Максим стоял в прихожей перед зеркалом и репетировал серьёзный разговор с женой. Рядом с ним стоял его двадцатипятилетний сын Серафим, который внимательно следил за отцом.
Когда что-то Серафиму не нравилось, он поправлял отца и советовал ему, как лучше, как правильнее всё сделать. Серафим считал, что имеет на это право. Потому что собирался в будущем учиться или на режиссёра, или на драматурга. Он ещё окончательно не определился с этим. А сейчас, на правах человека, планирующего связать своё будущее с театром, он просто помогал отцу правильно сыграть свою роль.
— Давай, папа, ещё раз, — устало сказал Серафим. — Только соберись. Два часа уже работаем, а толку ноль.
Максим прокашлялся, прежде чем снова начать. Было видно, что он уже очень сильно устал. Репетиция отняла у него много сил.
— Женитьба на тебе, Ксения, самая большая моя ошибка, — сказал Максим. — В молодости я много совершал ошибок, Ксения, но эта ошибка...
— Стоп! — сердито сказал Серафим. — Так не пойдёт, папа.
— А что в этот раз не так, сынок? — испуганно спросил Максим.
— Не надо говорить про свои какие-то ошибки молодости. Я вообще не понимаю, с чего вдруг тебя понесло говорить ещё и об этих своих ошибках?
— Так ведь совершал, — оправдывался Максим.
— И что? Говорить-то об этом зачем? Тем более маме. Она и без того сейчас о тебе не очень хорошего мнения, а тут ты ещё со своими ошибками.
— Так ведь по молодости, сынок. С кем не бывает.
— А я тебе ещё раз повторяю, папа. Не надо!
— Я только с тем, чтобы моя речь ярче была. Убедительнее чтобы звучала.
— Не надо ярче, папа. Не надо убедительнее. Всё должно быть просто и ясно. Тогда только она тебе поверит. Понял?
— Понял, — уверенно ответил Максим.
— Запомни, папа, ты — святой, а она виновата перед тобой во всём. Это у неё ошибки, у неё. Понял? А ты — мученик. У тебя не может быть никаких ошибок.
— Да как же это, сынок? — испуганно сказал Максим. — Я и вдруг святой. После всего случившегося? Думаю, что при открывшихся обстоятельствах такое точно не прокатит.
— А я тебе говорю, прокатит, — ответил Серафим.
— Она не поверит, сынок, — настаивал на своём Максим.
— Я тебе говорю, что поверит, папа, — злился и чуть ли не кричал в ответ Серафим. — Потому что она хочет в это поверить. Она мечтает в это поверить. То, что она тебя застукала с этой девицей, думаешь, она сама не жалеет о том, что увидела? Ещё как жалеет. И, наверное, мечтает, чтобы всё оставалось, как прежде, когда она ничего не знала, и вы оба были счастливы. А теперь, конечно! Ей надо что-то делать. А она не знает, что. И поэтому чувствует себя виноватой. А может, даже и грешницей. Да, папа, да! Грешницей. Ей так легче. Ей лучше признать себя виновной, чем тебя, и всё на этом закончить. Понимаешь? А главное, папа, что в любых семейных проблемах виноваты всегда двое. Так что, ты напрасно считаешь её такой уж невиновной. Ещё неизвестно, кто больше из вас виноват. Поэтому мой тебе совет, папа, считай себя правым, считай себя святым. И всё будет хорошо. Понял?
— Понял, сынок, — грустно ответил Максим. — Какой же ты у меня всё-таки талантливый. Я верю, что когда-нибудь и ты обязательно станешь выдающимся режиссёром или драматургом. Мне бы только дожить до этого. Чтобы собственными глазами увидеть, как...
— Не отвлекайся, папа, — раздражённо сказал Серафим. — Скоро мама с работы придёт. А у нас ещё конь не валялся. Ведь, если ты не сможешь всё правильно сказать, она, наверное, выгонит тебя из дома. В этом можешь не сомневаться. А когда не станет тебя, она примется за меня. И тогда о карьере режиссёра или драматурга мне можно будет забыть. Она, наверное, заставит меня пойти работать простым рабочим на какой-нибудь завод. Или придумает ещё чего похуже.
— Чего же может быть ещё хуже, сынок, чем на заводе? — жалостливо сказал Максим.
— Мама придумает, — ответил Серафим. — Не сомневайся.
— Ой, — вздохнул Максим, — грехи наши тяжкие. За них расплачиваемся.
— Соберись, папа, — сказал Серафим. — Давай ещё раз. Ты — святой. Она во всём сама виновата. Думай только об этом. Тогда у нас... Тьфу, тьфу, тьфу, может быть, появится шанс. От тебя многое зависит, папа. Помни об этом! Если не хочешь жить на зарплату преподавателя в институте.
Двадцать шесть лет назад Ксения вышла замуж за Максима.
