Телефон разрывался от звонков. Свекровь, её племянники, дальние родственники мужа – все вдруг вспомнили о моём существовании.
Я ещё не успела ответить, а мне уже пришли сообщения: "Срочно нужны деньги!", "У тебя есть, а у нас трудности!", "Не будь жадной!"
Трясущимися руками выключила звук и перевернула телефон экраном вниз. Ух... В доме наконец-то стало тихо, только стиралка на кухне всё гудела и гудела.
Муж, Артём, возился в спальне – уже второй час пыхтел над сломанным шкафом. То сверлил, то ругался сквозь зубы, когда не получалось. А Мишка спал в своей комнате – опять полночи зависал с друзьями в компьютере.
Хотелось просто сесть и подумать, без этого вечного «дай-дай-дай» от родственников мужа. Но телефон продолжал вибрировать – я чувствовала его даже через столешницу. Пришлось отодвинуть подальше, почти на край.
Ну что за родня такая? Десять лет нормально жили – ни звонков, ни встреч особо. Ну, на днюхи там, на Новый год созвонимся. А тут... Полгода прошло, как бабушки не стало. И она квартиру оставила, так они прямо из-под земли повылезали. Как будто у них на лбу радары стоят – «ага, у Лизки деньги появились».
Каждый звонок — как пощёчина. Как гвоздь в крышку моего терпения.
Отношения с этой... эээ... роднёй мужа всегда были так себе. Ну, то есть нормальные вроде. Терпимые. Но сейчас всё конкретно так обострилось, что аж зубы сводит.
Три месяца назад – вот прямо на майские было дело – мы с Тёмой получили квартиру от моей бабушки... Квартирка так себе, однушка в Жулебино, но рядом с метро. Решили сдавать. Не олигархи, но и не нищие теперь. Можно Мишкины курсы оплатить и не париться, что опять в минус уйдём, как бывало.
И вот стоило только этим... родственничкам... учуять запах денег — понеслась! Просто шквал какой-то! Все с протянутой рукой. У Паши машина сломалась, у Яны шуба старая, у Надежды Михайловны – этой старой карги – то водопровод барахлит, то зубы новые нужны. И всё срочно, всё прям щас, всё на вчера!
— Лизк, тебе там звонили, што ль? — Тёма нарисовался в дверях, весь такой помятый, с отвёрткой в руке. Футболка в пятнах пыли – как на помойке рылся, честное слово. И эта его дурацкая привычка – лоб тереть, когда думает. Вот и сейчас – полоса грязная поперёк лба.
— Да, опять эта твоя... мама и эти... братья-акробаты, — я скривилась, махнув рукой в сторону телефона. — Совсем уже обнаглели, денег просят прямым текстом.
— Ну, может... эта... ну, поможем им? — он пожал плечами, пальцы на отвёртке побелели – нервничает, значит. — Хоть сколько-нибудь?
Я закатила глаза так, что аж в затылке заломило:
— Тём, ты серьёзно сейчас? Мы не можем помогать всем, — я попыталась говорить спокойно. — У нас самих кредит за машину, Мише нужно готовиться к поступлению...
Артём вздохнул и опустился на стул.
— Я понимаю. Но мама... она ведь одна, пенсия маленькая.
Я аж зубами скрипнула. Его маман – Надежда Михайловна– репетиторством по математике подрабатывает. И отлично зарабатывает! Дачка у неё в Пушкино с участком – шесть соток яблонь и вишня-черешня-малина. Каждую осень фруктами торгует у метро, я сама видела.
— Мы ей в том месяце сколько дали? Пятнашку на эти её... зубы? И в позапрошлом — на новые шторы в гостиную. И на днюху ей в апреле. И на этот холодильник новый, помнишь, который с ноу фрост и ледогенератором за 60 тысяч? — я загибала пальцы, аж ногти впивались в ладонь.
— Да я понимаю... но она ж эт... мать родная, Лизок, — он беспомощно развёл руками, чуть не сковырнув разводным ключом чашку с остатками вчерашнего чая.
Я молча сверлила его взглядом. Как всегда – одна и та же песня. Он размазня, а я – злыдня, если скажу что-то против.
Телефон опять завибрировал. Номер какой-то незнакомый... А, нет, это ж Пашка – муж Янки, Тёминой сеструхи.
Вот ведь... настойчивый какой. Я прикрыла глаза, сосчитала до пяти и ответила, включив громкость на максимум, чтоб и Тёма слышал.
— Алё-о?
— О, Лизавета! — раздался слащавый голос Паши. — Как поживаешь?
— Нормально, Паш. Что хотел-то?
