Четыре дня, пять ночей. Питер, Петергоф, Стрельна, Выборг. Сумасшедшие дни, сумасшедшие ночи. С ней. У Коли лихорадочно блестели глаза, он практически не спал и спать не хотел. Рядом с ней нельзя спать. Что это – наваждение? Морок? Кто эта женщина? Нежная нимфа, рожденная Невой? Мавка из Синявинских болот? Колдунья из далекого, далекого королевства? Вся, словно созданная из пены морской, она таяла, растворялась в его руках. Эти мягкие волосы, эти ласковые губы – в ее объятьях прекращалась головная боль, словно мятный холодок пробегал по телу, каждое мгновение, прожитое около нее – благо. Четыре дня и пять ночей – целая жизнь.
Она не лгала, не кривлялась, не кокетничала, не пыталась понравиться. Говорила просто, ничего не скрывая. Обычная женщина из провинциального городка, приехала погостить к тетке, была замужем, разведена, воспитывает сына. Она говорила, а Коля смотрел на ее губы и хотел сорвать с них еще один поцелуй. Она тихо смеялась и обнимала его снова и снова. Последняя ночь была полна безумств, и Коле хотелось плакать, как маленькому – еще несколько часов, и она исчезнет... Он оттягивал расставанье из последних сил, умолял ее остаться, предлагал отвезти лично в маленький городок, затерявшийся среди сосновых лесов и многокилометровых болот, где в буреломе старый медведь точит когти о могучее дерево, где жалобно вскрикивает журавль, где на глухой озерной глади сплетаются шеями белые лебеди... Но она не соглашалась. И был прощальный поцелуй. И взгляд ласковых серых, бездонных глаз.
- Я буду тебе звонить.
- Да, Коленька.
- Я приеду!
- Нет, Коленька.
Господи, почему? А может, она не все ему рассказала? Может, она не разведена? Да плевать он на это хотел с высокой колокольни! Это его женщина, и он приедет за ней обязательно!
Валя ехала домой и смотрела в окно автобуса. Погода испортилась, начались дожди, капли стекали по стеклу, превращая вид за окном в картину импрессиониста. Сердце стучало спокойно, как метроном. Ее уносило от Коли все дальше и дальше. Он будет звонить, она еще услышит его голос. Но, наверное, не приедет, нет. Богатый, успешный, прекрасный, кто он, и кто она? Романтика пройдет, и начнутся будни. Как там говорила Юлька – полгода страсти, а потом – все. А ведь у нее еще Илья, который вряд ли примет чужого дядю. А у Коли есть родители, которые вряд ли примут ее, невзрачную простушку с мамой-поварихой и папой-крестьянином. Нет, лучше сейчас, вырвать из сердца все с кровью и мясом. Так будет честнее.
Звонит мобильник. Мама.
- Да, привет, мам, я еду, что за нетерпение!
В трубке тишина. И ровный голос матери.
- Вот и хорошо, что едешь, Валя. Папа умер.
Чернота перед глазами. В голове стучит медный молоток: папа умер, папа умер, папа умер...Господи, почему так медленно тащится этот проклятый автобус!
Валя ворвалась в родительскую квартиру, как тайфун, как смерч. Распахнув дверь, закружила по комнатам, а потом осела по стенке на пол и заплакала от бессилия. На кухонном подоконнике стояла хрустальная папина пепельница с окурками от сигарет без фильтра. Он всю жизнь курил только такие. Пепельница с окурками осталась, а папы уже нет. И не будет никогда.
Мать подошла к дочери, села рядом, откинув голову. Они долго молчали. Валина рука нашла руку Елены и крепко сжала ее.
- Когда похороны?
- Послезавтра.
- Где похороним? У бабушки или...
- Или. Виташа всегда хотел домой. К родителям.
- Как ты, мама?
- Вчера была еще жива. А сегодня – нет.
***
Снова грунтовая дорога. Снова – лес вокруг. Ухабы. Лужи. Сорванные провода. Гробовая тишина разоренной деревни. Кладбище. Старинная часовня, в которой всегда горят свечи. Отсветы огоньков отражаются на скорбном лице Богородицы.
Елена крестилась и просила Божью Матерь помочь ей вытолкнуть из горла тяжелый ком. Вытолкнуть и пропустить кипящую реку слез. Виталий лежал в гробу странно молодой и спокойный. Казалось, он сейчас откроет глаза и засмеется, показав белые крупные зубы. Финист - Ясный Сокол, прекрасный добрый молодец, чистая душа, где ты теперь, любимый? Почему ты? Тебе уже не плохо и не больно. Больно будет твоей вдове. Вот оно – наказание. Вот она – кара. Вот он, брошенный в небо камень, вернувшийся страшной глыбой, величиной с метеорит...
Сестра, приехавшая на похороны, тихонько подошла к Елене и обняла ее за плечи, прижалась к ней, осыпала поцелуями волосы, лоб, щеки. Наконец-то спасительные слезы хлынули из глаз женщины.
***
Валя не знала, как помочь матери. Елена каждый день моталась на кладбище к отцу. Потом приезжала на работу спокойная:
- Поговорила с Виталькой. Легче стало. Ему там хорошо, все свои, чистота такая вокруг. Валя, а там живет монах, он следит за могилами и молится каждый день! Отшельник. Я так испугалась, когда увидела его, заорала на весь лес! А он – ничего, тихий. Мы с ним беседовали, он напоил меня чаем, а я ему все-все рассказала. Хороший человек, я и за Виталю, и за маму Нюру, и за деда спокойна. Валь, когда умру, похорони меня там, а?
- Хорошо, мамочка. Может, поживешь у меня? Илюше в школу надо, без тебя – никак!
Мать долго сомневалась, думала, но потом неожиданно согласилась.
- А правда, что я? Помогу. Да и не хочется в пустой квартире жить. Тошно. Может, продадим все это?
- А давай, — тряхнула Валя головой, купим квартирку тут, в городе. Всем будет хорошо!
Но мама покачала головой отрицательно.
- Нет, дочь. Тебе нужен мужчина, муж. А я не хочу встревать в вашу жизнь. Давай лучше на эти деньги подправим дом в деревне. Я хочу там остаться. Илюшка будет приезжать на каникулы. Пропишусь, проведут свет. Здорово будет, а?
Если бы не Оксанка, прогорела бы Валя, и к бабке не ходи. Но подруга правила железной рукой: финансовые дела в порядке, кухня работает как часы, новый мотель каждый день заполнен до отказа. Откуда что взялось. Валя не наглела, не скидывала на хрупкие плечи Оксаны все дела. Часто они подменяли друг друга – подруга ведь не из железа сделана! Вскоре женщины стали партнерами – Валя подписала договор о распределении доходов пятьдесят на пятьдесят. Так будет честнее, правильнее что ли. Оксана засучила рукава, фонтанировала идеями, в общем, вела дело блестяще, и Валя была ей бесконечно благодарна.
Илья пошел в школу со скрипом. Ему не нравилось то, что в классе на уроке нужно сидеть и слушать учительницу, когда так хотелось смотреть в окно. Или рисовать. Или спать. Ирина Геннадьевна, замечательный педагог, добрейшей души человек, называла Илью «очарованным странником» и уделяла маленькому лентяю максимальное количество времени.
Уроки – сплошная нервотрепка. Приучая сына к самостоятельности, Валя оставляла его в детской одного и занималась своими делами. Через час спрашивала:
- Сынок, ну как? Справился?
- Ага, — отвечал «сынок», сидя в той же задумчивой позе перед чистым тетрадным листом.
Приходилось заниматься вместе. Валя чувствовала, что закипает: сын выводил страшенные закорюки вместо аккуратных палочек и крючочков, вдобавок левой рукой. Он совершенно не понимал, что один плюс один равно двум. Не хотел и не умел считать.
- Мама, когда я думаю, у меня начинают чесаться мозги. Мне неприятно, — вот и весь сказ.
- Пороть тебя надо, негодяй! – Валя выходила из себя. — Вот тогда другое место зачешется!
Если с математикой – все плохо, то такой предмет, как чтение, шел на «ура». Читать Илья любил и уже осваивал уровень пятиклассника. А те, кто много читает, со временем начинают писать сами. Бабушка Лена приучила: подарила внуку шикарную записную книгу, где мальчик фиксировал свои мысли, текущие события и отношение к происходящему. Иногда давал посмотреть маме. Валя удивлялась: некоторые размышления ребенка отличались житейской мудростью и простотой. Воистину, поверишь в реинкарнацию.
А еще Илюша любил сообщать о невыполненном домашнем задании на ночь глядя.
- Мама, а нам задали поделку сделать, — уже засыпая, сообщал сын.
- А... что ты молчал?
