Ближе к вечеру к нам в комнату завалили девки из нашей группы, которые тоже в общаге живут. Татьяна-староста без спросу уселась на мою кровать. Она самая старшая у нас в группе — поступила после техникума, а остальные пришли после школы. Нелька оседлала стул, она вообще чем-то смахивает на пацана — всё время ходит в штанах и любит резко высказаться. Ирка увидела, что ей места не хватило, покрутила носом и ушла в свою комнату. Светка варила макароны и постоянно бегала на кухню следить, чтобы они не разварились.
— Анжелка, ты как? — поинтересовалась Татьяна.
— Сейчас лучше.
— Всё равно бледная какая-то.
— Мать, ты последнее время головой не ударялась? — в лоб спросила Нелька.
— Это комплимент или повод для драки? — не поняла я.
— Ведёшь ты себя странно, — объяснила Нелька. — Как будто внутрь тебя другого человека посадили.
Ну, Нелька, тебе надо не программы на Бейсике, а книжки писать. Детективы. Или вообще в психологи податься.
Пробегающая мимо Светка поддакнула.
— Я тоже это заметила. А знаешь, что она мне говорила, когда мы с ней сегодня бухали?
Вот в этом вся Светка — скажешь ей что-нибудь по секрету, а на следующий день вся общага знает.
— У тебя там макароны в кашу не превратятся? — я в мягкой форме послала её на кухню. Светка задержалась в дверях.
— Девки, а вы есть будете?
— Ты сначала накорми, а потом спрашивай! — тут же отозвалась Нелька. В общаге все любят пожрать на халяву. Светка наконец-то свалила, но Татьяна запомнила её слова.
— Так чего ты там Светке говорила?
— Арсения обсуждали. Светка говорит, что теперь меня могут из института попереть.
— И правильно говорит, — согласилась Татьяна.
— А мне понравилось, как ты выступила! — заявила Нелька. — Даже Арсений растерялся. А он никогда за словом в карман не лезет, их там на кафедре научного коммунизма болтать надрочили.
— Если действительно попрут — чего делать будешь? — продолжала допытываться Татьяна.
— Резко начнёт искать мужа, — предположила Нелька. — Надо же как-то в Москве зацепиться. У тебя уже есть кандидатура?
Я смутилась, и, наверное, даже покраснела. Я не считаю себя красавицей, да и парни на меня как-то странно смотрят. Теперь-то я понимаю, что это из-за того, как я одеваюсь. Короче, к двадцати годам я осталась нецелованной, как любит говорить Татьяна на своём деревенском сленге.
— Смотри — покраснела! — подтвердила мою догадку Нелька. — Вся такая из себя скромница, всё время в платьице наглаженном. А потом бац — и с научным коммунистом поцапалась, а сейчас сидит в трениках, как бичиха. Мать, а ты случаем не ку-ку? А то я книжку такую читала — доктор Джекил и мистер Хайд, ужастик про то, как мужик с глузду съехал и людей ножиком резал. Короче — в одном теле две личности. Может, и у тебя то же самое? Сейчас вот ножик возьмёшь…
Её дальнейшие излияния прервала Светка, вернувшаяся с кухни с кастрюлей макарон. Девки с удивлением наблюдали, как она стала нарезать колбасу.
— По какому поводу пир? — не выдержала Татьяна.
— Это Анжелка проставилась! — похвасталась Светка.
— А деньги у тебя откуда?
Тут я не выдержала.
— Танька, ты привыкла у себя в деревне во все кастрюли нос совать. А здесь Москва, и такие вопросы задавать не принято. Некоторые просто умеют жить. Кино смотрела?
Татьяна заткнулась и дальше поглощала макароны молча, закусывая их колбасой. Покончив с колбасой, она засобиралась в свою комнату. Когда за ней закрылась дверь, Нелька глубокомысленно заметила:
— До чего же некоторые халяву любят!
— Это ты кого имеешь в виду? — поинтересовалась я. Вот чем мне Нелька нравится — хоть она вся такая колючая, как ёжик, но совершенно необидчивая, и над другими посмеётся, и над собой так же. Вот и сейчас она намёк прекрасно поняла, но как ни в чём ни бывало ответила:
— А я отработаю!