— Да вот, понимашь... у нас тут с Янусиком... небольшие такие... проблемки, — протянул он. — Мы на море собрались, на недельку в сентябре. А с деньгами проблемы. Не подкинешь? Тысяч 60-80? Вернём, как премию получу!
Я аж поперхнулась.
— За сколько, говоришь? 80 тысяч? На отпуск? Не многовато ли?
— Не, ну ты чё? — искренне удивился он. — Сейчас же всё дорого! Перелёт, отель пятёрка, всё включено. Да вы ж теперь с наследством! А мы бедные!
Я почувствовала, как краснею, а в висках застучало.
— Паш, мы не дадим таких денег.
На том конце повисла тишина. Слышно было только, как он сопит.
— А, ну понятно, — процедил он. — Значит, деньги завелись – и сразу нос задирать? Родни стыдно стало?
— Ты что несёшь? — я сжала кулак до хруста. — Просто у нас...
— Да знаю я всё! — перебил он. — Янка всегда говорила – жадная ты, а я-то, глупый, ещё вступался за тебя. А вона оно как вышло – кто прав оказался!
И бросил трубку.
Я швырнула телефон на диван так, что чехол отлетел. Тёма стоял в дверях и всё слышал.
— Что он хотел? — наконец спросил он.
— Восемьдесят тысяч на отпуск.
Артём приподнял брови:
— Много...
— И теперь я жадная, потому что отказала.
— Они просто не понимают, — попытался успокоить меня муж.
— А ты понимаешь? — я резко взглянула на него. — Или тоже считаешь, что мы должны раздать всё, что у нас есть?
Он отвел взгляд:
— Я просто хочу, чтобы у нас были нормальные отношения с семьёй.
— То есть, если мы не будем давать им денег, отношения будут ненормальными? — я чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Это шантаж, а не отношения!
Наш разговор прервал звук открывающейся двери — Миша проснулся. Он появился в дверном проёме, сонный и растрёпанный:
— Мам, пап, почему вы кричите?
— Мы не кричим, просто обсуждаем, — я попыталась улыбнуться. — Хочешь есть?
Миша кивнул и прошёл на кухню. Ему было шестнадцать, и он прекрасно понимал, когда родители ссорятся, но предпочитал делать вид, что ничего не происходит.
Готовя обед, я не могла перестать думать обо всей этой ситуации. Наследство, которое должно было стать благословением, словно превратилось в проклятие, разъедающее нашу семью изнутри, как ржавчина.
Через неделю нас ждал семейный обед у Надежды Михайловны. Обычно я находила причины, чтобы избежать этих сборищ, но в этот раз Артём настоял:
— Нужно прояснить ситуацию. Объяснить, что у нас тоже есть планы на эти деньги.
Я согласилась, хотя внутренний голос кричал, что это плохая идея.
И я была права.
Как только мы сели за стол — я, Артём, Миша, Надежда Михайловна, Яна с Пашей и их дочь Алиса — разговор сразу перешёл на деньги.
— Лизонька, — начала свекровь своим медовым голосом, — я слышала, у вас теперь есть дополнительный доход. Как замечательно! Наверное, теперь думаете о новой машине? Или, может быть, о путешествии?
Я сразу поняла, к чему она клонит. Очередная манипуляция, очередная попытка выяснить, сколько у нас денег и на что мы их тратим. Десять лет замужем за Артёмом, и десять лет один и тот же сценарий.
— У нас много планов, — уклончиво ответила я.
— Конечно-конечно! А я вот думала о ремонте на даче. Но куда мне, старой, такие расходы...
Я почувствовала, как Артём напрягся рядом со мной.
— Мама, мы можем помочь с ремонтом, — проговорил он.
Я едва сдержалась, чтобы не воскликнуть: «Что?!». Мы не обсуждали это.
— Ох, сынок, ты такой заботливый! — расплылась в улыбке свекровь. — Я знала, что могу на тебя рассчитывать.
Яна тут же подхватила:
— А мы с Пашей думали о поездке к морю этим летом. Но с ценами сейчас такое творится!
И вот так, в считанные минуты, аренда моего наследства уже мысленно была распределена между родственниками Артёма. Никто даже не спросил, что МЫ хотим с ним сделать.
— А вы знаете, сколько стоит репетитор для подготовки к экзаменам? — внезапно подал голос Миша. — Я хочу поступить на факультет психологии, а там конкурс огромный.
Все за столом на мгновение замолчали. Миша редко высказывался на семейных встречах, предпочитая сидеть в своём телефоне.
— Ой, ну это же можно и попозже решить, — отмахнулась Надежда Михайловна. — У тебя ещё время впереди.
— Нет, бабушка, — Миша выпрямился на стуле. — У меня всего год до экзаменов. И мне нужны репетиторы.
