После публикации статьи о генерале Чарноте получила комментарии, сводящиеся к одному – «У Чарноты и Хлудова один прототип - Слащёв». Это, мягко говоря, не совсем так.
Я не раз уже говорила, насколько осторожно нужно подходить к проблеме прототипов у Булгакова даже там, где они, на первый взгляд, легко прослеживаются. Если же речь идёт о «Беге», то возможно упоминать лишь об использовании каких-то отдельных черт.
И вот после столь пространного вступления – о главном: что могло быть взято у конкретного Слащёва для создания образа Чарноты? Вот тут ответ ясен – его «походная жена». Рядом с генералом Слащёвым была Нина Нечволодова – его ординарец. Сам генерал в мемуарах пишет о бое на берегах Сиваша, на той самой Чонгарской гати: «Я послал адъютанта, штабс-ротмистра Шебеко и ординарца Нечволодова (свою жену) к цепям передать приказ двинуться на гать. Не прошло и десяти минут, как пришло донесение, что штабс-ротмистр Шебеко убит, а ординарец Нечволодов ранен».
Об этом «ординарце Нечволодове» вспоминают практически все пишущие о генерале Слащёве (А.Н.Вертинский в мемуарах почему-то называет её Лидой – верно, память подвела). Известна дата её рождения - 1899 год, сохранились фотографии:
А здесь она снята с палочкой, поправляющейся после ранения, рядом со Слащёвым:
Естественно, практически везде указано, что «юнкер Нечволодов» - прототип Люськи. Опять же это не совсем верно или даже совсем неверно.
Во-первых, Булгаков «передаёт» походную жену другому генералу, тем самым ещё больше усугубляя одиночество Хлудова (я уже писала о «родстве» этого персонажа с Понтием Пилатом из «Мастера и Маргариты», которого Булгаков тоже «лишил» спутницы жизни). Во-вторых, судьба Нины Нечволодовой разительно отличается от судьбы и, судя по всему, характера Люськи.
Что-то, конечно, позаимствовано у конкретного человека: «вбегает Люська, в косынке сестры милосердия, в кожаной куртке и в высоких сапогах со шпорами». Нечволодова была сестрой милосердия, по рассказам очевидцев, спасшей тяжелораненого Слащёва от смерти (сначала, сумев погрузить на лошадь, увезла от красных, затем выходила). А вот как её описывает один из мемуаристов, И.Сагацкий: «Около вагона Слащёва стояла большая группа и Ниночка-ординарец. Это была миловидная и стройная девица в белой рубахе с погонами унтер-офицера и одним или двумя Георгиевскими крестиками, в кавалерийских синих бриджах и сапогах со шпорами. Мне успели шепнуть, что Ниночка - из хорошей семьи, ведет себя безупречно и вполне заслуживает свои Георгиевские крестики». Что-то похоже, но в чём-то заметно большое отличие. И, кроме того, нельзя не заметить и разные суффиксы в уменьшительном имени – «Люська» и «Ниночка», - явно говорящие о разном отношении.
Люська, конечно, подобно реальной Ниночке, всё время рядом с Чарнотой в боях. Вспомним их диалог:
«Люська. Куда?
Чарнота (тускло). На Карпову балку.
Люська. Я с тобой. Бросаю я этих раненых и Серафиму тифозную!
Чарнота (тускло). Можешь погибнуть.
Люська. Ну, и слава Богу! (Уходит с Чарнотой)».
Однако нищенская жизнь в Константинополе вносит свои коррективы. И вот уже «блистательный генерал» Чарнота живёт «за счёт распутной Люськи»: «На прошлой неделе с французом я псалмы ездила петь? Кто-нибудь у меня спросил, откуда у меня пять лир появилось? И на пять лир неделю жили, и ты, и я, и Серафима!»
Она будет угрожать Чарноте: «Вот только тронь меня пальцем, я тебя отравлю ночью!» А затем покидает его:
«Люська. Ах, вот что! Ну, терпение моё кончилось. Выпила я свою константинопольскую чашу, довольно. (Берёт в галерее шляпу, какой-то свёрток, выходит.) Ну-с, Григорий Лукьянович, желаю вам всего хорошего. Совместная наша жизнь кончена. У Люськи есть знакомства в восточном экспрессе, и Люська была дура, что сидела здесь полгода! Прощайте!
Чарнота. Куда ты?
