Найти тему
Московские истории

Нижний Кисловский: Из окна было видно самураев с бамбуковыми мечами

Михаил Б. вспоминает старую квартиру, умного добермана, который ходил за молоком и соседку, никогда не отвечавшую "не знаю".

Нижний Кисловский переулок, 1913 г. Автор Э. В. Готье-Дюфайе. Источник: архив ЦИГИ.
Нижний Кисловский переулок, 1913 г. Автор Э. В. Готье-Дюфайе. Источник: архив ЦИГИ.

Родители моего отца жили на Нижне-Кисловском переулке (Нижний Кисловский), в бывшем доходном доме № 5, кв. 29. Это был бывший доходный дом, 6-этажный. Работали они в гараже Верховного Совета, который долгое время находился в здании Манежа. Многие годы бабушка была главбухом этой конторы. (Из Манежа гараж переехал потом на Пресненский вал). В эту комнату в коммуналке привезли из роддома отца, а потом и меня.

Нижний Кисловский переулок, 2018 год. Фото Руслана Хакимова. Источник http://rasfokus.ru/photos/new/photo3010820.html.
Нижний Кисловский переулок, 2018 год. Фото Руслана Хакимова. Источник http://rasfokus.ru/photos/new/photo3010820.html.

Про конец 20-х годов рассказывали байку, в которую верилось с трудом, но отец и тетя божились, что так и было. В семье в то время жил очень умный доберман. Ему давали в зубы 3-литровый алюминиевый бидон, под крышку клали записку и деньги, и он мчался на Манеж, где в гараже из бочки продавали молоко. Пёс добегал до гаража, его там знали, наливали сколько написано в записке, и он возвращался по Воздвиженке и переулку домой.

Дед умер рано, в 1934 году, от воспаления легких, и мой папа с маленькой сестрой остались без отца. Похоронили его на Новодевичьем кладбище, с работы помогли привезти на могилу небольшой фрагментик мрамора с разрушенного Храма Христа Спасителя, руины тогда долго разбирали. Потом я туда, к деду, отца положил, маму, теперь они втроём меня ждут.

Нижний Кисловский переулок, у дома № 5. 1996 г. Автор: А.Фролов. Источник:"Памятники архитектуры Москвы",
Нижний Кисловский переулок, у дома № 5. 1996 г. Автор: А.Фролов. Источник:"Памятники архитектуры Москвы",

Наш дом № 5 (основной, во дворе, ближе к Воздвиженке) был всегда 6-этажным, не надстраивался. А другие его строения, которые видны со стороны переулка, - 4-этажные. Они более старые и ветхие. Вход в основной дом был через старые кованые ворота, их на ночь дворник запирал. Дошкольников выпускали одних гулять во двор и были спокойны - бабульки, мамаши, няни, дворник следили, чтобы никто из них не выходил на улицу.

Окно нашей комнаты на 4-м этаже выходило во двор особняка Морозова на Воздвиженке, где потом был Дом Дружбы. Отец рассказывал, что до войны там находилось японское посольство (до 1940 г. - резиденция японского посла), и они, мальчики, подолгу сидели на подоконнике и наблюдали красивое зрелище: самураи с мечами, палками и всякими прибамбасами тренировались в единоборствах.

Особняк Арсения Морозова на Воздвиженке, 1960 г. Автор: Éva Romák.
Особняк Арсения Морозова на Воздвиженке, 1960 г. Автор: Éva Romák.

Во всех квартирах нашего дома был дубовый паркет и дубовые двери. Лестничные клетки - из литого чугуна, вдоль ступеней - бронзовые планки для заправки ковров, лифт, обшитый дубом, 2 х 2 м, старые медные краны. Тогда это казалось в порядке вещей, об их ценности не думали.

Наша коммуналка была небольшой. До революции её вроде бы арендовал адвокат с семьёй. Вход, коридор, слева ванная, туалет и большая общая кладовка, справа четыре комнаты, в конце коридора - кухня и дверь на "чёрный ход". В ближайшей к кухне комнате (самой маленькой, для прислуги) жила одинокая маленькая старушка - Антонина Митрофановна Горина. В 37-м её мужа арестовали и он исчез (кажется, он был послом в Турции). В конце 50-х его реабилитировали, а вдове вернули 800 рублей (зарплата продавца приблизительно) за какое-то старинное подарочное ружьё.

У Антонины Митрофановны было уникальное качество. Она никогда не говорила: "Не знаю". Вечерами взрослые сидели на кухне, пили чай, вели бесконечные споры и беседы. Если разговор заходил в тупик, соседка шла в библиотеку Ленина и могла там сидеть неделями, пока не находила ответ на вопрос. Её в Ленинке знали и безбожно эксплуатировали: постоянно просили помочь кому-то в написании диссертации. Она их десятками писала. Все соседи её ругали за то, что она за это не брала ни денег, ни подарков, хотя пенсия у неё была крохотная.

Она читала на всех европейских языках (кроме угро-финских). Золотая медаль гимназии. Как-то я похвастаться, что диктант хорошо написал. Она рассказала, как они в гимназии их писали. Преподавательница обходила учениц и говорила каждой название стихотворения (все - разные), потом садилась на своё место и ждала, когда напишут. Фантастика по нашим временам.

Я спросил её однажды: как возможно столько знать в различных областях? Сказала, что очень просто. Начинаешь читать по теме, становится интересно, появляются свои мысли, а дальше - радость от творчества и возможность помочь кому-то.

Со своим домом № 5 я так и не попрощался. В 1968 году, после экзаменов в 8-м, мы всем классом уехали на неделю в Ленинград. На вокзале по возвращении меня встречал отец. Поначалу я обиделся, чего встречать, ведь не маленький. Но он сказал, что мы переехали. Приехали в сказку - на Новый Арбат в отдельную квартиру. Мебель уже стояла - абсолютно новая, югославская, кухня польская. Родители заранее знали и долго на неё отмечались. Осенью я стал ходить в школу уже оттуда. Остальным жильцам дома через короткое время тоже дали отдельные квартиры. Бабушка долго последними словами ругала родителей за то, что они оставили в кладовке старую посуду, картины, книги, бронзу.

Все воспоминания о Кисловском (и Калашном!) можно почитать здесь.

--