Я благодарно посмотрела на сына. Он понимал, что происходит, и решил меня поддержать.
— Лиза, — в голосе свекрови появились стальные нотки, — ты что, настраиваешь ребёнка против родни?
— Что? — я не верила своим ушам. — Я никого не настраиваю. Миша просто напомнил о своих планах.
Паша хмыкнул:
— Ну да, конечно. Мы же все знаем, кто в вашей семье главный.
Я почувствовала, как кровь закипает в жилах.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что Артём без твоего разрешения и шагу ступить не может. Даже родной матери помочь не смеет.
— ХВАТИТ!
Все за столом замерли. Это крикнул Артём. Его лицо было красным от гнева.
— Хватит обвинять мою жену. Хватит делать вид, что мы вам что-то должны!
Надежда Михайловна ахнула и схватилась за сердце:
— Артёмушка, ты что такое говоришь? Я же твоя мать!
— Да, ты моя мать, — голос Артёма дрогнул, но он продолжил. — Но это не даёт тебе права требовать от нас денег каждый раз, когда они у нас появляются!
— Неблагодарный! — выкрикнула свекровь. — Я всю жизнь тебя растила, а ты теперь жалеешь для матери копейки?
— Это не копейки, — вмешалась я. — И дело не в сумме, а в том, как вы все к этому относитесь. Не просьба, а требование. Не благодарность, а критика, если мы не можем помочь.
Яна фыркнула:
— Ой, только не начинай свои психологические лекции. Всем понятно, что вы просто жадничаете.
Миша внезапно встал:
— Мам, пап, пойдёмте домой. Здесь невозможно находиться.
Мы с Артёмом переглянулись и тоже поднялись. Надежда Михайловна побагровела и начала причитать о неуважении, о своём больном сердце и о том, как мы её расстраиваем, но мы уже собирали свои вещи.
— Собирайтесь-собирайтесь! Предатели! Можете вообще никогда не возвращаться! — крикнула она нам вслед, когда мы выходили из квартиры. За нашими спинами что-то с грохотом разбилось о дверь.
***
Дорога домой прошла в тяжёлом молчании. Этот день стал переломным в наших отношениях с роднёй мужа. Телефонные звонки не прекратились, но теперь Артём отвечал на них сам, твёрдо говоря "нет" на все финансовые просьбы.
Свекровь пыталась зайти с другой стороны — начала жаловаться общим знакомым на то, как мы её бросили в трудную минуту. Нам приходили гневные сообщения от дальних родственников и даже от старых друзей Артёма.
— Может, стоит просто дать им немного денег, чтобы они отстали? — предложила я однажды, устав от постоянного давления.
Артём покачал головой:
— Нет. Они не отстанут. Будут просить ещё и ещё.
Он был прав. Через два месяца давление немного ослабло. Некоторые родственники перестали нам звонить, когда поняли, что больше не получат от нас денег. А те, кто продолжал поддерживать с нами контакт, больше не заговаривали о финансовой помощи.
Но это была лишь видимость затишья. Настоящая буря разразилась, когда мы решили использовать деньги от сдачи квартиры на образование Миши.
— Ты предпочитаешь вкладывать в чужого ребёнка, а не помогать родной матери? — кричала Надежда Михайловна в телефонную трубку, когда узнала о нашем решении.
Эти слова ударили Артёма словно пощёчина.
— Чужого ребёнка? Миша — твой внук!
— Он больше сын Лизы, чем твой! Вечно на её сторону становится!
После этого разговора Артём не общался с матерью несколько недель. Он ходил мрачный, почти не разговаривал со мной. Я понимала, что он разрывается между преданностью семье и долгом перед матерью.
***
А потом случилось непредвиденное. Хозяйка фирмы, где работал Артём, объявила о её закрытии — проект оказался убыточным. Муж остался без работы. И хотя у нас были накопления и доход от сдачи квартиры, потеря стабильного заработка сильно ударила по нашему бюджету.
Это событие вскрыло все неразрешённые конфликты в нашей семье.
— Видишь, если бы мы помогали твоим родственникам, сейчас бы им было неудобно не помочь нам, — сказала я в момент слабости.
Артём взорвался:
— То есть ты считаешь, что нужно было платить им за лояльность? Покупать их отношение?
— Я не это имела в виду...
— А что тогда? — он повысил голос. — Ты всё время говорила, что моя мать манипулирует и давит, а теперь сама предлагаешь строить отношения на деньгах?
Я не нашла, что ответить. Он был прав — я начала мыслить теми же категориями, что и его родственники.\
***
Следующие несколько месяцев были ужасными. Артём искал работу, а я пыталась компенсировать выпавший доход дополнительными часами на своей. Мы почти не видели друг друга, а когда встречались, то разговаривали только о деньгах и проблемах.