Люська. В Париж! В Париж! Прощайте! (Исчезает в переулке)»
А дальше будет последняя встреча в Париже. Чуть раньше Корзухин сообщит: «Вот уже третий месяц, как у меня в доме проживает в качестве личного секретаря русская эмигрантка, также принявшая французское подданство и фамилию Фрежоль. Это очаровательнейшее существо настолько тронуло моё сердце, что, по секрету вам сказать, я намерен вскоре на ней жениться».
И больше всего будет Люська бояться, что расскажет Чарнота о том, что связывало их («увидев Чарноту и Голубкова, окаменевает», «за спиной Корзухина становится на колени, умоляюще складывает руки»). А потом поможет им благополучно уйти с выигрышем, и только в самый последний момент на какой-то миг проснётся в ней прежняя, боевая Люська, «визжащая» от переизбытка чувств, - когда она, «воровски оглянувшись», «тихонько кричит» в окно: «Прощайте! Голубков, береги Серафиму! Чарнота! Купи себе штаны!»
Кто-то из моих комментаторов заметил: «Мне нравится, что в фильме Люська не кричит эти слова Чарноте в окно, как в пьесе, а говорит тихим голосом до его ухода, прощаясь с ним навсегда. Великолепная сцена получилась». В фильме, с его возможностями крупных планов, - вероятно, да. Но мне кажется, что именно этот «тихий крик» ставит последнюю точку (нет, восклицательный знак) в образе Люськи. Впрочем, по-моему, кино-Люське как раз не хватает той лихости, которой автор так щедро её наделил.
А ещё попрошу обратить внимание, что первая часть её фразы-прощания – обращение к Голубкову: оценила Люська его преданность! Тем более что самой ей ждать подобного уже не приходится. Да, она заявляет: «Я всё равно пойду по этой дороге. Я не евши сидеть не буду, у меня принципов нету!» И не так уж, видимо, важно, что приходится отныне жизнь делить с «жабочкой»: главное – что уже не нужно никуда бежать и голодать. Недаром при виде былого спутника она буквально простонет: «Боже мой, Боже! Видно, не испила я ещё горькой чаши моей!.. Казалось бы, имела я право отдохнуть, но нет, нет... Недаром видела сегодня тараканов во сне!» - а в конце вздохнёт: «Боже мой! Когда же я, наконец, отдохну!»
**************
И в завершение рассказа – несколько слов о реальной судьбе Ниночки Нечволодовой. Довольно скоро Слащёв обвенчался с ней, и в Советскую Россию они вернулись вместе. Вероятнее всего, у них была дочь. Известно, что Нина вела драматический кружок при командирских курсах, на которых преподавал Слащёв.
О её судьбе после гибели мужа (кстати, напомню, что в пору создания первого варианта пьесы Слащёв был ещё жив) точных сведений нет. Кто-то предполагает, что она была «ликвидирована» ГПУ. Кто-то отождествляет её с другой (?) Ниной Нечволодовой - сценаристом вышедшего в 1937 году фильма «Юность», рассказывающего об эпизоде гражданской войны в Крыму (любопытно, что в 1925 году Слащёв был приглашён для участия в художественном фильме «Врангель» как консультант и исполнитель роли самого себя, и Нина тоже должна была сыграть там себя), а также автором книги «Юность Ленина». Сценарист и автор книги – явно одно лицо (в обоих случаях работала с соавтором – Л.Резниченко), отчество «ординарца Нечволодова» и писательницы, видимо, не совпадает (в одном случае – Николаевна, в другом – Павловна), но есть разные варианты имени Нины в разных источниках…
Самое смелое предположение – что в 1985 году Нечволодова снялась в фильме «Переступить черту» в роли Воронцовой. Но в титрах фильма помянута М.Нечволодова (никаких сведений о ней я не нашла) - впрочем, кто знает? Посмотрите:
**************
К последней публикации я получила насмешивший меня комментарий: «Впечатление, что автор Бега не читал. В последнее время это стало очень распространенной ситуацией. И пишущий, и читатели делают вид, что читали книгу (пьесу и т.д.) но в действительности они всего лишь смотрели экранизации. Думать. что экранизация - копия оригинала нет никаких оснований». Что ж, оставим автора сего высказывания наедине с его впечатлениями? Думаю, что спорить смысла нет, а для вас скажу, что читала, естественно, не в одном варианте.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о Булгакове здесь