К нам пушкинские сказки приходят в раннем детстве. Тогда мы знакомимся с тремя девицами, которые «под окном пряли поздно вечерком». Радуемся тому, что волна
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена…
Смеёмся, слыша, что
И впился комар как раз
Тётке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Эти сказки, ставшие детской классикой, издаются-переиздаются детскими издательствами. Их сопровождают иллюстрации, созданные художниками специально для детей. И нам в голову не приходит, что изначально сказки Пушкина не были предназначены для детей. Точно так же тексты пушкинских сказок, про которые мы знаем, что няня рассказывала их будущему поэту в детстве и позже, когда, находясь в опале, он жил в Михайловском, вовсе не переложенные на стихи сказки, слышанные от няни.
Быть того не может, скажете вы. А я спрошу: «Когда Пушкин пишет свою сказку о царе Салтане?» Совершенно верно, в 1831 году. Сидит молодожён в мезонине на даче в Царском Селе и, поскрипывая пером, выводит:
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывёт.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Неженат лишь я хожу».
— А кого же на примете
Ты имеешь? — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днём свет божий затмевает,
Ночью землю освещает —
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждёт ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнёшь,
Да за пояс не заткнёшь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всём об этом
Пораздумай ты путём,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всём
Передумал он путём;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Будете продолжать утверждать, что это няня ему вечерами наговаривала? И он с её слов нравоучительно писал, помогая мне, нынешнему, наставлять моего малолетнего внука Ваньку:
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнёшь,
Да за пояс не заткнёшь.
Или признаете, что поэт в сказке, которая «ложь, да в ней намёк!», свой автопортрет набрасывает, буквально из вчерашнего дня? Кстати, если обратиться к черновому варианту стихотворения «…Вновь я посетил...» (1835), в котором он и своего внука упомянет, и няню помянет:
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей,..
то стоит заметить, что, говоря о рассказах няни, Пушкин намерения следовать «затвержённым сыздетства» словам не высказывает:
Не буду вечером под шумом бури
Внимать её рассказам, затвержённым
Сыздетства мной, но всё приятным сердцу,
Как песни давние или страницы
Любимой старой книги, в коих знаем,
Какое слово где стоит...
Да, Пушкина восхищали сказки, былины и песни няни, образность её русской народной речи, трогали женская сердечность, доброта и верность. В ней, крепостной крестьянке, молодой барин нашёл материнскую заботу, душевную поддержку.
Осенью 1826 года он шлёт из Михайловского письмо в Москву князю Вяземскому:
«Вот я в деревне. Доехал благополучно без всяких замечательных пассажей <…> Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни — ей-Богу, приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочинённой при царе Иване».
Растолковывать, чьё сердце желала «умилить» няня и чью свирепость «укротить», Пушкин в письме даже не стал, исходя из того, что князь и без объяснений поймёт.
За всё это он отблагодарил её, как мог отблагодарить поэт: он воспел свою няню (как воспел Лицей). «Весёлая старушка», которая «во дни утех и снов первоначальных» над ним «сидела в шушуне в больших очках и с резвою гремушкой» в том или ином виде стала «оригиналом» няни Дубровского, няни Татьяны из «Евгения Онегина», явилась прототипом мамки Ксении в «Борисе Годунове», мамки в поэме «Русалка». А в стихотворении «Наперсница волшебной старины» старушка-няня и прелестная дева-Муза предстали двумя воплощениями одного и того же лица.
Историю, что в своё время няня заполняла вечера рассказыванием поэту сказок, помнят многие. И считают, что, услышав ещё маленьким мальчиком народные сказки от няни, Пушкин впоследствии на основе детских воспоминаний создал свои стихотворные сказки.
Куда меньше тех, кто знает, что к сказкам поэт обратился в зрелом возрасте, когда сформировался его интерес к древнерусской истории и русскому фольклору. Вы никогда не задавались вопросом: сколько сказок слышал от няни юный Пушкин? Наверняка много и разных. Какие-то из них безусловно отложились в памяти. В Михайловском, похоже, в тихие вечера прозвучала его просьба рассказать их вновь. О некоторых сделал рабочие записи. Повторю, всего о семи народных сказках, воспроизведённых няней. Из которых лишь часть «пошла в дальнейшую работу».
Причём, свои сказки Пушкин начал писать спустя пять лет после пребывания в Михайловском, уже в 1830—31 годах. Понадобилось время, пока их замысел он носил в себе, чтобы сказочные сочинения запросились «наружу». Явились ли они переложением услышанного от няни? Никоим образом. Справедливо будет сформулировать так: в пушкинских сказках живой миф переплёлся с живой историей.
Живой миф своими корнями уходил в содержание сказок, какое передавала няня, и в глубину фольклора, какую он тогда открывал для себя, причём, фольклора и родного русского, и зарубежного. Чтение книг, к которым тогда обращался Пушкин, это подтверждает.
Живая история «упаковывала» совершенно реальные события с никоим образом не выдуманными людьми в сказочные сюжеты. Обратимся к одному из них, который наряду с шестью другими записан Пушкиным в Михайловском:
«Царь не имеет детей.
Слушает трёх сестёр; когда бы я была царица, то я бы [выстроила дворец] всякий день я пр<яла>?; 2<-я> — когда бы я была царица, завела бы хоромы. На другой день свадьба. Зависть первой жены; война, царь на войне; [царевна рожает сына] Гонец, etc. Царь умирает бездетен. Оракул, буря, ладья. Избирают его царём — он правит во славе — едет корабль — у Салтана речь о новом государе. Салтан хочет слать послов, царевна посылает своего поверенного гонца, который клевещет. Царь объявляет войну — царица узнаёт его с башни».
Этот более чем краткий сюжет, идущий от няни, сопрягается у Пушкина с историей, которая открылась ему, когда он познакомился с Натали и её родословной. Да-да, сюжет, позаимствованный у няни, удивительным образом переплетается с семейными "воспоминаниями-выдумками" про то, как Пётр I будто бы спровоцировал вопросом «Кабы ты была царица?» дочерей Абрама Гончара, которые не догадываясь, что в их избе гостит сам царь, разоткровенничались с гостем: одна возмечтала (говоря уже языком Пушкина): «На весь бы мир одна наткала я полотна», вторая — «на весь крещёный мир приготовила б я пир», а третья — «я б для батюшки-царя родила богатыря». Или он подслушал такой разговор трёх сестёр.
Не отсюда ли родился миф о том, что Пётр I исполнил мечты всех дочерей Абрама. Сказочный сюжет, в котором после рождения царского сына вышел указ, по которому под Калугой построили Полотняный завод, тот, что к совершеннолетию сына Афанасия перешёл в его владение. А возле Полотняного завода был построен дворец для пиров поистине на весь честной мир. Персонаж «сватьи бабы Бабарихи», которая устраивала козни против внебрачного ребёнка, позволяет пофантазировать: кто-то видит в ней мать императора Петра, кто-то «походную жену» Петра Алексеевича Марту, которая после смерти царя, не оставив сына-наследника, вступила на русский престол под именем Екатерины I. Герои народной сказки как бы оживают в судьбах и характерах реальных людей. Но это ещё не всё.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—95) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 68. «Тот, кто женится на ней, будет отъявленным болваном»
Эссе 71. Любовный треугольник менее всего можно положить в основание пушкинской трагедии