Глава 6
– Ты в порядке? – уверенный голос Вадима вырывает меня из мира собственного смущения и сомнений. Я борюсь с собой, не решаясь поднять глаза. Мои щёки полыхают, а сердце бьется так громко, что, кажется, он может его услышать.
– Да, я в порядке... – бормочу я, и мой голос едва слышен. Мне стыдно, словно я сделала что-то ужасное. Я пытаюсь встать, но мои колени отказываются слушаться и я вообще перестаю понимать, где находится верх, а где низ.
– Посмотри на меня, Мария! – его голос становится почти шепотом, и по моей спине пробегает дрожь. Я ещё не могу заставить себя посмотреть ему в глаза, но спустя миг решаюсь. Его взгляд... в нём так много чего-то такого, что я на мгновение теряюсь в нём.
Он вдруг прижимается ближе, чтобы тихо вдохнуть.
– Ваниль... – шепчет он. Мои губы становятся сухими, а вдох затянулся в неожиданную паузу.
– Папа? Маша? У вас всё хорошо? – Голос Ирины, звенящий в напряжённой тишине коридора, эхом отдаётся в моих ушах, заставляя сердце пропустить удар. Паника вспыхивает во мне, словно сухая трава от случайной искры. Я чувствую, как руки Вадима медленно отпускают мою талию, их тепло исчезает, оставляя после себя едва уловимый след на моей коже. Он поднимается, и я тоже торопливо делаю шаг назад, чтобы создать между нами безопасную дистанцию.
– Всё в порядке, дочка, – Вадим отвечает с лёгкой улыбкой, в которой мелькает что-то похожее на смущение. – Я был немного рассеян, столкнулся с Марией, и в итоге мы оба оказались на полу.
Я опускаю голову, испытывая острый приступ неловкости. Воспоминание о случившемся буквально жжёт меня изнутри. Как так получилось, что я упала прямо в его объятия? Почему это кажется таким важным, почти значимым?
– Простите меня ещё раз, Вадим Павлович, – голос мой едва слышен, наполнен раскаянием. Я до сих пор чувствую жгучий румянец на щеках, поэтому не смею поднять взгляда. – Я слишком быстро бежала и просто не заметила вас.
Моё сердце стучит быстрее, чем следовало бы в подобной ситуации. Его присутствие действует на меня странным образом. Почему рядом с ним мне так трудно подбирать слова? Почему даже самый невинный момент вызывает бурю эмоций?
– Всё в порядке, Мария, – его голос звучит мягко, почти ласково. Внезапное прикосновение кончиков его пальцев к моему подбородку вызывает у меня испуг. Он легко поднимает моё лицо, вынуждая встретиться с его взглядом. Глубоким, изучающим. – Это была и моя вина. И, пожалуйста, называй меня просто Вадим. Я ещё не настолько стар, чтобы меня называли по отчеству.
Мой рот приоткрывается, но слова не сразу находят дорогу. Всё это слишком странно, слишком напряжённо.
– Хорошо... Вадим, – отвечаю я, невольно улыбаясь, и замечаю, как его глаза задерживаются на моём лице чуть дольше, чем следовало бы. Именно так он смотрел на меня вчера, в пиццерии, и тогда мне показалось, что он... что он хотел меня поцеловать.
Но это абсурд. Глупость. В конце концов, он, скорее всего, воспринимает меня как дочь или что-то в этом роде.
Звук покашливания прерывает момент. Я перевожу взгляд на Ирину. Она прищуривается, рассматривая нас с лёгким подозрением. Вадим тут же убирает руку, словно только что осознал, что она до сих пор касалась моего лица. Я поспешно отвожу взгляд.
– Ну, я пойду за своим телефоном в комнату и сразу спущусь, чтобы составить вам компанию за завтраком, – говорит он, делая шаг назад. Его голос звучит непринуждённо, но я улавливаю в нём лёгкую натянутость. Он проходит мимо меня, задерживается рядом с Ириной, обнимает её и нежно целует в лоб.
Я смотрю на них и чувствую, как сердце вдруг наполняется теплом. Это выглядит так естественно, так по-семейному. Как же им повезло, что у них есть друг друга.
После этого инцидента мы с Ириной вернулись в комнату. Она скрылась в ванной, а я воспользовалась моментом, чтобы проверить телефон. Одно новое сообщение от Тима. Я долго смотрю на экран, прежде чем решаюсь ответить. Он приглашает меня на свидание.
Я нервно закусываю губу. Идея пойти с Тимуром на свидание вызывает у меня смутное чувство тревоги. Или, может быть, это просто из-за того, что мои мысли до сих пор заняты другим? Я медлю с ответом, но в конце концов пишу:
"Давай встретимся в другой день. На этой неделе я слишком занята".
