Прошло несколько месяцев. В один из дней Нигяр, покормив малышку, положила её в кроватку. С умилением женщина наблюдала, как крошка продолжает причмокивать пухлыми губками во сне. Недавно Эсманур исполнилось полгодика, она уже могла самостоятельно сидеть и потешно смеяться. Волосики у неё отросли и стали завиваться на концах, черные пышные ресницы обрамляли выразительные агатовые глаза. Всё это делало ребёнка столь милым, что невозможно было оторвать глаз. Девочку полюбили все, и Джанфеда, и слуги только и искали предлог, чтобы побыть рядом с ней.
Ибрагим-паша уже неоднократно приезжал к дочери, и каждый раз удивлялся, как быстро она растёт. Он любил с ней играть, а когда осторожно поднимал её вверх на вытянутых руках, то смеялся не меньше девочки, и неизвестно, кто из них в эту минуту был более доволен. Малышка Эсманур привыкла к отцу и при виде его тянула к нему свои пухленькие ручки, чем приводила Ибрагима в восторг.
Приятные мысли Нигяр прервал странный крик Джанфеды-хатун, которым женщина позвала её. Это был то ли всхлип, то ли вздох. С нехорошим предчувствием Нигяр выглянула в окно и замерла от ужаса. На траве, перед самым крыльцом, лежала распластанная Джанфеда-хатун, а на её одежде в области живота расплывалось алое пятно.
В ту же минуту дверь покоев с грохотом распахнулась, и на пороге появился мужчина в чёрной маске на лице. Свирепыми глазами он обвёл комнату и остановил взгляд на люльке с младенцем. Скованная ужасом Нигяр, каким-то чутьём разгадав намерения разбойника, кинулась к кроватке и закрыла её спиной. Бандит подскочил и с силой толкнул женщину в сторону, пытаясь схватить ребёнка. Нигяр одним прыжком оказалась рядом с нападавшим и ухватилась зубами за его руку. Тот взвыл от боли и, повернувшись, ударил Нигяр по лицу. Падая, женщина обеими руками уцепилась за маску на его лице и сорвала её. Из-под маски на неё смотрело лицо Али-аги, старшего слуги Хатидже-султан. В замешательстве ага выхватил кинжал и несколько раз ударил им Нигяр. Теряя сознание, женщина успела прошептать:”Так вот чей это запах…терпкие благовония…”.
Всё произошло столь стремительно, что никто не сумел оказать сопротивления нападавшему. Выскочивший из конюшни на крик служанок конюх увидел лишь спину удалявшегося на лошади бандита. Стоявший у ворот Идрис-ага тоже был ранен и лежал без сознания. По двору метались и другие работники, соображая, что случилось. Над Джанфедой и Нигяр склонились лекари.
Пришедший в сознание Идрис-ага, шатаясь, направился к конюшне, оставляя позади себя след из капель крови.
- Подожди, Идрис-ага, дай, хоть перебинтую тебя, иначе пропадёшь от потери крови, - кричал на ходу догоняющий его конюх. Здравый смысл позволил Идрису остановиться и оказать ему помощь. Затем он с трудом вскочил на коня и помчался в столицу, к Ибрагиму-паше.
Али-ага стоял, склонивши голову перед Хатидже-султан.
- Я выполнил Ваш приказ, госпожа. Нигяр-хатун мертва, а ребёнок…
- Я не хочу ничего о нём слышать, - грубо прервала слугу султанша. – Достаточно того, что мы оставили его в живых. Ты же не убил дитя?
- Нет, госпожа, поплутав по окрестностям, положил во дворе какой-то лачуги.
- Хорошо. Пусть сама судьба решит, как поступить с этим плодом греха. Никто не узнал тебя, ага? Что это у тебя с рукой? – встревоженно спросила Хатидже.
- Нет, султанша, никто даже и не успел понять, в чём дело, не то что увидеть меня. А рука… Это Нигяр, защищая ребёнка, ухватилась зубами, как волчица, даже след кровавый остался. – Али-ага противно осклабился.
- Держи обещанную награду, - презрительно произнесла госпожа и бросила слуге увесистый мешочек с золотом.
Довольный Али-ага низко поклонился и вышел.
“Ну вот и всё, ты нигде не смогла укрыться от меня, Нигяр, подлая рабыня, ” - подумала Хатидже, сверкая нездоровым блеском в глазах, и суетливо стала ходить по комнате, потирая руки, как будто они замёрзли.
