В статье «Всё без толку, или Зачем в словах ударение» мы затронули тему структурирования нашей речи. Мы говорили, что наша устная речь состоит из ритмико-интонационных фрагментов-фраз, отделенных друг от друга паузами. Что паузы нужны для смыслового выделения отдельных высказываний, что само высказывание, в свою очередь, может члениться на более мелкие отрезки – так называемые речевые такты (или синтагмы). Последние представляют собой непрерывные ряды звуков и тоже отделяются друг от друга паузами, но более краткими. Мы говорили, что речевой такт может состоять из нескольких фонетических слов и что фонетическое слово может состоять из нескольких лексем, объединенных одним ударением. Собственного ударения не имеют входящие в фонетическое слово служебные части речи – предлоги, союзы, частицы.
Членение речевого потока на фразы и такты обусловлено значением, которое говорящий вкладывает в высказывание. Наличие оттенков значения отражается на допустимых колебаниях в членении речевого потока. То есть паузы наравне с ударениями несут смысловую нагрузку. Если мы хотим что-то особо выделить в нашей речи, мы делаем на этом фрагменте более сильное – логическое – ударение, и отделяем его более продолжительными паузами.
Слова, которым нужна опора
Предлагаю несколько глубже заглянуть внутрь фонетического слова и рассмотреть его безударные составляющие, которые называются клитиками. Слово клитика произведено от греческого глагола клино «наклоняю, наклоняюсь». То есть это такие «наклоняющиеся» на смысловое слово частички речи. Они делятся на проклитики и энклитики. Те, которые стоят перед словом и «наклоняются» вправо называются проклитиками. Обычно это предлоги, союзы и отрицательная частица не. Те, которые стоят после значимого ударного слова, «наклоняются» влево, как бы опираясь на него. Они называются энклитиками. К ним относятся частицы бы, то, ка, ли, либо, же и др. Например, и не говорил бы – это одно фонетическое слово, центральное место в котором – глагол говорил; и, не – проклитики; частица бы – энклитика. Фонетическое слово имеет одно ударение, которое в данном случае падает на глагол.
В современном русском языке около трех десятков клитик. В древнерусском их было несколько больше. Но древнерусский язык отличался от современного не только количеством этих безударных частиц, но и более строгим их положением в предложении. Мы привыкли думать, что русский язык характеризуется свободным порядком слов в предложении. Если сравнивать русский с английским или с французским, то, конечно, это так. Вместе с тем порядок слов у нас также не совершенно свободен и имеет свои закономерности. Одна из них непосредственно касается энклитик.
Разные типы энклитик
Энклитики по смыслу могут быть двух типов. Одни относятся к конкретному слову, например, то: где-то, кто-то, куда-то. Это локальные энклитики. Другие имеют более общее значение и относятся к фразе в целом. Или, если говорить более точно, относятся к сказуемому как центру фразы. Это, например, частицы же или бы. Даже если такая энклитика стоит очень далеко от глагола, она всё равно по смыслу относится именно к нему. Например, я бы никогда ни при каких условиях ни за что этого не сказал. От бы до сказал огромное расстояние, и тем не менее, бы относится к сказуемому. Оно переводит всю фразу из изъявительного наклонения в сослагательное и тем самым изменяет смысл фразы в целом.
Особый интерес представляет частица же, которая может быть и локальной и фразовой энклитикой. Такой же, тот же, этот же – здесь же относится конкретно к местоимению, это уточняющая локальная энклитика. А, например, во фразе Он же в следующем месяце идет в отпуск энклитика же – другого рода. Она относится ко всей фразе. Если мы перестроим предложение: Он в следующем месяце же идет в отпуск. То и смысл изменится. В первом случае говорящий как бы недоумевает, предполагая, что человека в следующем месяце здесь быть не должно – он уходит в отпуск. Во втором случаем говорящий уточняет: человек уходит в отпуск именно в следующем месяце? Здесь же – локальная энклитика, относящаяся к конкретному месяцу.
А.А. Зализняк, материалы лекции которого я использую в этой статье, говорил, что мы сейчас с трудом различаем эти два же. Но на самом деле они совершенно разного происхождения. По-старославянски одно из них же, а другое жде, так что это просто чистое совпадение двух разных единиц. Они и ведут себя до сих пор совершенно по-разному. Если локальные энклитики стоят сразу после своего опорного слова и в предложении могут оказаться на любом месте, то с фразовыми все намного сложнее.
