои догадки по поводу того, что мы с ним похожи, подтверждаются – его мать тоже строит свою жизнь, забив на него. Мы становится почти что лучшими друзьями, но к утру между нами снова вырастает стена. И я даже рад, что всё получается именно так. Последнее, что мне нужно, - двуличный смазливый друг-аристократ в странных отношениях с девушкой, от вида которой меня коротит.