Вечер тянулся бесконечно долго, словно нарочно не хотел заканчиваться. Николай Александрович сидел у окна своего кабинета, глядя на заснеженный парк, где свет фонарей заставлял снег переливаться всеми оттенками радуги. На столе громоздилась пугающая стопка финансовых отчетов Империи – с каждым годом она становилась всё тревожнее и толще. Царь машинально стучал карандашом по столу, пытаясь найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации.
– Алики, ты еще не собираешься спать? – тихо спросила императрица Александра Фёдоровна, заглядывая в кабинет.
Николай оторвал взгляд от бумаг и попытался выдавить улыбку. – Скоро, дорогая. Надо разобраться с этими проклятыми отчётами.
Она подошла ближе, с тревогой всматриваясь в его изможденное лицо. – Опять казначейство мучает?
Царь только кивнул. Чувство бессилия душило его – вот он, властелин миллионов, а ничего не может поделать с надвигающейся бурей, которая грозит разорвать Империю по швам.
В соседней комнате до сих пор хранилась шкатулка с жемчужным ожерельем в лакированном шкафу – когда-то он подарил его Александре, выложив 250 тысяч рублей. Тогда, будучи молодым цесаревичем, Николай и не думал о подобных тратах. Разве можно было считать деньги, когда даришь украшения своей принцессе Алисе Гессенской? Молодость глупа и беззаботна.
А теперь каждый рубль на вес золота. И первым, кто стал считать копейки, оказался сам государь.
Николай отбросил карандаш и, подойдя к окну, прижался лбом к холодному стеклу. Боже, сколько воды утекло за три года его царствования! Коронация сожрала семь миллионов рублей. На торжественных приёмах серебряные сервизы ломились от изысканных яств. А теперь он лично вымарывает деликатесы из меню царских обедов, заменяя их простой едой.
В углу кабинета стоял новенький фотоаппарат – одна из немногих роскошей, которые император всё еще позволял себе. Николай грустно усмехнулся, глядя на своё увлечение. Даже эта безобидная страсть теперь вызывала уколы совести.
За дверью прошелестели лёгкие шаги – маленькая Ольга, старшая дочь, крадучись шла по коридору. Услышав её, царь впервые за вечер искренне улыбнулся.
– Папа, ты еще не спишь? – прошептала девочка, просунув голову в приоткрытую дверь.
– Заходи, моя радость, – ответил император, маня дочь к себе.
Ольга подбежала и забралась к отцу на колени. Николай крепко обнял её, и тревоги немного отступили. Даже в самые паршивые времена дети оставались его утешением.
– Папа, я слышала, как ты говорил с мамой о деньгах, – вдруг серьёзно сказала Ольга. – У нас больше нет денег?
Николай рассмеялся, хотя внутри что-то сжалось. – Что ты, милая. У России всегда есть деньги. Просто иногда их нужно тратить очень осторожно.
– Как бабушка учила экономить на кнопках? – вспомнила девочка наставления вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.
– Вот именно так, – кивнул царь. – Знаешь, когда-то, еще до твоего рождения, я просадил 898 тысяч рублей на одежду для коронации. А сейчас сам пришиваю пуговицы к старым мундирам.
– Но ты же император! – удивилась Ольга. – Ты можешь купить всё, что захочешь.
Николай погладил дочь по голове. – Быть императором значит думать сначала о других, а потом уже о себе. Как в семье: если кому-то нужно больше, свою долю отдаёшь.
В тот вечер, уложив дочь и вернувшись к отчётам, Николай решился на важный шаг. Он вычеркнул из расходов императорского двора еще несколько статей, урезав траты на питание с 71 тысячи до 47 тысяч рублей в год. – Будем жрать кашу и кильки, как простые смертные, – пробормотал он, подписывая документ.
Министры были в шоке. – Ваше Величество, это же императорский двор, а не лавка захудалого купчишки! – возмущался министр финансов. – Разве можно так скупиться на представительских расходах?
– Не только можно, но и нужно, – твёрдо отвечал Николай. – Каждый рубль, сэкономленный на дворцовых пирушках, пойдёт на больницы и школы.
Шли годы, а Николай Александрович становился всё прижимистее, особенно в личных тратах. Фаберже, постоянно поставлявший цацки императорскому двору, диву давался – заказы становились всё скромнее. Вместо золота император брал серебро, вместо бриллиантов – дешёвые камешки.
При этом Романовы всё равно оставались богатейшей семьёй России. Их доходы с земель достигали 24 миллионов рублей в год. Но деньжата таяли с бешеной скоростью. Содержание дворцов, орава прислуги, бесконечная благотворительность... А Николай наотрез отказывался вкладываться в прибыльные предприятия, считая это зашкварным для монарха.
