Сказки – волшебные прекрасные истории, которые так завораживали Ее в детстве. Это истории о непобедимом добре, о могучей силе любви и незыблемой вере в торжество справедливости, о заколдованных принцессах и принцах, бродягах, разбойниках, бедняках и богатых, ищущих свое счастье или получающих по заслугам в веренице чудесных событий. И, конечно, Ей хотелось верить, что и реальная жизнь будет похожа на сказку: полна приключений, волшебства и, обязательно, со счастливым концом.
Так из маленькой девочки, верящей в чудеса, выросла наивная девушка, надеющаяся, что однажды на ее пути встретится Тот самый. И она обязательно узнает его, даже если это будет лохматый зверь, или зеленый лягушонок, или грубоватый тролль. Ведь он обязательно превратится в прекрасного принца, если ему подарить поцелуй любви.
И только жизнь расставляет все по своим местам. Потому что рычащих зверей, противных лягушат и недалеких троллей на жизненном пути Она встречала. Но ни один из них так и не превратился в прекрасного принца.
Однажды, когда сердце было разбито и все мечты рассыпались в прах, Она решила для себя, что больше никогда и никому не будет дарить свой поцелуй. Она знала, что время излечит ее душу, и зародятся новые мечты и стремления. Но ей совершенно не хотелось, чтобы они были связаны с очередным псевдо-принцем. Она просто начала жить для себя и так, как хотелось ей.
Нет, Она не впала в детство, превратившись в неадекватное и капризное существо. Нет, Она просто перестала страдать из-за всякой ерунды, переживать по пустякам и зацикливаться на чем-то или ком-то одном.
И у нее все получилось. И Она даже почувствовала себя счастливой и радовалась, что больше ее счастье не зависит от сомнительных типов и чувств к ним. Но порой в эйфории счастья стирается граница дозволенного. Это может быть всего лишь миг, когда позволяешь себе что-то, чего нельзя. Но и за этот миг можно наломать дров...
В ее окружении был человек. Не близкий знакомый и не старый друг, скорее просто человек, с которым Она часто сталкивалась в повседневных делах. В силу частого общения она со временем стала подмечать, что невзрачный и угрюмый знакомый не так уж и угрюм, как казалось при первом знакомстве. Он, правда, был не очень разговорчив, скорее наоборот, он больше любил покой и тишину, сосредоточенную обстановку, а не тот шум и гам, что устраивала она. Но он был не глуп и часто давал дельные советы. Правда, порой их приходилось вытягивать из него. А иногда, наоборот, он сам был рад поболтать и даже шутил. В общем, это был не злой гном и не веселый эльф, а замкнутый, ершистый и колючий Еж. Еж достаточно взрослый, зрелый, знающий себе цену, с устоявшимися понятиями и жизненными позициями и оттого еще более грозно фыркающий при попытках эти жизненные позиции оспорить.
А ей почему-то казалось, что они похожи. Она ведь тоже была...ежиком. Только она была юным ежиком с еще мягкими колючками, которые Она стеснялась и больше прятала, маскируя под мягкую шерстку. Никто ведь не захочет тебя приласкать, узнав, что ты еж. А Она была ежиком, верившим в чудеса и ищущим счастья, и совсем не любящим постоянно щетиниться и сворачиваться в клубок. Могла, однако, похвастаться острыми зубками, служившими неплохой защитой. грозное оружие – колючки – в ход шло лишь при явной опасности. И то пользовалась Она им еще несмело, боясь сильно поранить. А Он – нет – Он был абсолютно явный Еж. Колючки свои, твердые и острые, никуда не прятал, а выставлял на всеобщее обозрение и гордился ими чрезвычайно.
И обнаружив эту странную похожесть, Она подумала: «А ведь ежи бывают премилыми созданиями.» И ей страсть как захотелось узнать, что прячет он под своими колючками. А любопытство – страшно опасная штука.
Началась игра. В ход пошел весь арсенал знаний и умений, который был у нее. Но и Еж был не прост. Он легко отбивался и легко ее переигрывал, чем еще больше злил и дразнил ее. Было наивно предполагать, что Он ни с того ни с сего впустить в свою закрытую жизнь какую-то «поднаглевшую любопытную особу».
Между ними была стена.
Но сдаваться так сразу она не собиралась – не в ее это принципах. Если есть стена, то ее можно пробить, только нужны более тяжелые инструменты. И чтобы там не говорили феминистки, и как бы не упирались мужчины, но самый верный и надежный инструмент для женщины, пусть даже и ежа – это ее красота. И она решила заострить его внимание на своей. Ей было нужно, чтобы он начал реагировать на нее, как мужчина. И она начала флиртовать с ним, стараясь приблизиться к нему все ближе.
И здесь ее ждало фиаско. Он отвечал на флирт. Он даже подыгрывал ей, но не больше. А потом он стал избегать ее, чтобы флирт не перешел во что-то большее.
Именно в этот момент надо было остановится. Оставить в покое человека, Ежа, который только этого и хотел. В его жизни все было уже сложено и сложено так, как надо ему. Флиртующая с ним молодая девушка, безусловно, радовала его глаз и тешила самолюбие, но Он не воспринимал ее всерьез. Совсем.
