Это был городской ботанический сад. Созерцая придуманных солнечных мух, кот сидел у калитки. Он был полосат. Пёс сидел у ограды. Он был черноух. В ботанический сад приводили детей и студентов, красивых, но бледных как ши. Лето высшим указом — не ной и потей — расписалось на крышах домов и машин. На дорожках резвились зелёные львы и пурпурные жабы, чьи лапы мокры. Посещаемость резко упала, увы. Подождали немного. Решили закрыть. По любому, бедняга загнётся в конце. Можжевельник засохнет, зачахнет пион. Можно церковь построить, а можно ТЦ. Небоскрёб или даже вообще стадион. Порешили снести неказистый сарай. Не гордиться теплице, не жить дренажу.
Это был городской ботанический рай. В нем скрывалась от всех можжевельная жуть. На кувшинке сам Шива шептал "намасте". Распустилась весной орхидейная хтонь. Улыбались огромные монстры монстер. И на пихте ногами болтал Дед Пихто. Над лимоном кружил стрекозиный фестрал. Над бананом Горыныч летал мотыльком. Деловитый бульдозер чихнул и застрял, а водителю дед погрозил кулаком. Его собственный дед, Щучехвостов Федот (лет пятнадцать уже не касался земли).
Это был городской ботанический форт. Чудеса отстояли его, как могли.
На планёрке, в дыму никотиновых смол, всполошились чиновники: план устарел. Обязательно строить для города молл, только лучше бы где-нибудь на пустыре. Лето слушает регги. Его назначай своим лекарем Джа и наместником Ра. Если что примерещится вдруг, невзначай, то свали на жару, потому что жара. Мир таков, как он есть, ни хорош и ни плох, мир чудес и реальности, правды и лжи.
Я лишь кот, у калитки гоняющий блох. Я тот пёс, что поставлен сюда сторожить.
