В начале XX века в России начали строиться музеи, доступные для рядовых граждан. Однако масса предметов искусства мирового значения всё так же находилась в частных собраниях имперских аристократов и членов правящей династии. Они были доступны очень ограниченному кругу лиц. Февральская революция первые поставит вопрос о национализации и создании государственных музеев из дворцов и зданий свергнутой династии, но доведут дело до конца только большевики.
Дворцы — народу
Создание культурной индустрии Советской России начиналось с экспроприаций и национализаций. В этом деле новая власть следовала за старой. Первыми, кто поставил вопрос о том, что дворцы павшей династии и членов бывшего императорского дома должны отойти государству, стали чиновники Временного правительства.
Но дело шло как-то не очень шустро. Например, в Гатчине сложилась целая сеть контрабандистов, которые вывозили ценности из царских дворцов. Остановить их не было никакой возможности, так как бардак на фронтах Первой мировой сопровождался не меньшим, если не большим, бардаком в тылу.
Наконец, в мае 1917 года Временное правительство издало приказ, по которому в дворцовых ансамблях Петергофа, Гатчины и Царского села образовывались художественно-исторические комиссии. Их задачей было провести детальную опись коллекций, отобрать то, что представляет ценность и опечатать их. На всякий случай, так как времена были лихие, а Советы власти не контролировали от слова «совсем». Поэтому в окружении того же Керенского постоянно всплывали дерзкие идеи вида «а не заработать ли нам от продажи художественных ценностей за рубеж?».
При этом какая-то часть дворцовых ценностей была успешно опечатана и даже отправлена в Москву. Что там с ними стало, не очень ясно. Есть полуконспирологические версии, что их потом использовали противники большевиков, финансируя свою деятельность. Однако большая часть осталась во дворцах бывших императоров и их родственников, дождавшись новой власти.
Большевики поначалу даже не покушались на состав комиссий, а также на тех, кто управлял дворцовым имуществом. Заведовал всем этим хозяйством граф Валентин Зубов, которого на пост управляющего дворцовым хозяйством в Гатчине назначил нарком просвещения Анатолий Луначарский.
Всё это шло в русле новой культурной политики большевиков. Сразу же после свержения Временного правительства 10 ноября Военно-революционный комитет объявил все имперские дворцы «неотъемлемой собственностью русского народа». 12 ноября Луначарский объявил Зимний дворец государственным музеем, а 18 ноября выпустил распоряжение об образовании во всех зданиях, принадлежащих павшей династии историко-художественных комиссий для описи и протоколирования предметов искусства.
Искусство — в массы
Достаточно быстро новый глава культурного и образовательного ведомства пришел к мысли, что надо бы процесс упорядочить. Так что уже в начале 1918 года Наркомпрос сосредоточил в своих руках процесс национализации и реквизиций художественного имущества.
К тому моменту оно было поставлено на широкую основу. Большевики, придя к власти, начали быстро упорядочивать взрывной хаос революции. Идеи подсказывала бурная практика. Попытки военных переворотов, например, со стороны Алексея Каледина и бунты, которые организовал Борис Савинков от лица Союза защиты Родины и Свободы, дали достаточно поводов, чтобы лишить противников новой власти каких-либо материальных ресурсов. А сопротивление со стороны банковских служащих, которые в 1917—1918 годах упорно не желали подчиняться новой системе организации финансов, привело к жесточайшему регулированию торговли любыми драгоценностями.
Частично это перекрывалось с проблемами вывоза и продажей за рубеж культурных ценностей. Получалось, что вывезти то же яйцо Фаберже частному лицу нельзя, потому что есть ограничение — стоимость изделия не может превышать 50 рублей. К весне 1918 года были введены ограничения на вес изделий, качество драгоценных металлов, которые они содержали, размеры и их количество, которое вообще можно было вывезти за рубеж. Для централизации деятельности в конечном счете 3 февраля 1920 года был создан Гохран СССР.
Но наиболее значимые с исторической, научной и художественной ценности предметы искусства передавались в быстро учреждаемые государственные музеи. Какая-то часть из них представляла бывшие дворцы императоров, но многие коллекции были реквизированы у частных музеев и собраний. Судьба у них была весьма своеобразной.
Например, частный Музей промышленности и искусства в городе Иваново был создан купцом и фабрикантом Дмитрием Бурылиным. В его составе были ценнейшие предметы искусства Древнего Египта, включая саркофаг XXVI (Саисской) династии, который купец то ли купил, то ли как-то сумел полуподпольным образом вывести из Египта, мумия и даже зерна пшеницы из какой-то пирамиды. После революции музей быстро стал государственным, а Бурылина по личному требованию известного красного командарма Михаила Фрунзе назначили хранителем и экскурсоводом в музее.