А через год у них родился сынок Серафим. И всё у них было хорошо. Но год назад Максим почувствовал, что он уже не участник праздника жизни. А так, сторонний наблюдатель. На этот праздник приглашены все, кроме него. А более всего Максима огорчал тот факт, что среди приглашённых на этот праздник жизни много молодых и красивых женщин.
«А меня почему-то не пригласили, — грустно думал Максим. — Про меня совсем забыли. А я ведь ещё не старый. Мне всего 45».
И тогда Максиму показалось, что жизнь по отношению к нему более чем несправедлива.
«Я не чувствую радости от своей жизни, — подумал Максим. — Тогда как вокруг меня столько всего нового, неизведанного, интересного, волнующего. Но всё это проходит мимо меня. Как будто я уже и не человек. Как будто я не достоин того прекрасного и волнующего, что меня окружает. А для кого тогда скажите всё это? Почему кому-то можно, а мне нет?»
Вот тогда Максим и решил, что ничего не будет страшного в том, если и он станет частью того большого карнавала жизни, на который позвали всех, кроме него.
«И ведь непонятно, за что страдаю? — думал тогда Максим. — Мне всего 45, а я себя превратил в отшельника какого-то. Затворником стал. Ради чего? Я ведь, если и приобщусь к этому, то не для того, чтобы уйти из семьи, нет. Я уважаю свою жену. Сына боготворю. А только чтобы жизнь свою хоть чуточку украсить и несколько взбодриться».
Ну вот и взбодрился Максим. Радостно примеряя то одну, то другую маску, он окунулся в праздничный карнавал жизни с головой. И целый год ему всё сходило с рук. Он был в эпицентре счастливой жизни, а жена этого не замечала.
А вчера утром Ксения неожиданно приехала на дачу. Где её никто не ждал. И там она увидела то, что увидеть не должна была.
Максим, от неожиданности, даже не знал, что сказать. Он только молча открывал и закрывал рот. И жестами пытался объяснить, что вот это всё, что Ксения видит, это не то, что она думает. Но жена, скорее всего, его не поняла.
— Сейчас я уезжаю, Максим, — сказала Ксения. — А завтра вечером... дома... мы с тобой поговорим... о нашем будущем.
Максим тут же поехал домой и всё рассказал сыну.
— Папа, ты понимаешь, что обоих нас подставил! — кричал Серафим на отца.
— Всё понимаю, сынок, — покорно отвечал Максим. — Что делать? Скажи. Научи, как быть.
— Какого лешего ты попёрся на дачу, зная, что по пятницам мама всегда туда приезжает? — недоумевал Серафим. — Ещё и студентку свою туда притащил.
— Бес попутал, — ответил Максим. — Не соображал, что делаю.
— Я ведь чуть ли не молился на тебя, папа, — сказал Серафим. — Я ведь пример с тебя брал. Считал, что вот мне-то повезло с отцом. И жить умеет весело, и маму при этом не огорчает. А ты?
— Что я могу сказать в своё оправдание, сынок, — жалобно скулил в ответ Максим. — Виноват!
— Ты пойми, отец, мама терпит моё безделье только благодаря тому, что ты постоянно за меня заступаешься, — продолжал Серафим. — Я уже семь лет поступаю в какой-нибудь театральный институт и всё никак поступить не могу.
— Интриги, сынок, — Максим решил утешить сына. — Гениям всегда непросто. Все великие драматурги и режиссёры к своей славе через тернии шли и...
— Да плевать мне на то, как шли к своей славе другие, папа, — Серафиму было сейчас не до того, чтобы выслушивать успокоительные речи отца. — Речь не о других, а о нас с тобой. Я сижу на шее матери, папа. Я! И сижу неплохо. И готов так всю жизнь просидеть. Потому что мне всё сходит с рук только благодаря тебе. А не будет тебя? Как я жить-то стану? Как ты жить будешь, если она тебя выгонит? На зарплату преподавателя? А она тебя обязательно выгонит.
— Ты страшные вещи говоришь, сынок, — испуганно прошептал Максим. — Я ведь тоже, можно сказать, на её шее сижу. Мы оба сидим. У меня зарплата-то всего ничего, и той даже мне одному не хватает. На одну мою машину вон сколько уходит. А рестораны, кафе, подарки студенткам. Всё за счёт твоей мамы. Я и так стараюсь на всём экономить. А если она меня выгонит, то всё. Мне конец. Хватит только на съём квартиры на окраине Москвы и на поесть. Праздник жизни для меня закончится тогда. Что делать, сынок, научи. Ты ведь тоже заинтересован, чтобы меня не выгоняли. Придумай что-нибудь. А я и дальше буду за тебя заступаться. Ты сможешь и дальше балду гонять, пудря маме мозги своим великим будущим на поприще театра или кино.
