Тень заговора
Промозглая осенняя ночь 1796 года накрыла Петербург промозглой пеленой. Прогуливаясь по коридорам Зимнего дворца, можно было услышать, как скрипят половицы и шепчутся придворные. Что-то зловещее носилось в воздухе — словно сама судьба готовила очередной кульбит. Питер бурлил — сплетни расползались по салонам и трактирам быстрее чумы.
— А слыхали? Матушка-императрица хочет внука на престол посадить!
—А куда ж Павла денут?
— В Эстляндию сошлют, от греха подальше!
В своих покоях Павел нервно перебирал бумаги. Руки его дрожали не то от холода, не то от страха. Вся жизнь — под дамокловым мечом. Мать никогда его не любила. Схватила малютку сразу после рождения, сунула нянькам и умыла руки. А потом отца его свергла... И вот теперь, после тридцати пяти лет на троне, она решила окончательно вычеркнуть сына из истории. "Ну уж дудки," — Павел сжал кулаки до белизны в костяшках.
А в Царском Селе Екатерина, кряхтя склонилась над картой России. Глаза её, некогда ярко-синие, поблекли, руки покрылись старческими пятнами. Годы брали своё.
"Эх, Саша, Саша," — думала она о любимом внуке, — "Если б ты был порешительнее..."
Императрица провела пальцем по карте от Петербурга до далёких восточных границ. Всё это она подмяла под себя, вытащила из грязи, выстроила по-новому. И что же, отдать это всё Павлу? Ни за что на свете!
Екатерина и её наследники
Говорят, что у Екатерины сердце ёкнуло, когда ей впервые показали новорождённого сына. Но радость быстро сменилась расчётом. Мальчишка мог стать опасен — живое напоминание о свергнутом муже. Отодвинула его, отстранила. Холодность переросла во взаимную неприязнь.
Зато как расцветала императрица, когда рядом появлялся юный Александр! Золотой мальчик, воспитанный на французских романах и либеральных идеях. Бабка сама лично подбирала ему учителей — всё лучшее, всё передовое. Внук вырос красавцем — стройный, с мягкими чертами лица, обходительный, умеющий найти подход к любому. "Вот это готовый император!" — не раз говаривала она своим приближённым.
— Вы только гляньте, как он держится! Какая осанка! Какой ум! — нахваливала она внука перед очередным вельможей.
Старик Безбородко только хмыкал в усы. Знал, что юнец сам себе на уме — улыбается всем, а думает своё.
А тут ещё и козырь в рукаве — петровский указ от 1722 года. По нему монарх мог назначить наследником кого хочет. Не зря Екатерина так хорошо изучила историю России перед тем, как её завоевать. "Всё по закону будет," — усмехалась она, поглаживая свою любимую левретку.
Игра теней
Летом 1796-го Екатерина закрутила свою последнюю интригу. Собрала ближний круг, объявила волю свою: Александр будет наследником! И тут случилось невиданное — кто-то посмел возразить самой императрице.
Безбородко, этот хитрый малоросс, который за тридцать лет службы видел всякое, тихо, но твёрдо выдал:
— Матушка-государыня, как бы худа не вышло. Народ может и не принять такого... новшества.
Глаза у Екатерины сверкнули гневно, ноздри раздулись. Ей — и перечить? Но спорить не стала, просто закрыла совет. От греха подальше.
Но червячок сомнения уже заполз в душу. А хочет ли Александр? Мальчишка улыбается, кланяется, а в глазах — туман.
И когда она напрямую спросила его: "Хочешь ли ты, Саша?", внук только глазами хлопал да что-то мямлил про "великую ответственность" и "время на раздумья". Вот так номер! Она ему корону на блюдечке, а он отнекивается!
Дворцовые манёвры
"Ладно," — решила старая лиса, — "Зайдём с другой стороны." И тут как по заказу у Павла с Марией рождается сын. Нарекли Николаем. Екатерина, как водится, забрала младенца себе на воспитание. Павел аж почернел от ярости, но перечить матери не посмел — сразу после крестин умчался в свой Павловск, словно за ним черти гнались.
А вот Мария, слабая после родов, осталась в Царском на несколько дней. И тут Екатерина решила пойти ва-банк.
Вечером, когда дворец затих, а слуги разбрелись по своим каморкам, императрица вызвала невестку к себе. На столе уже лежал заготовленный документ — писарским почерком, с завитушками, с печатью готовой.
— Вот, голубушка, подмахни тут, — сказала Екатерина, протягивая бумагу.
Мария, еще бледная после родов, взяла документ дрожащими руками. По мере чтения лицо её белело, белело, а потом вдруг вспыхнуло румянцем.
— Нет! — она даже привстала с кресла. — Этого я не сделаю!
Екатерина опешила. Эта тихоня, эта курица наседка, которая только и умела, что рожать да вышивать, вдруг показала зубы! Да еще какие слова нашла — императрице-то! Про долг, про честь, про мужа своего...
Разругались вдрызг. Мария потом мужу ничего не сказала — пожалела его нервы. Зря, как потом оказалось...
Решающий разговор
16 сентября 1796 года выдалось на редкость мрачным. С утра зарядил дождь, словно сама природа предчувствовала драматические события. В кабинете Екатерины потрескивали свечи, когда вошел Александр.
Сердце бабки дрогнуло — до чего же красив! Настоящий ангел с картины Левицкого.
— Садись, Сашенька, — непривычно мягко сказала она.