Миша замкнулся в себе, проводя всё время в своей комнате. Когда я пыталась с ним поговорить, он отвечал коротко и неохотно:
— Всё нормально, мам. Я просто готовлюсь к экзаменам.
Но я видела, что это не так. Он слышал наши ссоры, видел напряжение между нами, и это отражалось на нём.
А потом, когда казалось, что хуже уже быть не может, я случайно увидела на телефоне Артёма сообщения от Надежды Михайловны. Она писала, что всегда знала, что я разрушу его жизнь, что он должен был жениться на той девушке, с которой встречался до меня.
И ответ Артёма: "Иногда я думаю, что ты была права".
Осень подкралась незаметно. Артём нашёл новую работу, но с меньшей зарплатой. Мы всё ещё жили вместе, но между нами словно выросла стена. Мы почти не разговаривали, за исключением бытовых вопросов.
— Мам, пап, нам нужно поговорить, — сказал Миша в один из вечеров, когда мы молча ужинали.
Я заметила, как он изменился за последние месяцы. Повзрослел, стал серьёзнее. Как будто наши семейные проблемы заставили его быстрее стать взрослым.
— Я не буду поступать на психологию.
— Что? — я не поверила своим ушам. — Но ты так хотел…
— Я передумал. Я пойду на программиста. Там больше перспектив, и я смогу быстрее начать зарабатывать.
Моё сердце сжалось. Я знала, что он делает это из-за нас, из-за наших финансовых проблем.
— Миша, не нужно менять свои планы... — я коснулась его плеча.
Он отстранился.
— Я всё решил, мам, — он впервые за долгое время посмотрел мне прямо в глаза. — Я вижу, как вы с папой мучаетесь из-за денег. Я не хочу быть обузой.
Артём стукнул ладонью по столу:
— Ты не обуза, — его голос звучал хрипло. — Ты наш сын.
— Тогда почему из-за меня всё разрушилось? — в голосе Миши прозвучала горечь. — Если бы не репетиторы, если бы не планы на моё образование, вы бы просто отдали эти деньги бабушке и всем остальным. И всё было бы хорошо.
— Нет, — я покачала головой. — Всё разрушилось не из-за тебя. А из-за жадности, манипуляций и непонимания. Из-за того, что некоторые люди думают, что родственные связи дают право требовать.
Миша долго молчал, а потом сказал:
— Я хочу жить с бабушкой до окончания школы.
Это заявление прозвучало как гром среди ясного неба.
— Что? Почему? — Артём выглядел потрясённым.
— Потому что здесь невыносимо, — Миша говорил тихо, но каждое слово било как молот. — Вы даже за ужином молчите. Вы не смотрите друг на друга. Вы как будто уже не семья. А я... я не могу это больше выносить.
Слёзы потекли по моим щекам. Я хотела что-то сказать, но горло перехватило от боли.
— Сынок, но твоя бабушка... Ты же знаешь, какая она, — Артём попытался образумить его.
— Знаю. Но она хотя бы честна в своих манипуляциях. А вы... вы просто перестали быть собой.
В тот вечер Миша собрал вещи и уехал к Надежде Михайловне. Она приняла его с распростёртыми объятиями, видя в этом свою победу над нами.
Прошло полгода. Миша всё ещё живёт у бабушки. Он приходит к нам в гости, но ненадолго. Мы с Артёмом пытались вернуть его домой, но он отказался. Сказал, что ему нужно время.
Мы с мужем часто разговариваем о том, что произошло. Пытаемся понять, где и когда всё пошло не так. Почему наследство, которое должно было стать благословением, разрушило нашу семью.
Я часто думаю: было бы лучше, если бы мы просто отдали эти деньги родственникам? Купили бы мы ценой финансовых потерь спокойную семейную жизнь?
Но в глубине души я понимаю: деньги лишь обнажили уже существующие проблемы. Они не создали их.
И я понимаю, что она права. Наша семья треснула по швам не из-за наследства, а из-за того, что мы не умели говорить друг с другом, не умели отстаивать свои границы и желания.
Надежда Михайловна до сих пор не разговаривает со мной, но теперь это уже не имеет значения. Я больше не пытаюсь заслужить её одобрение.
Яна и Паша несколько раз звонили Артёму с просьбой одолжить денег, но он научился говорить "нет" без чувства вины.
А я... я просто жду, когда мой сын будет готов вернуться домой. Я начала вести дневник, записываю туда всё, что хотела бы сказать ему. Может быть, когда-нибудь я отдам ему эти записи. И надеюсь, что к его возвращению у нас снова будет дом, а не просто стены, в которых живут два чужих человека.