Как только примчавшийся Идрис-ага сообщил Ибрагиму о случившемся в поместье, паша сразу собрался в путь.
Доложив султану о необходимости проверить, как идут дела на верфях, и получив одобрение, Ибрагим помчался в поместье в Бейкозе. Он и сам не заметил, как оказался у ворот усадьбы. Соскочив с лошади, бегом направился к дому. Везде толпился народ. Пожилой мужчина, служитель усадьбы, поклонился паше и стал причитать:
- Какое несчастье, бей, какое несчастье, за что Аллах послал нам такое испытание, - поднимал он глаза к небу.
- Разойдитесь все, - приказным тоном сказал Ибрагим и попросил подойти лекарей. – Скажите, как состояние женщин, они живы?
- Живы-то живы, эфенди, да только раны их столь обширны и крови они потеряли столько, что мы не в силах дать обнадёживающий прогноз. Мы сделали всё возможное, теперь одна надежда на Аллаха, иншалла, он поможет! Аминь! – ответила за всех Гюлизар-хатун.
- Всего ли у вас в достатке, говорите, что нужно, - скомандовал Ибрагим.
- Все необходимые средства и лекарства у нас есть, но очень уж серьёзные раны, бей, - слёзно промолвила лекарша.
Ибрагим хотел войти внутрь дома, но навстречу ему выскочила рыдающая няня малышки. Она упала на колени и начала говорить. Рыдания прерывали слова, и паша еле уловил смысл сказанного:
- Эфенди, какое горе, за что же такое…эфенди, девочку нашу, куколку ненаглядную….принцессу нашу…- не могла закончить служанка.
- Что? – осипшим голосом проговорил застывший на месте паша. – Говори, - крикнул он, со всей силы тряхнув за плечи служанку.
- Украли, бей, её украли, - заливалась слезами женщина.
Услышав эти слова, Ибрагим, шатаясь, вошёл в дом.
Лишь одна мысль пульсировала в его мозгу:”Зачем разбойникам понадобилось похищать мою дочь?”
И Джанфеда-хатун, и Нигяр лежали перебинтованные, словно мумии, их лица были настолько бледны и безжизненны, что даже повидавший в бою немало раненых воинов Ибрагим поёжился.
Сердце его сжалось от тоски, когда взгляд упал на пустую кроватку дочери.
Он резко отвернулся и стал осматривать покои Нигяр. Открыв внутренний шкафчик, он нашёл там сундучки с драгоценностями и ценными бумагами. Сундучки были полны. В шкатулке красовалась подаренная им брошь. “Значит, нападение произошло не с целью ограбления, а кто-то целенаправленно шёл за его дочерью, – размышлял Ибрагим-паша. – Если ребёнка похитили с целью выкупа, почему не позарились на драгоценности Нигяр? Даже если кто-то узнал, что девочка является дочерью великого визиря и решил сорвать большой куш, он всё равно забрал бы золото и украшения, одна брошь стоит целое состояние, этого вор не мог не заметить. Но был ли это вор? Если нет, то кто? Зачем ему моя дочь?” – вновь и вновь возвращался к одному и тому же вопросу Ибрагим и не находил ответа.
Вернувшись в Топкапы, он велел своим верным людям тайно приступить к поискам девочки. Стражники прочесали лес от Бейкоза до Стамбула, заглядывали в крытые повозки, облазили трюмы всех кораблей, готовящихся к отплытию, прислушивались, приглядывались, подкупали ушлых торговок, но малышку не нашли.
После месяца поисков Ибрагим отчаялся найти дочь и, чтобы отвлечься от терзающих душу дум, с головой ушёл в работу. Он встречался с послами, ездил на верфи, собирал советы Диванов, разрабатывал схему водоснабжения Манисы, готовил чертежи новых кораблей. Даже Сулейман как-то заметил ему, что рад такому рвению великого визиря, но не обделяет ли он своим вниманием семью?
- Повелитель, в первую очередь я служу Вам и Османскому государству. Как великий визирь, я в ответе за покой и благополучие Вас и Ваших подданных. Будете счастливы Вы – буду счастлив я и моя семья, - ответил на это находчивый Ибрагим. Султан одобрительно похлопал его по плечу и не задавал более подобных вопросов.