- "Адвокат Бальди никогда не смог бы вскочить на палубу баркаса, груженного древесиной и какими-то мешками. У него не хватило бы духу признать, что настоящая жизнь - это нечто совсем другое; нельзя же на самом деле провести всю жизнь в окружении верных женщин и рассудительных мужчин! Адвокат Бальди просто закрыл глаза и плыл по течению, как все. Владельцы магазинов, служащие, директора контор…" (Хуан Онетти, рассказ "Другой, придуманный Бальди").
Чилийский критик Луис Харсс, в своей работе "Наши", в которой он собрал очерки о выдающихся латиноамериканских писателях, в главе о Хуане Онетти писал следующее: "Он живет без связи с внешним миром, в одиночестве и беспомощности. Как он утверждал, именно его физическая и моральная изоляция сделала его писателем, несмотря на себя, по неизвестным причинам, из привычки, которая стала «его пороком, его страстью и его несчастьем». Он несет свой крест, склонив плечи, как будто искупая безымянную и непростительную вину. Таков наш образ Онетти, степного волка из уругвайской литературы". Он был одним из главных писателей XX-го века в Южной Америке, поделившим жизнь свою на два берега - между Монтевидео (где родился) и Буэнос-Айресом (где жил часто и подолгу). Поклонник Кафки, певец одиночества и отчуждения, экзистенциалист по духу, журналист, заключённый в тюрьму при уругвайской диктатуре и умерший в изгнании. Хуан Карлос Онетти - Juan Carlos Onetti.
Он родился в Монтевидео, в семье ирландско-британского происхождения: его отец был таможенником, мать - из семьи бразильских землевладельцев. В юности он часто переезжал, учился нерегулярно, а затем бросил университет. С раннего возраста работал: от официанта до сотрудника в агентстве Reuters. В 1929-м году, будучи сторонником левых взглядов, пытался перебраться в СССР, но безуспешно.
Занимаясь журналистикой, Онетти стал одним из основателей влиятельного уругвайского журнала Marcha, а также работал редактором новостей и сотрудничал с агентством Reuters и другими СМИ, в Уругвае и в Аргентине.
После военного переворота в Уругвае, в 1973-м году, и последовавших репрессий, Онетти оказался в тюрьме. За что? За то, что входил в состав жюри конкурса, присудившего премию "нежелательному" рассказу (это был рассказ "Телохранитель" Нельсона Марры, который власти Уругвая сочли порнографическим и подрывным). После освобождения он эмигрировал в Испанию, где провёл оставшиеся годы.
...
Его дебют - произведение "Колодец", изданное в 1939-м. О книге говорят, как о предвосхитившей приход Сартра и Камю в Латинскую Америку. Это было очень резкое высказывание об одиночестве, покинутости человека, о невозможности (нежелании или неумении?) встроиться в общество. Но мне хочется поговорить о двух других работах писателя, которые легко найти в переводе: про повесть "Лицо несчастья" и сборник "Манящая бездна ада" (под таким названием вышел в России, по факту - это рассказы разных периодов и разных сборников).
...
Первое, на что обращаешь внимание - это акцент на "проигрывании жизни". Онетти воспринимает человеческое существование как игру по чужим правилам. Никто не спрашивает тебя, хочешь ли ты участвовать - но молча выдают маску, роль. Герой у Онетти может либо сознательно носить её, признавая это, либо умереть так и не поняв, зачем ты вообще играл. Писатель идёт куда дальше французских экзистенциалистов (которые хотя бы давали шанс на бунт, несогласие, возможность умереть свободным). Онетти отказывает и в этом - у его героев нет устойчивого "я". Его герои - это создания, которые притворяются, чтобы выжить. Настоящее лицо скрыто, если вообще существует. Театр у Онетти - не ради зрителя и аплодисментов, но как форма существования человека в мире.
В повести "Лицо несчастья" не герой разыгрывает страдание, но само страдание создает персонажа. В рассказе "Сбывшийся сон" героиня не находит ничего существенного и важного в реальной жизни, потому решает разыграть свой сон, чтобы умереть счастливой, на сцене. Умереть во сне. Потому что реальная жизнь - это одиночество, страх, это трагедия с несчастливым концом. Это экзистенциальные вопросы, которые вторгаются в нашу жизнь именно тогда, когда мы меньше всего этого ждём. "Дурацкая, бессмысленная жизнь, как у всех" - сожалеет вполне себе состоявшийся герой рассказа "Другой, придуманный Бальди". И дальше: "У него не хватило бы духу признать, что настоящая жизнь - это нечто совсем другое; нельзя же на самом деле провести всю жизнь в окружении верных женщин и рассудительных мужчин!". И ещё чуть дальше: "я просто закрыл глаза и плыл по течению" - до дрожи нас, читателей, пробирает, когда сам себе делаешь такое признание.
И, наверное, нет ничего удивительно, что именно в театре, в сцене ищут спасения герои Онетти. Признать, что жизнь игра - и просто поиграть чуть-чуть...пока смерть не случится с тобой.
...
Вообще, погружаясь глубоко в южноамериканский экзистенциализм - не просто читая, но проживая его, находясь внутри контекста, на самом континенте, открываешь всё новые и новые границы отчаяния, до которых может дойти мысль. Это не просто бездна, которая начинает вглядываться в тебя (Ницше), это беспредельный мрак, пытающийся задуть огонёк твоего сердца. Экзистенциальная философия Латинской Америки - это не калька с немецкого/русского/французского экзистенциализма, это новое звучание столь важной и большой для меня философской мысли.
Не просто абсурд человеческого существования, бунт и поиск свободы (Бердяев, Камю, Сартр), но полная потеря идентичности, зацикленность континента на самом себе, оторванность от всего мира. Общество, не знающее, какое оно, состоит из людей, не знающих, во имя чего жить. Об этом, о появлении экзистенциализма в Аргентине, я немного рассуждал тут:
А теперь подумайте, почему иногда звучит тезис о метафизической близости Латинской Америки и России? Когда идентичность пытаются ломать каждые полвека, когда гражданские войны перепахивают общество, когда страна сама не знает, какая она и с кем, когда страдание является едва ли не главной мыслью всей национальной литературы - могут ли люди быть счастливыми? Могут наверное. Мы же пытаемся, все пытаемся.
Но это так, отступление.
...
А герои Онетти всё так же продолжают бояться смерти, страдать от одиночества, играть между собой в любовь и прочие приятные игры. И даже, бывает, верят в то, что играют честно.
Онетти не утешает, он только фиксирует. Соглашаться ли с таким взглядом на мир, человека? Я склонен думать, что нет. Возможно, это парадоксально, но именно мрачный экзистенциализм (в широком смысле, от романов Достоевского до кинолент Балабанова) рассказал мне о важности человеческой воли и личности, о свободе, о духе, о нежности. Думается, я не устану отстаивать тезис о том, что человек - всегда больше, всегда лучше, всегда свободнее, чем его пытаются описать, поместить, заключить, обобщить. Да - быть собой тяжело, иногда почти невозможно. Да - едва ли кому-то обещана счастливая, спокойная жизнь в мире, который захлебнулся насилием, полон диктатуры и несправедливости. Но это не отменяет борьбы. Не отменяет любви. Не отменяет счастья - даже если оно обречено на провал.
Онетти считает, что обречено. Но ведь мы имеем право не согласиться с ним.
(Михаил Чебунин).
Ещё про литературу:
И про Аргентину: