Весна была ранняя, бурная, и казалось: за одну только ночь сошли снега. Непривычен нежно-зеленый дым деревьев. Горьковатый запах коры, смолка робко-зеленых листьев, чуть проклюнувшихся из почек. Золотисто-зеленые, словно в вязанных одуванчиках, махровые полотнища газонов. Небо высокое, словно взметнувшееся ввысь, чтобы было больше простора птицам. Свежесть воздуха, напоенного влагой. И все это весна! В ранней весне чистота и свет, словно в большом доме природы вымыли окна до хрустального блеска, вытерли пыли, навели порядок и ждали гостей. Такое у Натки было впечатление.
Даже тело стало весенним, при ходьбе Натка невольно привставала на цыпочки, и надо было делать небольшое усилие, чтобы не взлететь. Весна - этим все объяснимо.
Как березка в солнечный ветренный день отбежавшая от рощи, Натка отдалилась от подруг. Вот на днях пришла Оля Марушева, принесла календари. Предложила меняться. Натка вынула из секретера коробку из-под ассорти, там лежала ее коллекция, предмет зависти девчонок в классе. Триста пятьдесят два календаря.
- Хочешь подарю? - спросила Олю. Та вскинула удивленные круглые глаза.
- Я не шучу, бери. - Натка почувствовала, что календари ее нисколько не интересуют.
Из окна она видела улицу, дом напротив, во дворе бегала ребятня. Доносился заливистый собачий лай.
- Дочка, куда ты растешь? - Мама подошла и встала рядом, тоже поглядела в окно. - Смотри, меня догнала. А помнишь? Топтыгу? Почти год жил у нас.
Года три назад Натка принесла домой щеночка с большими бархатно-карими глазами с короткой рыжей шерсткой. Маме собачка понравилась, а потому папу уговорить было проще. Щенка назвали Топтыгой, когда он бежал, раздавалось тихое и раздельное топ-топ-топ. Щенок скоро стал, как налитой, толстенький. Он грыз ножки кресла и дивана, жевал тапки и туфли, сдирал обложки с книг и царапал ноги. Такой он был потешный!
- Помнишь, Топтыга в реку побоялся лезть, а я позвала, он как рванулся, плывет, сам едва не тонет, спаситель... Все руки расцарапал. Жаль, потерялся. Мы все его успели полюбить.
Натка прижалась к маме. Ее мама - самая лучшая на свете, она понимает все. Натке стало легче жить, человеку всегда легче, если кто-нибудь его понимает.
Натка порой переставала понимать самое себя. Ей бывало беспричинно грустно. А через минуту хотелось смеяться до упаду. То она гладила по голове брата и целовала его, с умилением заглядывала в глаза: "Маленький ты мой!" При этом Дима распускал губы и делал идиотские глаза, какие, по его мнению, должны быть у маленького. Он был на семь лет младше Натки. Спустя полчаса сестра дразнила его - до крика, до драки.
- У тебя на голове колючки, - к примеру, говорила она с улыбкой на презрительном лице, выпрямившись в столбик, и Дима уже начинал злиться. Хотя мама его называла ежиком за непокорные, колючие на вид волосы, Дима смотрел волком на сестру, такая она была противная.
- Ты - еж, _ продолжала Натка. - Уснешь зимой. Будешь спать, спать, спать... Проспишь снеговиков, новый год, свой день рождения. Засоня! Эх ты!
Вначале Дима злился, даже куксился, а потом лез драться. Был он рослый, сильный, и Натке приходилось прятаться, спасаясь от его гнева в ванной, где дверь запиралась изнутри. Дима яростно стучал хоккейной клюшкой, пинал изо всех сил дверь, громыхал в прихожей и грозил:
- Только выйди! Получишь у меня...
Натка мышкой сидела в ванной и думала "Ну зачем я его разозлила? Жди теперь... И почему я такая?"
Совсем недавно она стала замечать в себе странности. Порой казалось, что в ней миллион зеркальных осколков. В зеркало посмотришь: "Это - я." Но в каждом осколке - свое отражение. Натка была еще неизвестно какая, она могла быть разной, любой. Она могла в будущей, взрослой жизни стать злой или доброй, настойчивой или безвольной, печальной или озорной - стоило только захотеть. Чего захотеть? Она словно выбирала, еще не зная, что выбрать.
- Наверное, я взрослею, - догадалась она.
Зеркало в прихожей отражало знакомое незнакомое лицо. В нем были знакомы густые черные брови и синие глаза, обычный нос и пухлые, словно надутые, губы. Натке хотелось все время видеть себя, и она смотрела удивленно и радостно на свое новое отражение, а зеркала были повсюду: в витринах магазинов, в их стеклянных дверях, в низких окнах домов. Множество отражений.
А люди видели долговязую девчонку, и кто-то замечал в ней выражение, неуловимое и прелестное, как всегда бывает, когда смотришь на невинное, чистое создание.
Неожиданно нахмурилось, порывами подул ветер. Ливмя полил дождь, Натка шла без зонтика, струи воды мигом намочили волосы и куртку. Она не спешила. Сами собой в голову пришли строчки стихов, еще неизвестных никому на свете, кроме нее. Неуклюжих, неровных и неумелых...
Выпрыгивают капли из лужи,
Будто им головы кружит
Радость или отвага
От дождевого шага.
Что одна капля? Пустяк!
Лопнет пузырь-толстяк
И разбежится кругами,
Даже не тронешь руками.
А вместе - такая сила!
Улицу затопило.
По каплям бегут пароходы.
Секунды слагают годы.
Делитесь своим мнением в комментариях, смотрите сюжеты на канале Людмилы Филаткиной: https://www.youtube.com/channel/UCsiexG1QLrw30VV2OS_Y9qg
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации.