Наступала ночь, небольшая железнодорожная станция закрывалась. Работающая в билетной кассе Зоя Михайловна, привычным движением закрыла маленькое окошко шторкой, оставалось убрать деньги в сейф, завтра выходной, можно выспаться. Проверив оба замка огромного железного ящика, оглядела комнату – вроде всё сделала, пора домой. Выйдя в зал ожидания, заметила женщину, она сидела в дальнем углу, глядя в окно.
- Добрый вечер, - Зоя Михайловна поздоровалась с пассажиркой, - поездов сегодня больше не будет, станция закрывается.
- Не узнала? А я как тебя в амбразуре кассы увидела, сразу признала.
Напротив был кто-то знакомый, но уставшая за день от количества лиц, Зоя не могла сообразить кто.
- Господи, Аня! Анечка! - Зоя Михайловна протянула руки, принимая в свои объятья запоздавшую пассажирку.
- Слава Богу, представляться не придётся, узнала, - женщина ответила на приветствие, обнявшись с Зоей Михайловной, - а ведь пятнадцать лет прошло!
- Ты как здесь? Слышала, что ты в Минске, в институте работаешь.
- Долго вести до вас доходят, здесь я, перед тобой.
- Куда тебе надо, я сейчас?! Ой, а поездов-то уже нет! – опомнилась Зоя Михайловна.
- Ничего, утром уеду, - ответила знакомая, - подскажи, где переночевать можно, у меня деньги есть, могу заплатить.
- Чего удумала, у меня переночуешь, утром на поезд сядешь! Пошли.
На сковороде поджаривалась картошка, примус нещадно дымил, но две женщины этого не замечали.
- Помнишь, как встретились? – открывая свой фетровый чемоданчик, спросила Анна.
- Конечно, помню. Нас с пополнением тогда на фронт привезли, а ты из окружения вышла.
- Окружение! – Анна на несколько секунд остановилась, - страшно это, Зоя, враг кругом, а в плен не хотелось. Просила у бойцов гранату, а они мне револьвер комиссара протягивают. Дёрнуть чеку это одно, а вот выстрелить в себя – то другое. Не смогла бы.
- Выжила ведь! Всё хорошо получилось!
- Выжила, но бояться стала. Я думаешь, чего перед вами харахорилась - смелой казаться хотелось, сама себя уговаривала, что я такая.
- А что не такая? Помнишь, как ты под огонь двух немецких пулемётов полезла, чтобы бойцов вынести?
- Помню, погибнуть хотела, такой страх у меня был, что воевать не хотелось.
- Удивлена! – Зоя помешала на сковороде картошку, а Анна выставила на стол банку консервированных овощей, тушёнку и бутылку коньяка.
- Ухажёр один перед отъездом преподнёс, отказала, забирать не стал, видно настоящий мужчина.
Нарезав тонкими ломтиками солёное сало и головку лука, женщины закусили выпитый коньяк, с тушёнкой картошка была вкуснее. Немного утолив голод, женщины вернулись к разговору.
- А тот майор, что за тобой в госпитале ухаживал, виделись? – спрашивая, Анна подлила давней подруге спиртное.
- Свиделись, потерялись мы на время, конец войны был, кого домой, кого в Японию, он туда, я здесь осталась, потом он сам меня нашёл. Расписались, ночами кричал, поднимал роту в атаку, а через месяц не проснулся.
- С другими как?
- А как? Ухаживают, - Зоя Михайловна соврала, из ухажёров был только помощник начальника станции, одноногий забулдыга, за такого замуж – что смерть.
- Чего вместе не живёте? – Анна спросила, а Зоя почуяла в вопросе подвох.
- Не сойдёмся мы. Ты как?
Женщины выпили не чокаясь, помянули всех кого знали, тех, кто погиб в боях.
- А я как? Да никак! Ходят вокруг да около, замуж не зовут, а кто уже и женат. Полковника Еросьева помнишь? Единственный замуж позвал, согласилась. Он из Воронежа был, семья вся погибла, такие у него вести были. После войны перебрались в Москву, его в академию учиться отправили, должен был быть генералом, а тут жена с детишками нашлась. Предложил на две семьи жить, я не согласилась. Мучились долго, но расстались. Жилкин, тоже, поди, помнишь, старший лейтенант, которого ты от немецких мин под сосной прятала, сватался, но рассказали люди добрые, сколь у него таких невест.
- Где трудишься? – спросила Зоя, поправив на тарелке гостьи картошку, подложила овощи.
- После войны выучилась на бухгалтера, работала много где, но начальство копейку ворует, а по мне тюрьма плачет, уходила. Вот теперь на прииск предложили, деньги там хорошие платят, туда и еду.
- В Солокамск, значит, собираешься?
- Собираюсь.
- Много туда желающих, только много их и обратно едет! Неспроста.
- А мне чего терять? Лет уже много, ребятишкам добра наживу.
- Каким ребятишкам?!
- Двое у меня их, того полковника оба. Мальчишка с голубыми глазами и девочка, как одуванчик нежная, на неё дунуть страшно, красивая!
- С кем же ты такое сокровище оставила?
- Мама моя с ними, с кем ещё?
- А я вот бездетная. Бой за село Ровное был, нас немец больше пяти часов на снегу держал, простудилась, не быть мне матерью. Ты напиши свои данные, вот, - Зоя придвинула листок бумаги, - может оказия какая будет, так я дары природы отправлю, всё детям лакомство!
- Эх, Зоя, ты всегда добрая была, даже через чур. Будет возможность – помоги моим, за то тебе огромное спасибо скажу.
Утренний поезд увёз Анну на север, женщины прощались, плача, со стороны можно было подумать, что это расставание навсегда. Через два года в посёлок, что был при станции, пришёл новый участковый милиции. Сошлись они с Зоей Михайловной, зажили семьёй, местные по-доброму завидовали. Даже давний ухажёр, тот самый помощник начальника станции, подарил им кроватку для маленького ребёнка. Однажды Зоя попросила мужа узнать что с её боевой подругой, у того были возможности. Через несколько дней она узнала, что погибла Анна, погибла всего полгода назад. Сопровождала с прииска в контору намытое золото, а на них напали беглые заключенные. Отстреливаясь, Анна топила в болоте мешочки с золотом, последним патроном покончила с жизнью, понимала, что с ней сделают озверевшие бандиты. Семейное совещание длилось всю ночь, Зоя с мужем решили усыновить детей Анны.