И тут же ощущаю укол вины.
О, Боже, прости меня за эту маленькую ложь.
Как только Ирина привела себя в порядок, мы отправились вниз, на кухню, к восхитительному аромату свежесваренного кофе. Этот запах разносился по всему дому, словно невидимая нить, связывая утро с уютом и теплом. Татьяна Петровна обладала каким-то магическим даром превращать варку кофе в настоящее искусство. Возможно, у неё был тайный рецепт или особый ритуал, который придавал напитку этот неповторимый вкус. Я никогда не была заядлым кофеманом, но годы, проведённые за ночными бдениями с книгами, изменили мои вкусовые предпочтения. Теперь я не могла представить себе утро без чашки этого насыщенного, обжигающего напитка, особенно если он был приготовлен заботливыми руками Татьяны Петровны.
Мы вошли на кухню, и я уже приготовилась поприветствовать хозяина дома, когда мой взгляд упал на женщину, сидящую за столом. В ней было что-то неуловимо знакомое – элегантность осанки, утончённость черт лица. Я не могла ошибиться: в её облике ясно читалось сходство с Ириной. В ту же секунду догадка вспыхнула в моей голове.
Может ли это быть Тамара, бабушка Ирины, та самая, что живёт в за границей?
– Доброе утро, бабушка! – звонко воскликнула Ирина, тут же бросившись к женщине и с нежностью прижавшись к её плечу. Движение было таким естественным, что в нём чувствовалась глубокая связь, несокрушимая, несмотря на расстояние, разделяющее их большую часть времени. Тамара, несмотря на свой строгий, почти королевский вид, улыбнулась, мягко проведя рукой по щеке внучки.
– Доброе утро, дорогая, – её голос был низким, чуть хрипловатым, но полным теплоты. – Ты хорошо спала?
– Да, замечательно, – кивнула Ирина, а затем повернулась ко мне и жестом пригласила подойти ближе. – Бабушка, это Маша, моя лучшая подруга. Хотя, если честно, мы давно уже стали друг для друга чем-то большим. Я считаю её своей сестрой, только рождённой другой матерью.
С минуту бабушка молчала, изучающе разглядывая меня. Улыбка, которая только что освещала её лицо, медленно поблекла, сменившись выражением сдержанной серьёзности. В её взгляде было что-то холодное, словно мой облик вызвал в ней чувства, с которыми она не была готова мириться.
– Доброе утро, очень приятно познакомиться, – сказала я, протягивая руку в попытке преодолеть эту внезапно возникшую стену.
– Доброе утро, зови меня просто Тамара, – ответила она, слегка касаясь моей ладони, но её тон оставался официальным, почти отстранённым. Я ощутила, как лёгкое напряжение пробежало по моей спине. Возможно, её задело то, что Ирина назвала меня сестрой. Я знала историю своей подруги – знала, что её мать умерла при родах, оставив после себя лишь старые фотографии и воспоминания других людей. Это одиночество сблизило нас, сделав нашу дружбу нерушимой.
– Хорошо, – коротко кивнула я, а Тамара чуть расслабилась, уголки её губ дрогнули в тени улыбки.
– О, кого я вижу! Моя Машенька! – донёсся до нас бодрый голос, и в кухню вошла Татьяна Петровна, лучась радостью. Она обняла меня так крепко, что я на мгновение почувствовала себя ребёнком, которого наконец-то забрали домой.
– Привет, Татьяна Петровна, как вы? – спросила я, всё ещё ощущая тепло её рук.
– Теперь лучше! – ответила она с той же неизменной лаской. – Садитесь, сейчас подам вам кофе!
Мы устроились за столом, когда в коридоре раздались уверенные шаги. Через мгновение в кухню вошёл Вадим – и я на мгновение потеряла дар речи. В великолепном синем костюме он выглядел словно герой любовных романов: высокий, статный, с чёткими линиями подбородка, аккуратно уложенными тёмными волосами и безупречно ухоженной бородкой. Я никогда не позволяла себе разглядывать людей, находя это неэтичным, но в этот раз не могла отвести глаз. Он излучал не только безупречный стиль, но и ту редкую внутреннюю уверенность, которая делает мужчину по-настоящему притягательным.
– Всё в порядке, Маша? – его голос выдернул меня из оцепенения, и я тут же отвела взгляд, проклиная себя за неуместное восхищение.
– Да... да, всё отлично, – пробормотала я, неловко улыбаясь. Чтобы скрыть смущение, я потянулась за кусочком хлеба и поспешно отправила его в рот.
Вадим усмехнулся, заметив мою растерянность, но ничего не сказал. Вместо этого он сел во главе стола, небрежно поправляя манжеты. Его присутствие, словно волна, окутало комнату, делая воздух чуть гуще, а моё сердце – чуть быстрее.
Следующие несколько минут тянулись мучительно долго, окутанные плотной, почти осязаемой тишиной. Все сидели за столом, медленно потягивая остывающий кофе, и никто не решался заговорить первым. Казалось, воздух в комнате стал тяжёлым, пропитанным невысказанными словами, напряжёнными взглядами и скрытыми эмоциями. Я украдкой бросала взгляды на Тамару и замечала, что её глаза снова и снова останавливаются на Вадиме. Но это был не просто взгляд. В нём сквозила злость, обида, возможно, даже ненависть. Она смотрела на него так, будто он совершил нечто непростительное, что-то настолько серьёзное, что никакие объяснения уже не имели смысла. От этого меня охватила тревога, холодной змеёй проползшая по позвоночнику.
Неожиданно тишину разрезал голос Ирины, нарушив эту мучительную атмосферу.
– Я думала, ты останешься дома сегодня, папа, – сказала она, осторожно подбирая слова.
Вадим медленно поднял голову, словно только сейчас осознал, что вокруг есть люди. В его глазах мелькнула усталость.
– Я тоже так думал, дочка, – ответил он с заметной неохотой. – Но мне позвонили. В компании возникли небольшие проблемы, и мне нужно решить их лично.
Его голос звучал хрипло, как будто он всю ночь не спал. Он выглядел иначе, чем вчера вечером и даже чем сегодня утром. Поза напряжённая, взгляд рассеянный, а в каждом произнесённом слове чувствовалась скрытая боль, сдерживаемый гнев или разочарование. Создавалось ощущение, что на его плечах лежит невыносимый груз, который давит всё сильнее с каждой минутой.
– Семья никогда не бывает приоритетом... – вдруг раздалось почти неслышное бормотание Тамары.
Вадим мгновенно напрягся, его пальцы крепче сжали чашку с кофе. Он медленно повернул голову в сторону жены.
– Что ты сказала, Тамара? – спросил он с заметным раздражением.
– Ничего, дорогой, – произнесла она с сарказмом, даже не взглянув на него.
Она казалась другим человеком. Ещё минуту назад её голос звучал мягко, когда она разговаривала с внучкой, в её улыбке было столько тепла, но теперь это тепло исчезло без следа. В ней появилось что-то колючее, чуждое, как будто передо мной была совершенно другая женщина – та, которая не прощает и не забывает.
Вадим резко поднялся из-за стола. Его движения были быстрыми, нервными. Он на мгновение замер, словно собирался что-то сказать, но передумал. Вместо этого он наклонился, легко коснулся губами лба Ирины и коротко бросил:
– Мне нужно идти. Не хочу опаздывать.
И прежде чем кто-либо успел возразить, он стремительно вышел из кухни, оставив за собой ощущение неразрешённого конфликта. Что-то здесь явно не так. Но что? Я никак не могла понять.
Внезапная вибрация телефона заставила меня вздрогнуть. Я сунула руку в карман и увидела на экране имя мамы. Подняв взгляд, заметила, что Ирина и Тамара тоже посмотрели на меня. Я поспешно пробормотала «извините» и вышла из кухни, чтобы ответить.
– Привет, дочка.
– Привет, мам, всё в порядке?
– Да, дорогая. Я скоро ухожу на работу и хотела узнать, как ты планируешь добраться домой? Тебе помочь?
– Мам, у меня нет денег на автобус… Если ты сможешь меня забрать…
– Конечно, я уже выхожу из дома.
– Спасибо, мам. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю, дочка.
Я глубоко вздохнула и вернулась на кухню. Кофе в моей чашке уже почти остыл, но я сделала глоток, стараясь сосредоточиться на его вкусе, а не на тяжёлой атмосфере, повисшей в комнате. Напряжение всё ещё витало в воздухе, и мне нестерпимо хотелось понять, что же здесь происходит. Но сейчас, казалось, не время для расспросов. Не время для разговоров. Время молчания.
После сытного завтрака, наполнившего кухню уютными ароматами свежего хлеба и тёплого масла, Ирина и я неспешно переместились в гостиную. Там, устроившись на мягком диване, мы завели непринуждённый разговор, перебирая в памяти недавние события и смеясь над мелочами. Время тянулось лениво, но я постоянно посматривала на часы, ожидая маму. Ирина же, с присущей ей настойчивостью, пыталась уговорить меня остаться с ней подольше, провести весь день вместе, словно боясь, что я ускользну. Однако я понимала, что это было бы неправильно – ведь её бабушка приехала издалека именно ради неё. Этот момент принадлежал им, и я не хотела вторгаться в него, нарушать его значимость своим присутствием.