Закон Вакернагеля
На рубеже XIX-XX веков знаменитый немецкий синтаксист Якоб Вакернагель, анализируя порядок слов в греческом языке и санскрите, открыл закономерность, которая с тех пор носит название – закон Вакернагеля. Он гласит: фразовые энклитики в древних индоевропейских языках располагаются в конце первой тактовой группы фразы. Если пренебречь некоторыми деталями, можно сказать: энклитики располагаются на втором месте в предложении. Если считать тактовые группы, то энклитики просто входят в первую тактовую группу, составляя ее конечную часть. Например, я же ведь вам говорил! Первая тактовая группа состоит из я и энклитик же, ведь.
Долгое время считалось, что закон Вакернагеля не действует в отношении русского языка. В силу ложной индукции, полагали, что и в древнерусском языке положение было такое же. Однако с изучением берестяных грамот, когда их массив стал достаточным, чтобы делать выводы, мнение изменилось. Оказалось, что в древнерусском языке закон Вакернагеля работает не хуже, чем в греческом или в санскрите.
Поскольку закон Вакернагеля требует, чтобы все энклитики были на втором месте, они, естественно, должны ранжироваться.
Из летописи XII века:
чем ти ся есмь обещал, то ти исполню.
В современном переводе это значит: чем я тебе обещался, то исполню. В древности ся еще не слало глагольной частицей, это была свободная энклитика. Таким образом имеем первую тактовую группу: чем ти ся есмь. Здесь три энклитики: ти «тебе», ся «себя», есмь – это связка первого лица, необходимая в древности для образования формы глагола прошедшего времени. Чем ти ся есмь обещал – три энклитики подряд стоят после начального чем. Таким образом, энклитики выстраиваются в единую цепочку, соединяются в блок. И тогда, естественно, возникает вопрос: а внутри этого блока они могут стоять в произвольном порядке или нет? Оказывается, нет. В любом языке, где соблюдается закон Вакернагеля, соединение энклитик друг с другом, когда они скапливаются, строго подчиняется так называемому правилу рангов.
Ранги энклитик в древнерусском языке
Для древнерусского устанавливается восемь рангов энклитик. Первый, самым тесным образом связанный с ударным словом, составляет частица же. Именно фразовая же, относящаяся ко всему высказыванию. Дальше идет частица ли. За ней – бо («ибо, потому что»). Этого слова в современном языке нет, оно со временем исчезло, но в древнерусском оно активно употреблялось. Дальше идет частица ти, которая тоже исчезла. Ее достаточно трудно перевести, что-то типа «ведь» или «вот ведь». Дальше идет сохранившаяся до сих пор частица бы, это уже пятый ранг.
Дальше идут дательные падежи: ми «мне», ти «тебе», си «себе». Потом – винительные падежи: мя «меня», тя «тебя», ся «себя». И, наконец, последний, восьмой ранг – это связки: есмь, еси и т. д. – слова, которые сейчас можно встретить разве что в исторических сочинениях. Такие связки употреблялись с тем, что мы сейчас называем прошедшим временем, то есть ты еси обещал означало то, что сейчас – ты обещал. Можно было и просто сказать: еси обещал – этого было совершенно достаточно, форма глагола быть показывала, кто обещал. То есть соответствовала первому или второму лицу: есмь обещал – это «я обещал», есме обещали – это «мы обещали» и т. д. Такова система древнерусского языка. По составу энклитик древнерусский язык был много богаче современного нам языка.
Например, из летописи мы знаем, что в XII веке гонец венгерского короля, прибыв в Галицию, провозгласил:
зять ти ся король кланяет (галицкий князь был зятем венгерскому королю).
Сейчас мы сможем сказать только кланяется. Ти означает «тебе», так что все звенья фразы есть и в современном русском языке. Сейчас мы скажем: Твой (в древнерусском тексте «твой» не сказано, но подразумевается) зять, король, тебе кланяется.
Вот еще красивые примеры из летописи:
Сей ми зимы и весны нельзя на конь к тебе всести
(то есть «мне нельзя, невозможно подняться на помощь к тебе в конный поход в эту зиму или весну»). Это отвечает венгерский король, которого просят о помощи.
В этой фразе, вопреки современным канонам, слово ми «мне» вторглось между сей и зимы, как того требует закон Вакернагеля.