Разговор сразу пошел начистоту. Мол, так и так, отец твой не годится для трона, а ты — мой выбор, моя надежда. Смотрела прямо в глаза — ждала восторга, благодарности.
А Александр — вот незадача! — глаза отвел. Заговорил о совести, о том, что такие решения нельзя принимать впопыхах. Попросил "время подумать".
Что творилось в душе старой императрицы! Любимый внук, которого она растила как наследника, которому отдала столько сил и любви — и вдруг такое малодушие! Не выгнала его, конечно. Отпустила с миром. Но в душе что-то надломилось.
— Ну что ж, — прошептала она, когда за внуком закрылась дверь, — придется действовать иначе.
Последние часы императрицы
К началу ноября весь Петербург гудел как растревоженный улей. "Скоро! Скоро будет манифест!" Даже место ссылки для Павла называли — замок Лоде в Эстляндии. Старая развалюха на отшибе. Сам Павел каждое утро просыпался с мыслью: "Вот сегодня и арестуют."
А утро 5 ноября выдалось ясным. Екатерина встала рано, как обычно. Выпила кофейку, была в добром расположении духа. Отослала камердинера и отправилась в уборную. Время шло, а императрица не выходила. Верный Захар переминался с ноги на ногу у дверей — с одной стороны, нельзя беспокоить, с другой — как-то странно долго.
Наконец решился постучать. Тишина. Толкнул дверь — и обмер. Государыня лежала на полу, лицо перекошено, рука силится подняться к сердцу. Взглянула на Захара и потеряла сознание.
Крик, шум, паника! Дюжие лакеи кое-как вытащили грузное тело Екатерины из тесной уборной. На кровать поднять не смогли — положили рядом на матрас. Врачи только руками разводили. Удар, апоплексия, шансов мало...
По дворцу, по городу помчались гонцы. К постели умирающей стали стекаться вельможи, министры. Кто-то уже прикидывал, как бы половчее перекинуться на сторону нового императора.
Распоряжался всем граф Салтыков — сразу занял четкую позицию: наследник — Павел Петрович, никаких обсуждений! И даже Платон Зубов, фаворит императрицы, вдруг стал ярым сторонником законного наследования. Его брат Николай на взмыленной лошади помчался в Гатчину за Павлом.
Смена власти
Когда Павел с Марией ворвались в спальню матери, Екатерина уже не приходила в сознание. Сорокадвухлетний мужчина, всю жизнь державший обиду на мать, вдруг разрыдался как ребенок. Может, вспомнилось детство? Те редкие моменты, когда она все-таки была ему матерью, а не императрицей?
Рядом стояли его сыновья — Александр и Константин. Оба в гатчинских мундирах — простых, без вычурности, которую так любила Екатерина. В воздухе пахло не только лекарствами, но и переменами.
На краткий миг Екатерина открыла глаза. Взгляд был ясен и печален. Она всё поняла. Её время закончилось. Начиналась новая эпоха — эпоха Павла, а не Александра.
Пока врачи суетились у постели умирающей, Павел прошел в рабочий кабинет матери. Зубов услужливо показал тайник в секретере — там хранились бумаги о лишении Павла прав на престол. Наследник пробежал их глазами — лицо его исказилось от боли и гнева — и швырнул в огонь камина. Пламя жадно пожрало последнюю интригу Екатерины.
Вечером 6 ноября сердце императрицы остановилось. Генерал-прокурор Самойлов вышел из спальни с торжественно-скорбным лицом:
— Господа! Императрица Екатерина отошла в мир иной. Государь Павел Петрович взошел на всероссийский престол.
И понеслось! Не прошло и часа, как в Большой церкви Зимнего дворца уже присягали новому императору. Платон Зубов, еще вчера всесильный фаворит, сегодня подобострастно склонился перед новым владыкой. Такие дела, такие перемены...
Эпилог: Разбитые планы
Позже, разбирая бумаги матери, Павел наткнулся на тот самый документ, который Екатерина пыталась подсунуть Марии. Глаза у него полезли на лоб — вот оно что! И жена молчала! Скрыла! Может, и сама была не против?
Начались ссоры, упреки, подозрения. Отношения супругов, ранее теплые и доверительные, дали трещину. А всё из-за чего? Из-за жажды власти одной женщины, которая и с того света умудрилась подгадить.
Так и закончилась последняя партия Екатерины Великой. Великолепная шахматистка, державшая в руках судьбы миллионов, просчиталась в своей последней комбинации. Имея на руках козырного туза — указ Петра о праве назначить наследника — она не успела им воспользоваться. Время, безжалостное время...
Одним из первых действий Павла I стал новый закон о престолонаследии от 5 апреля 1797 года. Строгий порядок, никаких вольностей — только по мужской линии, от отца к сыну. Чтоб никаких революций сверху!
Впрочем, история любит иронию. Правление Павла оказалось коротким — всего четыре года. В ночь на 11 марта 1801 года группа заговорщиков во главе с графом Паленом ворвалась в только что построенный Михайловский замок. Финал был кровавым — императора задушили шарфом. И кто же занял престол? Александр I — тот самый внук, которого так хотела видеть на троне Екатерина!
Но произошло это совсем не так, как мечтала старая императрица. И, наверное, лучше ей было не знать об этом в момент, когда она испускала дух в ноябре 1796 года. Жизнь — штука причудливая. Даже самым великим не дано предугадать все её кульбиты и финты.