Примеров, когда владельцы частных музеев становились их хранителями, в советское время было много. Новая власть объективно испытывала кадровой голод для той культурной революции, которую собиралась проводить. Так что в ход шли все, кто готов был на неё работать.
Частенько старые владельцы сами отдавали ключи от своих зданий новой власти. Так было с графом Петром Шереметьевым, который лично передал на баланс Наркомпроса свои здания, включая дворец «Фонтанный дом». Причина была во многом банальной: у владельца не было возможностей сохранить неприкосновенность художественно-культурных ценностей, находящихся во дворцах. А между февралем и октябрем 1917 года масса зданий имперских аристократов было попросту ограблена. Ценности поступали на черный рынок, после чего вывозились из страны, например, через Скандинавию.
Новая власть с мародерами особо не церемонилась. Тот же смотритель Гатчинского дворца Зубов уже через неделю после революции получил вооруженный отряд из четырех человек, который охранял опечатанные ценности. Как говорится, чтобы передать искусство народу — его для него надо бы сохранить, в частности, от криминальных элементов и спекулянтов из среды этого самого народа.
Здания бывшего аристократа Шереметьева вместе со зданиями династии Строгоновых, были оформлены как музеи 31 июля 1918 года декретом Совнаркома Северной Коммуны. Причем Строгановский дворец был сразу же переоформлен в государственный музей. Впрочем, это не уберегло их от попыток грабежа. Строгановский дворец вообще ограбили по газетной наводке 14 февраля 1920 года. Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов дало слишком подробное описание ценностей нового музея, который открывался для советских граждан. Вот воры и решили — чего тянуть время, надо хватать «хабар», пока посетители не появились. Так из музея исчезли пара аметистовых ваз и другая мелочевка, которые потом сгинули на черном рынке Советской России.
Спасти Боттичелли
Импульсом, который заставил советское правительство запретить продажу любых предметов искусства за рубеж, а потом ввести их тотальный учёт, стало дело княгини Екатерины Мещерской. Дело в том, что к молодой аристократке, которая после революции крайне нуждалась в деньгах, подкатил не кто иной, как посол Германской империи граф Мирбах. Он предложил княжеской семье помощь для выезда за границу, а взамен — те продавали ему ряд картин.
У Мещерских была огромная коллекция, в состав которой входили картины Тициана, Тинторетто, Ван Дейка. Была и небольшая картина «тондо» «Мадонна с младенцем», которая в тот момент приписывалась Сандро Боттичелли. Позже искусствоведы придут к выводу, что она была написана одним из учеников мастера. Но в тот момент никто этого не знал, и великий российский искусствовед Игорь Грабарь, который делал опись, поднял целый скандал. Мировой шедевр тевтонский империалисты собираются вывозить из России! Да что там хотят — уже вывезли.
Мать княжны вызвали на Лубянку. С ней там побеседовал лично глава ВЧК Феликс Дзержинский. Как выяснилось, князья не собирались продавать картину. Проблема была в другом — особняк с хранящимися шедеврами могли ограбить. Так что, под настойчивые уговоры Дзержинского «Мадонну» передали советской власти.
После чего Совнарком по настоянию Луначарского принял 30 мая 1918 года декрет, запрещавший вывоз именно этой картины за рубеж. Впрочем, наркому просвещения было понятно, что дело не в одной картине — грабеж усадеб и особняков шел по всей стране. Культурные ценности массово попадали на черный рынок, после чего по дешевке скупались спекулянтами и вывозились из страны. Поэтому уже в июне Наркомпрос выдал декрет о запрете вывоза любых ценностей за границу.
Проблема была в том, что ценности надо было ещё описать. Так, только выборочное обследование 2500 церквей, которые продолжались в 1918 и 1919 годах выявило более 14 тысяч предметов высокой художественной ценности и ещё около 25 тысяч предметов прикладного искусства! Всё это собирались изъять, описать и передать на хранение в разнообразные музеи.
Поэтому 5 октября 1918 года вышел декрет Совнаркома «О регистрации, приеме на учёт и охранении памятников искусства и старины». Таким образом, власти на местах были обязаны провести госрегистрацию памятников и предметов искусства и старины как в виде целых собраний, так и отдельных предметов, «в чьем бы обладании они ни находились». При этом регистраторы были вправе реквизировать и национализировать отдельные собрания и предметы искусства, если им «грозила опасность от небрежного отношения владельцев или вследствие невозможности для владельцев принять необходимые меры охраны».
Так в Советской России начиналась «Культурная революция». Новая власть начала массово строить доступные для всех слоёв общества музеи, куда передавались предметы частных собраний и памятники искусства.