– Не хочу, чтобы хоть одна копейка моего богатства вызывала косые взгляды у подданных, – отмахивался он от очередной выгодной инвестиции.
Летним днём 1909 года, когда царская семья кайфовала на яхте "Штандарт", Николай долго торчал на палубе, пялясь в морскую даль. Эта яхта была его слабостью, вторым домом. Здесь, подальше от дворцовых интриганов и нескончаемых проблем, он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
– О чём думаешь? – спросила подошедшая Александра Фёдоровна.
– О дурацкой иронии судьбы, – ответил царь. – У нас миллионы в кубышке, а радуемся простым вещам – морю, закату, детскому смеху.
Александра понимающе кивнула. Она давно забила на пышные приёмы, предпочитая тихие вечера в семейном кругу. Императрица, когда-то обалдевшая от шика российского двора, теперь находила утешение в простых радостях.
– Знаешь, – вдруг сказал Николай, – я часто вспоминаю старую немецкую сказку. О короле, у которого было всё золото мира, но который не мог купить себе счастья. Может, наше счастье тоже не в золоте?
С каждым годом мания экономии всё сильнее захватывала императора. Он пересчитывал карандаши в кабинете, требовал отчёта за каждую потраченную копейку. Александра Фёдоровна поддерживала мужа, сама хватаясь за иголку, чтобы перелицевать старые платья или залатать детскую одёжку.
– Во всём мире монархи живут на широкую ногу, а мы экономим на кнопках, будто нам грозит банкротство, – ворчал великий князь Михаил, брат царя.
Николай в ответ только пожимал плечами: – Может, именно поэтому многие монархии летят в тартарары?
Особенно тяжким для императора выдался 1913 год – трёхсотлетие Дома Романовых. Николай понимал, что юбилей нужно отметить с размахом, поднять престиж монархии в глазах народа. И бабло потекло рекой – на приёмы, парады, народные гулянки.
– Владимир Николаевич, – говорил он министру финансов Коковцову, – я знаю, что мы тратим больше, чем можем себе позволить. Но сейчас не время для скупердяйства. Люди должны видеть силу и стабильность империи.
Оставшись один, император долго пялился на портрет своего отца, Александра III. – Что бы ты сделал на моём месте, папа? – шептал он, словно надеясь получить ответ от сурового взгляда на портрете.
А тем временем тучи над Империей сгущались. Началась Первая мировая война, и Николай, не задумываясь, отвалил львиную долю личных сбережений на нужды армии. Его дети брали пример с отца. Они просили не дарить им подарки на Рождество и дни рождения, а переводить эти деньги в фонд помощи раненым.
– Мы должны быть, как все, – говорил наследник престола Алексей, отказываясь от новой игрушки. – Нельзя веселиться, когда другие страдают.
Февраль 1917 года всё перевернул с ног на голову. Революция, отречение от престола, арест... И вот уже бывший император России, недавно ворочавший миллионами, сидит в Тобольске и педантично записывает в дневник каждую потраченную копейку.
– Купили Алексею карандаши – 2 рубля 15 копеек. Починили старые сапоги – 3 рубля, – выводил он мелким почерком, словно отчитываясь перед кем-то невидимым.
В те дни Николай часто вспоминал свою коронацию, блеск золота, драгоценностей, ослепительные огни иллюминации. Какой контраст с их нынешней жизнью! Но странное дело – в скромном домишке в Тобольске, а потом в Екатеринбурге, он чувствовал себя спокойнее, чем во дворцах. Будто груз ответственности, давивший все эти годы, слегка отпустил.
– Знаешь, Алики, – сказал он однажды жене, – я всю жизнь пытался экономить на мелочах, а просрал самое главное.
Она взяла его за руку. – Мы ничего не потеряли, Ники. У нас есть то, что не купишь ни за какие миллионы – наша любовь и наши дети.
История финансовой жизни последнего русского императора – это история поразительных контрастов. Мужик, начавший правление с роскошных трат, закончил жизнь в жуткой нищете. Правитель, считавший каждую копейку расходов, не смог предотвратить экономического краха страны. Монарх, вбухивавший миллионы в благотворительность, остался в памяти многих бессердечным и равнодушным.
В июле 1918 года, когда Романовых вели в подвал Ипатьевского дома, Николай нёс на руках больного сына. В этот момент он думал не о потерянной власти, не о царской короне, даже не о миллионах рублей. Он думал о том, что не сумел защитить самое ценное – свою семью и свою страну.
Так замкнулся круг. Человек, начавший путь с юношеской расточительности, а затем ставший ярым проповедником экономии, в итоге потерял всё материальное, что имел. Но, может быть, нашёл нечто более важное – понимание настоящих ценностей, которые нельзя измерить деньгами.