Вот Серафим и придумал, что отцу следует серьёзно поговорить с мамой и убедить её в том, что она сама во всём виновата.
Ксения вошла в квартиру, когда шёл уже четвёртый час репетиции.
— Так! Вы оба здесь, — сказала Ксения. — Очень хорошо.
Серафим толкнул отца в бок.
— Начинай, — шепотом сказал Серафим.
Максим сделал шаг вперёд и начал.
— Ксения! — торжественно произнёс Максим.
— Да, Максим! — не менее торжественно ответила Ксения.
— Поскольку ты сама во всём виновата, я требую, чтобы ты всё осознала, попросила прощения и, может быть, я тебя прощу, — сказал Максим и посмотрел на сына.
Серафим многозначительно закрыл и открыл глаза, показывая тем самым, что всё идёт, как надо. Ободрённый этим, Максим продолжил.
— Какое право ты имела вот так неожиданно, без предупреждения приезжать на дачу, Ксения? — спросил Максим. — Неужели ты не понимаешь, что так нельзя, что это вмешательство в мою личную жизнь? Неужели не понимала?
Ксения понимающе кивнула головой и посмотрела на сына.
— Ты, сынок, наверное, полностью согласен со своим папой? Да? — спросила она.
— Видишь ли в чём дело, мама, — ответил Серафим, — взаимопонимание и гармония в семье — это обязательная забота каждого члена семьи.
Серафим говорил минут пятнадцать о том, что такое счастливая семья и каким именно он видит счастливое будущее своё и своих родителей.
— Короче, — сказала Ксения, когда Серафим завершил своё выступление. — Ты согласен с отцом? Да?
— Да! — восторженно признался Серафим. — Более того. Я считаю, что отец прав, а ты, мама, не права. Потому что заставляешь его оправдываться. Зная его слабохарактерность. А я всегда на стороне слабых. Вы сами меня этому учили. И я не позволю тебе выкинуть папу из своей жизни, как ненужную вещь. Не позволю!
После этого слово снова взял Максим. Он поблагодарил сына за поддержку и в течение десяти минут сообщил Ксении всё о своей святости и стремлении прощать людям их ошибки. А в завершение он сообщил Ксении, что и прощает её, и нисколько не сердится за её некрасивый поступок.
— Теперь, мама, — сказал Серафим, — когда всё сказано, мы с папой хотели бы услышать, что скажешь ты в своё оправдание. Ты ведь понимаешь, что выгнать папу тебе не удастся. Я этого не позволю. Как не позволил бы выгнать и тебя, если бы и с тобой такое случилось, мама, и ты бы споткнулась на жизненном пути.
— Спасибо, сынок, — сказала Ксения. — Ты — добрый мальчик.
— Дело — не в доброте, а в том, что эта квартира принадлежит вам обоим. Отсюда и все вытекающие последствия. Так что, мама, лучше смирись. Прими жизнь такой, какая она есть. Со всеми её радостями и печалями. И помни, что без отца мне жизнь не мила. Я просто не могу без него жить. Где он, там и я.
— Спасибо, сынок, — сказал Максим.
— Я тебя поняла, Серафим, — сказала Ксения. — И я согласна принять жизнь такой, какая она есть. И поэтому я, конечно же, не стану выгонять твоего папу из его дома. Поскольку прав таких не имею.
— Ты умница, Ксения, — поспешил сказать Максим, — я всегда знал, что здравомыслие не покидает тебя даже в такие психологически трудные минуты.
— Да, — согласилась Ксения. — Здравомыслие всегда со мной.— И поэтому я ухожу сама.
— Как уходишь? — в один голос воскликнули отец и сын. Этого они не ожидали.
— Мы разводимся с тобой, Максим, — ответила Ксения. — Эту квартиру мы продаём. Деньги делим поровну на троих. А дальше, ребята, каждый живёт, как может.
— А как же я? — спросил Серафим. — Что со мной будет, мама, ты подумала? Ну, ладно отец, он действительно провинился. Но я-то! Я чем виноват? За что ты меня-то наказываешь?
— Ты, Серафим, ни в чём не виноват. И я тебя не виню. Но ты сам говорил, что не можешь жить без папы. Я правильно поняла?
— Правильно, но...
— Ну вот и живи с папой. Я не стану тебе мешать. На деньги, которые вы оба получите после продажи этой квартиры и дачи, можно купить двушку где-нибудь на окраине города. Я счастлива, Серафим, что вырастила такого заботливого сына. Теперь я спокойна и за тебя, и за своего теперь уже бывшего мужа. Совесть меня не будет мучить, что с ним что-то случится, а рядом никого нет. Потому что ты, сынок, будешь всегда рядом с отцом. Я это уже поняла. / Михаил Лекс / 26.09.2022 / Понравилось? Буду благодарен за лайк, комментарий и подписку на новые истории.