- Забыл, — говорил Илья и моментально проваливался в сон.
Валя потом мастерила какую-нибудь ерунду из веток и кленовых листьев, из шишек и пластилина – в общем, из того, что находила в вечерних сумерках во дворе дома. Сначала злилась, бубнила и ругалась шепотом, а потом увлекалась так, что не остановить. Часам к трем ночи обнаруживала, что Жар–Птица, которую Валя так старательно делала – слишком хороша для семилетнего ребенка. Но... не рушить же такую красоту. Пусть хвастается, противный лентяй! Да, бог с ней, с этой математикой и поделками, в семье рос будущий философ. Или писатель.
Валя падала в постель, но сон не приходил. Она вспоминала того, любимого, единственного, родного. Его руки и губы, их бессонные ночи и яркие дни. Всего четыре дня, а как глубоко засела в сердце эта заноза. Коля звонил, но Валя не отвечала на его звонки. Какая дура, господи... Дура, что не брала трубку, дура, что пресекла все возможные встречи. Но если бы увидела его машину около дома – бросилась бы к ней, забыв про все свои дурацкие запреты. Все можно забыть, простить и зачеркнуть. Но что делать с маленьким созданием, чье сердце уже билось где-то глубоко под Валиным сердцем? Валя металась по постели и плакала беззвучно.
В это самое время Николай сидел в отцовском кабинете. Ни он, ни отец – не спали. Лица у обоих напряжены, серы, мрачны после тяжелого разговора.
- Слушай, Колька, ты уже бесишь, честное слово! – голос взрослого мужчины был уставшим. — Мне похрен на орду бабья, с тобой переспавшего. Мне похрен на то, что ты можешь забухать посреди недели и забить на работу. Кстати, за такие финты любой другой мой сотрудник идет лесом с черным списком в заднице! А тебе, мажору сопливому, все прокатывает! А у народа возникают вопросы, на которые я не могу ответить! А если я, взрослый и уважаемый мужик, не могу ответить на вопросы своих коллег и партнеров – к черту моя репутация!
Николай молчал. А что скажешь? «Папа, папа, я влюбился в провинциалочку из Зажопинска и поэтому забил на работу»? Несерьезно. Не по-мужски. Так дела не делаются. Реально, мажорик, раскатывающий на машинке, стоившей годового бюджета этого самого Зажопинска, откуда Валя родом.
Отец и прав, и не прав. Вроде близкий человек и все равно – чужой. А бабло, которое он платит, просто откуп за испорченное детство. Смерть мамы на нем! Из-за него столько плакала и не спала ночами тихая, добрая мама, из-за него ушла после инсульта. И это в тридцать шесть лет! Козел блудливый, еще и его, Кольку, бабами попрекает!
Все его делишки мутные, эти сауны, стрелки, терки, шлюхи – все это причина гибели матери. Коля в детстве наизусть знал простую инструкцию: что делать, если...
Дома, в прихожей, в специальной нише в стене всегда стоял тревожный чемоданчик с необходимыми документами и вещами. После кодового слова нужно было все бросить: игру, уроки, кошку и собаку, и рыбок в аквариуме, быстро одеться, взять за руку маму и выйти из дома на улицу, где ждала уже машина, и ехать в аэропорт. Коля боялся любых звонков, а потом боялся этого слова. Вера – доброе слово, мамино имя!
И вот теперь батенька строит из себя правильного дядю. Уважаемый бизнесмен, репутация, не угодно ли? Вообразил из себя невесть что и требует почтения, крестный отец, блин! Как в дешевой мелодраме, сценарий к которой написал графоман, отец придумал женить сыночка на дочери партнера по бизнесу. Была бы девка нормальная, так ведь кукла, чучело, избалованная донельзя нимфетка. Николай долго ржал, когда услышал папенькин план, а папенька долго орал, когда услышал смех Николая. И вот – бессонная ночь и бесконечные взаимные препирания. Осталось лишить сыночка наследства и проклясть. Так проклинал бы уже скорее, и шут с ним. Проживет Коля как-нибудь без батюшкиных бабок...
Он уже все решил. Уедет сегодня же, что бы там Валя ни говорила при расставании. Он – мужик, и он будет решать, как дальше жить. А жить он будет с Валей! Он пробьется сам, без папиных миллионов, уж жену и ее сынишку прокормит. Образование имеется, деловая хватка – тоже. Прорвется!
Продолжение в следующей публикации>
---
Анна Лебедева