Еще один красивый пример. Старший из двух конкурирующих за одно и то же почетное место князей говорит младшему:
Аз уже бородат, а ты ся еси родил
То есть, «Когда ты родился (ты ся еси родил), я был уже бородат». Здесь ты – первое ударное слово, а – проклитика, и она, естественно, не подлежит ранжированию. Дальше – ся еси родил. Ся – седьмой ранг, еси – восьмой ранг. Все строго в определенном порядке.
Или такая фраза из завещания XIII века:
было же бы ми чем заплатить
Было же бы ми: же – первый ранг, бы – пятый ранг, ми – шестой ранг.
В действительности все сложнее
В реальности такой строгий порядок энклитик соблюдался не всегда. Язык – механизм сложный, и нередко бывает так, что на первом этапе изучения всё как будто бы очень чисто соблюдается, а в дальнейшем обнаруживается нечто, внешне выглядящее как исключение. Но обычно эти исключения не случайны, а подчинены некоторым другим более тонким правилам.
Вот пример из современного русского языка, где частица же не на втором месте. Вчера Петя же этого еще не знал. В том смысле, что Петя не виноват, что он чего-то должного не сделал. Здесь же стоит не на втором месте, а на третьем. Кажется, что это совершенно нормальная русская фраза. Особенно естественно она прозвучит, если сделать маленькую паузу (почти ничтожную) после слова вчера: Вчера | Петя же этого еще не знал.
Вот в этом и состоит подход к тому более тонкому правилу, которое тоже действует в языке и которое является важным дополнением к закону Вакернагеля. Оказывается, здесь работает правило так называемых ритмико-синтаксических барьеров. Это очень важное понятие, дополняющее закон Вакернагеля. Оно касается практически всех языков, где действует этот закон.
Речь устроена таким образом, что человек может по своему желанию произвести некоторое отделение начала фразы. Как правило, это означает дополнительное подчеркивание, выделение первых слов по смыслу, быть может, противопоставление их чему-то. Как бы то ни было, существенно то, что начало фразы говорящий мыслит несколько отдельно от остальной ее части. И тогда после этой отделенной части фразы как бы возникает некоторый барьер – ничтожная пауза. Его можно назвать ритмико-синтаксическим барьером.
Ритмико-синтаксические барьеры представляют собой дополнительное членение фразы. С точки зрения закона Вакернагеля они означают перенос начала фразы на какое-то количество элементов вправо. Чаще всего на один, как в нашем примере со словом вчера.
Самый простой случай такого барьера – это обращение, на письме отделяемое знаками препинания. Пример: Княже! Чем ся еси обещал, то исполни. Здесь энклитики ся еси стоят не после одного, а после двух ударных слов: княже и чем. Это легко понять, потому что княже – это отделенная от фразы часть, после которой и присутствует ритмико-синтаксический барьер. Физически здесь может быть пауза, но она может быть очень короткой. На практике это может быть лишь легкое удлинение последней гласной в первом слове: вчера я же этого еще не знал. Это первое слово легко можно поставить на последнее место, не исказив смысла: Я же этого еще не знал вчера. А если мы составим фразу по закону Вакернагеля, то фраза будет звучать наиболее органично: Вчера же я этого еще не знал. Так что почувствовать на себе, что такое вакернагелевский механизм, мы можем – в особенности с помощью частицы же.
Мы пишем совсем не то, что говорим
В статье «Всё без толку, или Зачем в словах ударение» мы затронули один интересный аспект. Вроде бы письменность – лишь отражение языка в его исконной устной форме, а значит, между устной и письменной формами речи не должно быть большой разницы. Однако на практике это не так. Мы и теперь почти никогда не пишем так, как говорим. Исключения составляют либо прямая речь литературных персонажей, либо переписка в мессенджерах. Даже приближенная к живому языку стилистика блога не будет соответствовать устной речи в точности. Так же было и в древнерусскую эпоху. Язык берестяных грамот, представляющий собой образцы устной речи, в значительной степени отличается от языка древнерусской литературы.
По словам Зализняка, если взять весь объем древнерусской литературы в целом, то окажется, что в значительном числе текстов закон Вакернагеля нарушается, в то время как в берестяных грамотах в большинстве случаев он соблюдается.
Так же, как письменная речь не соответствует в точности устной, так и устная не соответствует письменной. В частности, если на письме мы разделяем слова пробелами, то живая речь должна использовать иные механизмы быть понятной. Вот тут-то и обнаруживается одно из противоречий между фонетическим словом и словом написанным.