Мир вокруг Сони был быстрым.
Будильник. Кофе на бегу. Расчёска в зубах. Электричка, письма, звонки. «Проверю чуть позже». «Секунду, сынок». «Потом».
Город жил, как водопад, снося всё на своём пути. Работа требовала, семья жила «по остаточному принципу». Не потому что неважна — а потому что в списке задач всё время что-то «срочное». И день за днём Соня ловила себя на том, что разговор с сыном — это всегда фон. Слова сквозь дым.
И где-то посреди этой спешки был Лёва. Десять лет. Тихий, домашний, немного застенчивый. Он не ломал игрушки, не устраивал истерик. Он был из тех детей, что не требуют — а ждут. Терпеливо.
Он приходил, когда она работала за ноутбуком:
— Мам…
— Секунду, Лёвушка. Дай мне закончить. Я с тобой. Почти.
«Почти» тянулось часами.
Соня любила его. Больше всего на свете. Но любовь — это не только чувство, это ещё и внимание. А внимания не хватало даже на себя.
Тетрадь с черепахой
Она нашла её случайно. Искала зарядку в комнате сына и заметила под подушкой тонкую тетрадь с черепахой на обложке. Милая, трогательная, будто из другого времени.
Открыла. На первой странице — заголовок:
Список дел на потом. Когда мама освободится.
Соня села прямо на пол. Сердце забилось чаще. Стало холодно в ладонях.
Поиграть в лото, которое лежит в шкафу.
Спросить, как мама выбирала моё имя.
Сделать тосты вместе, как в мультике.
Рассказать, что я боюсь темноты, но не говорю, чтоб не мешать.
Посидеть рядом, ничего не делая. Просто быть.
Нарисовать наш дом, как он будет через 10 лет — вместе.
Спрятаться под одеялом и читать вслух.
Распечатать старые фотографии.
Показать, где у меня болит иногда живот (но только когда тихо).
Сказать, что я её всё равно люблю. Даже когда она говорит «потом».
Соня закрыла глаза. И в голове всплыли сцены: Лёва, стоящий в дверях, Лёва, подходящий и отступающий, Лёва, ждущий.
Такой список невозможно было не услышать. Он кричал — тишиной.
Время вспять
Она не пошла на кухню. Не открыла ноутбук. Просто подошла к дивану, легла рядом с Лёвой. Он спал, обняв подушку, как будто искал что-то мягкое и настоящее.
Она прижалась лбом к его волосам. Вдохнула. Узнаваемый запах детства, молока, книг, карандашей.
Он открыл глаза. Немного испуганно, потом узнал — и улыбнулся.
— Мам?..
— Прости, что так долго.
Он ничего не сказал. Только смотрел. И смотрел.
— У меня там список… — прошептал он.
— Я знаю, — улыбнулась Соня. — Начнём прямо сейчас. С чего хочешь?
Чекбокс любви
Они начали с лото. Он выиграл. Потом проиграл. Потом снова выиграл — но уже не это было важно. Важным было, что мама смеялась. По-настоящему. Не проверяя телефон.
Потом он спросил про имя.
— Я выбрала его, потому что оно было тёплым. Мне казалось, что ты будешь солнечный. И ты — такой и есть.
Они пекли тосты. Сгорели два. Один получился смешной — с дыркой. Они назвали его «только-твой».
Потом — плед, книжка и лампа. Голоса вполголоса. Он дрожал — не от страха, от близости.
Он показал, где у него болит. Она слушала. Без диагноза, без спешки.
Он рассказал, что боится темноты. Она держала его руку. Сказала:
— Я боюсь многого. Но с тобой — нет.
Письмо без конверта
Через несколько дней Соня сама добавила в список:
Учиться слышать тебя. Даже когда ты молчишь.
Убирать слово «потом».
Быть рядом. По-настоящему.
Стать той мамой, которую ты давно заслужил.
Она оставила это на столе. Вечером он нашёл. Прочитал. И подошёл сзади, обнял, не говоря ни слова.
— Мам, — сказал он уже в кровати, — у нас теперь всё получилось?
— У нас теперь всё сейчас, — ответила она. — И это лучше, чем любое «потом».
Навсегда в расписании
Соня не уволилась, не изменила жизнь кардинально. Но теперь у неё в ежедневнике были блоки, помеченные жёлтым маркером: время с Лёвой. И это были священные часы.
Они не всегда делали что-то особенное. Иногда просто смотрели в потолок. Или ели яблоки. Или обсуждали, почему у чайников нос бывает кривой.
Но в этих часах было главное: внимание. Полное. Ничем не занятое.
И в тетради с черепахой появлялись новые строчки. Не «на потом». А «уже сделали».