Светка стала с готовностью собирать грязную посуду, но Нелька её обломала.
— Я сейчас за гитарой схожу, и буду вас развлекать, пока не выгоните.
И точно — через пять минут она вернулась со своей гитарой, уселась на стул уже нормально, не верхом, и жалобно затянула под гитарный перебор:
Жила-была Маруся
Марусе двадцать лет.
Марусю погубили,
Маруси больше нет.
Вдруг перестав перебирать струны, она спросила:
— Анжелка, ты на полном серьёзе хочешь институт бросить?
Я молча пожала плечами. Но Нелька не отставала.
— И чего делать будешь? На завод пойдёшь?
Тут я не выдержала.
— Что же вы ничего, кроме завода, себе представить не можете? Пройдёт пять лет, и все эти ваши заводы и НИИ начнут закрывать! А вы сейчас носитесь со своими курсовыми как дурни с писаной торбой. Только время зря теряете!
Нелька отложила гитару.
— Так, мать, вот с этого места поподробнее. Откуда такие разведданные?
Вот чёрт, зарекалась же не трепаться! Это Светка туповата, а Нелька сечёт фишку на лету. И как теперь отмазываться?
— Считай, что мне было видение. После того, как полночи читала учебник по научному коммунизму. Диалектика, борьба и единство противоположностей, и всё такое. Вот я и аппроксимировала развитие общества.
Нелька быстро оседлала стул.
— Ну давай, вещай, футуролог ты наш!
Ах так! Ну получай!
— Через пять лет совок кончится. А вместе с ним и все эти НИИ и заводы. И наше АСУ никому нафиг не будет нужно. Поэтому надо совсем другое учить, а не то, что мы.
Светка продолжала возиться с посудой. А Нелька задумчиво глядела на меня.
— Где-то я сегодня это уже слышала. Ах да, это же было на лекции по научному коммунизму, которую для нас провела Анжела Владимировна. И сейчас она повторила для нас свои антисоветские тезисы, за которые её собираются попереть из комсомола. Да, перестройка и ускорение оказали огромное влияние на мЫшление товарища Огурцовой. Мать, всё же признайся — ты головой не ударялась?
Нет, ты меня голыми руками не возьмёшь! Не зря я столько времени убила на совкосрачи в интернете.
— Нелька, ты колбасу ела?
— Ну? — она почувствовала подвох, но откуда исходит опасность — ещё не поняла.
— Вкусно?
— Анжелка, пропускай лирику.
— А вот Танька сразу суть уловила, спросив про деньги.
— И что там с деньгами? Ты нашла кошелёк?
Пришлось вкратце рассказать ей про операцию с кроссовками.
— Деньги — товар — деньги штрих. Помнишь формулу? — припечатала я.
— Нет, мать, тут формула другая, — покачала головой Нелька. — Это называется скупка и перепродажа товаров с целью наживы. Статья 154 уголовного кодекса. Наказывается лишением свободы на срок до одного года.
— Чего ты мне тут своими статьями тычешь? — рассердилась я. — Ты мне ещё 88-ю вспомни!
— Незаконные валютные операции, — тут же отозвалась Нелька. — От трёх до восьми, а в особо крупных размерах — вышка. Да ты, мать, рецидивистка!
— А ты сиделица, что ли, что кодекс на память помнишь?
И тут до меня стало доходить — а ведь она права! Всё это отменили только в 1992 году, а до него ещё дожить надо. За это время десять раз посадить успеют. Я молчала и тупо глядела на Нельку. Мне реально стало не по себе. Не так, как утром, тогда было недоумение — где я, что со мной? А сейчас накатил конкретный страх перед государственной машиной, неповоротливой и неотвратимой. Страх, знакомый ещё с детства, когда хмурым ноябрьским утром мы построились в школьном спортзале, и наш лысый физкультурник прохаживался перед строем и тихим голосом предупреждал:
— В эти дни будьте очень осторожны. Сейчас одно неверное слово может испортить вам всю жизнь.
Это был день, когда хоронили Брежнева. Видимо, этот страх как-то отразился на моём лице, потому что Нелька вновь взяла свою гитару, закинула ногу на ногу и ударила по струнам.
…и в грудь свою вонзила
Шестнадцать столовых ножей.
---
Анжела Огурцова