Здесь должна была стоять большая точка. Так должна была закончится история о Еже, которого никто не заколдовывал и которого не надо было спасать. Он был такой. Реально такой, без всякой магии и волшебства. Закрытый со всех сторон, не любящий перемен, жесткий в общении, не терпящий посягательств на территорию своего личного пространства. Он не был уродливым, но совершенно не стремился быть хотя бы мало-мальски привлекательным человеком. Он ходил в одном и том же спортивном костюме, снашивая его до дыр, ездил на стареньких жигулях, и на все вопросы и просьбы всегда отвечал «Нет». Он был грубоват , резковат и диковат. А в отношении женщин – далек от образа галантного и обходительного кавалера. Ко всему прочему он был несвободен в личном плане и совершенно не собирался что-либо менять в своей жизни. Об этом говорило все его естество, его внешний вид, его поведение.
Что нужно было еще ей узнать? Какие тайны раскрыть? Он не был жертвой злых чар, он не нуждался в ее сочувствии, ее помощи, ее присутствии. Ее поцелуи не могли его расколдовать – превратить в кого-то другого. Игра должна была закончится. Но что-то пошло не так.
Она могла не видеть его целый день, а иногда и дольше, и даже не вспоминать о нем. Но стоило ему замаячить на горизонте, как что-то щелкало внутри, и ее начинало тянуть к нему. Ей нравилось слушать его голос и улавливать в нотках оттенки его настроения. Ей было приятно, находится с ним рядом. Когда она прикасалась к нему, слабые разрядики начинали покалывать пальцы. Откуда они брались – непонятно. Но находясь рядом с ним, она чувствовала, что ей становится тепло и спокойно. И несмотря на его колючки и суровый вид, она научилась подходить к нему близко-близко. Так близко, что слышала как бьется его сердце.
Он уже не отталкивал ее и сам флиртовал напропалую. Его руки уже перестали стеснятся, губы перестали сжиматься при поцелуе. Это уже был не флирт. Они оба переступили какую-то невидимую черту, отделявшую игру от реальности.
И тут, ее как водой холодной окатило, она вдруг осознала, что заигралась, что напропалую флиртует, обнимается и целуется с тем, кто совершенно ей не подходит. Да, он умен и не лишен чувства юмора. Да, он каким-то неимоверным способом влияет на нее, заставляя чаще биться сердце. Тепло его тела, запах, голос успокаивают, и одновременно она теряет контроль над самой собой, превращаясь в совершенно другую себя. Но Он, как был «за стеной», так и остался. Он, как был несвободен, так и остался. Он, как был упрям, недоверчив и резковат, так и остался. Он лишь позволил чуть-чуть нарушить свое личное физическое пространство и «распустил» руки в отношении нее. Но их жизни, как были параллельны, так и остались таковыми.
И ей стало больно и мерзко, от ощущения того в какую трясину безнадежности ее затянуло. А еще стало грустно от того, что сама себя загнала в столь нелепую ловушку.
Все прекратить, сбежать , забыться – вот, что ей хотелось. Но в случае с ними, совсем убежать не получалось. Лишь на короткое время удалось ей вырваться. А перед этим она сделала попытку поговорить с ним. Она ждала разговора с другом, но вместо этого, всегда адекватный и спокойный Еж, вдруг взбесился, озверел, обидел и сбежал.
Она знала, что время все сотрет. Нужно было время без него, чтобы забыть, остыть, набраться сил. Она была твердо уверена, что справится.
Когда они увиделись вновь, Она старалась держать себя в руках. Она все так же реагировала на его появление, на звук его голоса, но твердо убедила себя, что ей это больше неинтересно. Он ей больше не интересен со всеми своими заморочками и своей непробиваемой стеной из острых жестких колючек.
Он был несправимый Еж. А ей с ее собственными колючками, с ее собственными проблемами нужен был кто-то другой: мягче, нежнее, открытее. Она так устала обороняться от нападок, доказывать то, что было очевидно, притворятся, что ей все равно, а потом тихо плакать, уткнувшись в подушку. И ей была нужна ни жалость и ни сочувствие, ей была нужна любовь, которую Он дать не мог. Однако почему-то не отпускал. Не держал, не звал за собой, но не отпускал. Отталкивал раз от разу, когда, поддавшись на очередной эмоциональный порыв, она вновь льнула к нему, забыв на миг, что он не тот.
...
«Почему, когда он обнимает, подкашиваются ноги? Почему, когда он целует, кружится голова? Почему, когда ты уже совсем взрослый и знаешь, что сказки с расколдованными принцами остались в безоблачном детстве, что со временем эмоции сходят на нет, перестает вырабатываться электричество, и мурашки перестают бегать по коже, что все чувства – это игра нашего воображения, а непреодолимая тяга – по большей мере, сексуальное притяжение... ты все равно ловишь его взгляд, вслушиваешься в его голос, пытаешься коснуться? А потом ругаешь себя... Ведь Еж так и будет Ежом. Он незаколдованный.»
